Слишком похожий на моего мужа. Подорвавшись, он обнимает Алана – крепко, как своего…
Как своего отца.
Они втроем смотрятся рядом так естественно, как будто давно знают друг друга.
Алан целует мальчика в макушку и по-отечески обнимает его за плечо.
Я слышу их голоса – они обсуждают, в какое кафе пойти на завтрак всей семьей.
А мне все становится ясно и без слов.
У моего мужа есть сын.
И я – ничего об этом не знала.
Я сжимаю губы и поправляю занавеску у окна, скрываясь за ней и как будто еще надеясь, что это просто сон.
Но это не сон.
Это даже не измена – это хуже. Ложь. Холодная, методичная и долгая. Он годами жил на две семьи и обманывал меня столько лет, в то время, как я была ему верна.
Даже больше – я никогда не лезла в его сумку и, тем более, не мониторила его телефон. Все пятнадцать лет я доверяла ему как самой себе, но сегодня мой иллюзорный мир, кажется, рухнул навсегда.
Я беру телефон в руки и решаю позвонить мужу – интересно, что он ответит мне?
– …Я добрался и уже заселился в гостиницу, можешь не переживать, – слышу голос мужа, доносящийся из динамика.
Ответ Алана – четкий, выверенный и спокойный.
А мое сердце разбито.
Вот и все.
Вот и все.
– Рада за тебя, – выдавливаю искренне.
Я набрала ему почти сразу, как сошла с поезда, но так и не смогла сказать ему, что я все знаю. Не смогла пересилить себя. Мне стыдно, что я проследила за ним, хотя стыдно должно быть явно не мне…
– Я скоро приеду, Аль. Скучаю по тебе, – говорит муж.
– Обо мне не переживай. Я найду, чем себя занять.
– Отлично, любимая. У меня много работы, отключаюсь. Люблю тебя.
Муж сбрасывает звонок, и наш короткий разговор обрывается.
Город, в котором у Алана вторая семья, оказывается для меня чужим. Не похожим на все, что я знаю, он больше провинциальный: с узкими улицами, побеленными фасадами, крошечными магазинами и густыми аллеями с каштанами. Все кажется слишком тихим, слишком аккуратным и незаметным.
У меня целый день в запасе, потому что обратный поезд отбывает только вечером. Я могла бы остаться на вокзале, но другая сторона во мне – желающая узнать все здесь и сейчас – борется во мне и заставляет двигаться дальше.
Я брожу вдоль улиц. По пути обхожу несколько кварталов, захожу в парк. Все кажется странным – будто чужое кино. Люди пьют кофе и никуда не торопятся, а у меня все пульсирует под кожей – в ушах, в висках. Образ того мальчика и то, как он смотрел на Алана, как ждал его прибытия – не выходит у меня из головы.
Он ждал отца.
Он любил своего отца.
Как ты мог, Алан?
Через полчаса я чувствую, как изматывающая бессонная ночь, жара, все это вместе выматывает меня. Я иду почти без сил, пока не вижу яркую вывеску той самой разрекламированной кофейни – ее реклама встречается на каждом углу. Баннеры, таблички, даже листовки на остановке. Я решаю, что это знак или хотя бы повод сесть.
Я заказываю кофе и первый попавшийся салат – чисто чтобы притупить чувство голода.
Сажусь у окна и молча смотрю на улицу. Мои пальцы холодные, а сердце ноет от переизбытка вопросов в голове.
Сколько лет ты скрывал это, Алан?
Сколько лет у тебя была другая жизнь, другая семья? У тебя взрослый сын – младше нашей дочери, а это значит, что ты изменил мне в браке.
Поверить не могу…
Где все это время были мои глаза?
Я не плачу. Я слишком устала – даже внутри что-то выгорело.
Я почти допиваю кофе, когда над дверью звенит колокольчик. Легкий звук – как плеть по нервам. Я поднимаю глаза почти машинально и замираю.
Что?
Боже…
Вот что значит маленький город – здесь даже кофейня одна на всех.
Мое сердце проваливается в бездну, когда я вижу Алана и… его вторую семью.
Алан заходит внутрь первым. Без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами и уже без вещей. Выглядит легко, почти по-домашнему. С ним рядом идет та самая женщина – чуть моложе меня, и между ними – мальчик. Он держит Алана за руку и в целом они выглядят как семья.
А я так… приложение к его жизни.
Я прижимаюсь к спинке стула, инстинктивно поворачиваюсь боком, чтобы хоть немного скрыться или попытаться раствориться в мебели, вот только ирония судьбы в том, что из свободных столиков здесь всего лишь один – и он рядом со мной.
Они садятся за стол прямо рядом. Почти вплотную. Через одно сиденье.
И я слышу каждое слово.
Боже, каждое.
И тогда я впервые слышу голос той девушки – сладко-нежный:
– Как хорошо, что мы все-таки заехали домой. Ты принял душ после дороги, теперь можно вкусно позавтракать, правда, дорогой?
Дорогой…
– Правда. Артем, заказывай все, что ты захочешь, – слышу теплый голос моего… мужа.
– Хорошо, пап.
Пап…
Пап!
Я вздрагиваю.
Почти резко, почти больно.
Удар ножом – и то не такой больной!
– Пап, а когда ты приедешь снова?
– Я постараюсь приезжать чаще, когда улажу некоторые вопросы, – отвечает Алан.
– Не дави на папу, Артем. Он большой человек, прокурор столицы, и он очень занят.
– Надя, для нашего сына я никогда не занят, – прерывает Алан.
Я не выдерживаю.
Сжимаю ладони в кулаки так, что ногти впиваются в кожу – почти до боли.
Надя. Ее зовут Надя.
Она говорит Алану что-то шепотом, я не различаю слов, но вижу, как он опускает ей руку на плечо и слегка улыбается. Ласково. Знакомо. Так, как улыбался только мне.
– Ты ведь меня не бросишь? – слышу голос подростка.
За грохотом собственного сердца я слышу, как Алан говорит:
– Никогда.
Никогда.
– Сегодня мы все вместе поедем домой, – произносит Надя. – Я приготовила вкусный десерт для вас с папой на ужин. Да, дорогой?
Глава 2
Я возвращаюсь домой на следующий день.
Возвращаюсь я на полном автопилоте, потому что на большее меня просто не хватает.
Я захожу в дом, снимаю обувь, бросаю сумку и закрываю дверь на все замки, затем отключаю телефон.
Алан не пишет и не звонит. В командировках он всегда был максимально сосредоточен на работе, и раньше меня это устраивало. Раньше, но не сейчас.
Ведь сейчас я более чем понимаю причину его занятости, и название этой причины – вторая семья.
Два дня я никуда не выхожу. Стараюсь пить воду, чтобы поддерживать водный баланс, но почти ничего не ем. Иногда включаю телефон, чтобы поговорить с дочкой, как сегодня.
– Как ты, милая?
– Все супер, мам, – слышу ее радостный голос. – Сегодня дедушка установил бассейн, и я не вылезала оттуда весь день, а потом бабушка напекла блинчиков…
Я улыбаюсь и еще раз убеждаюсь в том, что отправить дочь на лето к бабушке с дедушкой – была лучшая идея. Так я успею подготовить дочь к новости о разводе. Дине уже четырнадцать, уверена, она меня поймет, но пока я решаю ни о чем ей не говорить.
– Бабушка зовет на обед. Папе привет! Люблю тебя, мам!
– И я тебя, Ди.
Мы с Диной прощаемся, и еще некоторое время я лежу в тишине. Думаю о дочери и о себе – странно, но мне не хочется плакать. Боль выгорела. Остался только пепел.
На третий день звонит Адель – моя подруга с экономического университета. Веселая, шумная и прямолинейная.
– Аля! Ты вообще с ума сошла? У тебя телефон отключен три дня! Я уже собиралась выезжать к тебе!
– Привет, Адель.
– Ты забыла? Послезавтра встреча выпускников! Нам надо выглядеть лучше, чем все! Я уже записалась в салон на завтра, пошли со мной. Потом – шопинг. Снимем стресс.
Она не спрашивает, что со мной. Знает, что если нужно – расскажу, а если нет, то не стоит лезть, это и делает нашу дружбу крепкой.
– Хорошо, – говорю я. – Встретимся завтра после обеда.
Пока Адель болтает, я поднимаюсь. Смотрю в зеркало. Кожа бледная, волосы собраны в небрежный пучок, но глаза – ясные. В них больше нет паники. Только усталость и злость. Злость – за предательство, за ложь, за годы, которые я верила в то, чего, возможно, никогда не было.
Я надеваю рубашку и джинсы, делаю легкий макияж. Открываю телефон – тридцать два не прочитанных сообщения, и ни одного от него.
Плевать.
Я сажусь в машину и еду в свою кофейню.
Когда-то я открыла ее на спор. Алан не верил, что я справлюсь – «это не женское дело», «там же все сложно», но уже через полгода у нас была очередь из гостей. А через год – первая солидная прибыль. Сейчас у меня три смены, молодая управляющая и постоянные клиенты, которые заказывают капучино по имени.
В кофейне прохладно, пахнет корицей и карамелью. Я здороваюсь с бариста, подхожу к управляющей – у нее вопрос по поставке десертов, в меню какой-то сбой. Я все решаю быстро, четко. Люди слушаются меня. Уважают.
