Я построила свое дело с нуля, сама, без чужой фамилии и протекции.
Это знание греет и держит на плаву. Особенно – сейчас.
Вечером я задерживаюсь на работе. Сижу в кабинете, пока не темнеет. Перебираю старые записи, корректирую планировки, заказываю новые чашки. Все – чтобы не думать об Алане, но к ночи я понимаю, что мои мысли все равно перетекают к нему.
Алана все нет. Ни звонка, ни сообщения. Как будто я – пустое место. Как будто он и не обещал любви, не растил со мной дочь. Как будто нас никогда и не было.
Я возвращаюсь домой поздно. Машина мягко въезжает в двор, фары освещают фасад. Тишина. Шторы опущены. Свет не горит.
Я сажусь на ступени и осматриваю ухоженную территорию, о которой мы вместе заботились.
Почему ты солгал мне, Алан?
Я смотрю на экран телефона, и мне приходит короткое напоминание о завтрашней встрече с подругой. Пропустить нельзя, ведь послезавтра – встреча выпускников.
И хочу я того или нет, но к этому дню я должна собрать себя по кусочкам.
Глава 3
– Я тебя с трудом узнала, – говорит Адель, вытягивая губы в легкой улыбке. – Ты в порядке, моя девочка?
На мне светло-серый тренч, очки, волосы уложены и распущены, но вид у меня, и правда, не очень.
Я измучено улыбаюсь и киваю головой:
– Поболтаем позже. Сперва хочу найти платье, пока я полна энтузиазма.
– Как скажешь, дорогая.
Мы идем по бутику. Консультанты улыбаются, здесь все, как всегда – музыка, зеркала в золоте, белые стены, запах дорогого парфюма. Жаль только, что внутри у меня пустота и горечь…
– Смотри, вот это – шик! – Адель подносит к себе короткое черное платье. – И спина открыта, и плечи! И ни один одноклассник после встречи со мной не уйдет спокойным…
Я смеюсь. Она говорит это с таким азартом, будто мы снова двадцатилетние девчонки. Это помогает. Очень.
Мы выбираем платья долго. Я беру платье цвета глубокого изумруда. Лаконичное, с акцентом на талию. Адель уходит в коктейльное серебро – «пусть ослепнут», как она говорит.
После примерок – кофе. Потом – ресторан на втором этаже торгового центра. Мы заказываем пасту и воду с лимоном. Адель болтает о косметологах, о новой работе, о муже – ее третьем. Как будто чувствует, что мне нужно время, поэтому она заполняет его веселой болтовней.
Когда еда подходит к концу, я кладу вилку и смотрю в окно.
– Он мне солгал.
Адель замирает.
– Кто?
– Алан. Он сказал, что уехал на дело. Я нашла билеты, но они оказались фальшивыми. Я проследила и поехала за ним в другой город.
Губы Адель приоткрываются, а глаза распахиваются от шока по мере того, как я веду рассказ. Я рассказываю ей все – до последней капли. Даже говорю, как зовут его сына. Артем.
После моей речи наступает короткая пауза.
– Аля, черт… – шепчет подруга. – Ты уверена?
– Я видела их своими глазами. Он даже не пытался это скрыть. Все было так… естественно. Как будто он давно с ними. Это его вторая семья, Адель. Или первая – как знать…
Адель медленно тянется к моей руке. Сжимает.
– Я не знаю, что сказать. Ты держалась так спокойно, я бы ни за что не догадалась.
– Мне нужно держать лицо. Особенно – к его приезду.
– Боже, ты уверена, что ты все правильно поняла? Как иногда бывает, знаешь, от недосказанности наш мозг начинает придумывать и накручивать разные варианты. Я на твоей стороне, но у меня так с первым мужем было…
– Алан называл его своим сыном. А мальчик звал его папой. Он от другой женщины.
Адель откидывается в кресле. Глядит в потолок, будто ищет там нужные слова.
– Значит, мой муж был прав. Он видел Алана с каким-то ребенком. Я тебе говорила, помнишь?
– Помню, это было год назад, – киваю, вдруг вспоминая те события. – Алан тогда сказал, что это его дальний племянник. Они пересеклись в городе, вот и все…
Пауза.
– Господи, какая же я дура, – стону я. – Еще год назад его видели с сыном, а я поверила в его ложь про племянника…
– Надо подавать на развод! – решительно заявляет Адель. – У меня их было два! Там не страшно, Аль.
– Ага, – я криво улыбаюсь.
– Послушай… ты не одна. Я рядом. Всегда. Что бы ты ни решила – уйти, остаться, выговориться, выплакаться. Я – рядом.
– Спасибо, – шепчу я. – Мне правда это нужно.
– А Дина?
– Дочь пока ни о чем не знает.
Мы сидим еще немного в молчании, но оно уже не гнетущее. Тихое, почти теплое. Я чувствую, как внутри становится легче.
К вечеру мы с Адель едем ко мне домой – отмечаем мой грядущий развод, до утра поем песни, а потом вместе горько плачем.
На следующий день я вспоминаю о годовщине свадьбы, когда рано утром в дверь стучит курьер и вручает мне большой букет и коробочку с золотым браслетом. Алан сдержал обещание сделать памятный подарок, но не учел того, что один памятный подарок он уже сделал. Его сын стал для меня таковым.
Ну а мой подарок только готовится, а именно – заявление о разводе.
Глава 4
Шумный зал ресторана переливается огнями – свечи на столах, мягкий свет люстр под потолком, а на входе пахнет свежими цветами и духами.
– Ну что, мы готовы? – шепчет Адель, поправляя серебристое платье, в котором она сияет, как никто больше из пришедших.
Я киваю. Мое платье – глубокого изумрудного оттенка, струящееся и подчеркивающее фигуру. В нем я чувствую себя собранной и в то же время слегка раскованной. То, что нужно женщине перед разводом – почувствовать себя слегка раскованной, слегка сумасшедшей, слегка особенной.
Мы входим в зал ресторана последними.
Здесь слышны возгласы, смех, тосты. Кто-то оборачивается, машет рукой, и я замечаю знакомые лица, те, что со временем стали мягче, полнее или, наоборот, резче. Годы не пощадили многих, но все улыбаются одинаково широко – как будто вернулись в прошлое, на пятнадцать лет назад, в наш выпускной.
– Адель! Аля! – к нам спешит Лейла, бывшая староста. Она теперь пышная, с короткой стрижкой, в ярко-синем платье. – Господи, какие вы красавицы! Ничуть не изменились!
Я улыбаюсь, принимая ее объятия, пока вокруг слышатся комплименты. Кто-то шепчет: «Посмотри, как они выглядят…» Женские взгляды скользят по нам с завистью, мужские – с интересом. Адель ловит это и откровенно наслаждается. Я же держу дистанцию, позволяя улыбке быть мягкой, но не слишком открытой.
Мы идем к столу. Атмосфера почти беззаботная – напитки, легкая музыка, разговоры вперебой. Я слышу фрагменты фраз: «помнишь, как на выпускном…», «я тогда и подумать не мог, что стану директором»…
Адель шутит, смеется, сразу собирает внимание на себе. Она всегда умела это. Я же держусь спокойнее, хотя чувствую, что на нас все равно смотрят.
Я отодвигаю стул и усаживаюсь, а когда поднимаю взгляд – время словно останавливается.
Напротив меня сидит мужчина. Высокий, широкоплечий, с резкими чертами лица, которые время только подчеркнуло. Виски слишком рано тронуты сединой, взгляд – прямой, цепкий. Он тоже меня видит.
Тимур.
Первая любовь. Тот, кто однажды держал меня за руку под школьными липами и клялся, что не отпустит никогда. Тот, кого я потом отпустила сама – слишком рано, слишком резко.
Наши глаза встречаются, и весь зал растворяется. Смех, звон бокалов, музыка – все уходит на второй план. Есть только он и я. Его взгляд, будто тянущий к себе, мой – не в силах оторваться.
Я чувствую, как сердце стучит быстрее. Я не знаю, улыбается ли он мне или кому-то другому. Не знаю, что отражаю я сама. Но это столкновение взглядов – как удар.
Мы все еще смотрим друг на друга, как будто и не было тех пятнадцати лет. Как будто мы снова те самые подростки, которые впервые целовались в тени школьного двора.
Первым нарушает тишину Тимур:
– Здравствуй, Аля.
Голос низкий, чуть хриплый. Не чужой. Слишком знакомый. Я ловлю себя на том, что сердце срывается с ритма.
– Привет, Тимур… – выдыхаю. Слова слетают с губ едва слышно, и я сама удивляюсь, что смогла их произнести.
Тимур чуть улыбается. В его улыбке нет легкости, есть осторожность, почти недоверие, будто он и сам не верит, что я перед ним.
– Ты ничуть не изменилась.
С его губ это не звучит как банальный комплимент. В его глазах нет игры, он смотрит так, словно вглядывается в каждую черту моего лица, сверяя с той памятью, что он носил все эти годы.
Я тоже не отвожу взгляда.
– Спасибо. Ты почти тоже.
На секунду между нами повисает тишина, слишком густая для шумного зала, но тут кто-то за спиной хлопает меня по плечу и спрашивает:
– Аля! Ты ведь наша красавица! Чем занимаешься теперь?
– У меня своя кофейня, – отвечаю я. – Небольшая сеть. Дела идут стабильно.
Кто-то удивленно ахает, кто-то начинает засыпать вопросами: «Сама открыла?», «Сколько у тебя точек?». Я улыбаюсь, отвечаю, но чувствую на себе взгляд. Тяжелый, внимательный. Тимур сидит чуть поодаль, но его глаза будто держат меня привязанной к стулу.
И тут один из одноклассников, уже с красным лицом от напитков, шутливо кидает:
– А правда, что твой муж – главный прокурор города?
Я замираю на миг, беру бокал и делаю маленький глоток.
– Да, – тихо подтверждаю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
– Вот это да! – удивляются за столом. – Повезло, Аля, такой муж…
Я только киваю, глядя куда-то в сторону, делая вид, что слушаю общий разговор. Но чувствую его. Взгляд напротив. Тот самый, от которого мне пятнадцать лет назад хотелось спрятаться и в то же время в котором хотелось – раствориться.
Шум растет. Кто-то поднимает бокал за учителей, кто-то зовет танцевать. Зал оживает, и все постепенно перетекают на танцпол, смеются и вспоминают старые песни.
Я же тихо встаю и выхожу на балкон.
Вечер теплый, августовский. Воздух пахнет ночными цветами и дымом. Я кладу руки на перила, смотрю вниз, где мерцают огни улицы. В груди будто пустота – тяжелая, но необходимая.
Я делаю вдох, пытаясь успокоиться.
И вдруг слышу шаги за спиной. Медленные, уверенные.
Я оборачиваюсь и вижу его – Тимура.
Он такой же высокий, как тогда, только волосы чуть светлее, а взгляд – глубже, взрослый. Но в нем все равно угадывается тот мальчишка, который когда-то писал мне записки на переменах и ждал у ворот школы.
Теперь в нем больше тяжести, опыта и какой-то мужской усталости.
– Помнишь выпускной? – вдруг спрашивает он. – Ты тоже тогда сбежала на балкон.
Я улыбаюсь, хотя в горле ком.
– Конечно. Только там я стояла одна.
