Я щелкаю на последнюю ссылку.
Статья трехлетней давности. Желтая пресса, но с фактами. Елизавета Волжина, двадцать девять лет, погибла в автокатастрофе. Грузовик выехал на встречную, удар пришелся в водительскую дверь. Смерть мгновенная. Она была на восьмой неделе беременности.
Фотография: он и она на каком-то мероприятии. Она – темные волосы, открытая улыбка, рука на его локте. Он – моложе, мягче, без этой трещины во взгляде. Счастливый.
Был счастливый.
Я закрываю вкладку. Открываю снова. Смотрю на его лицо – тогда и сейчас. Три года. Всего три года, а как будто разные люди. Тот, на фото, еще верил во что-то. Этот, сегодняшний, не верит ни во что.
«Человек, который разучился быть счастливым»
Я сказала ему это в лицо. Зачем? Зачем я вообще открыла рот?
Профессиональная дистанция – первое правило. Не вмешиваться, не комментировать, не лезть в чужую жизнь. Снимай, бери деньги, уходи. Десять лет я соблюдала это правило. Десять лет оно защищало меня от чужой боли, от чужих историй, от чужих темных глаз.
А потом пришел он.
«Меня зовут Никита».
Зачем он это сказал? В договоре – «господин Волжин», в статьях – «Никита Максимович», для сестры – просто «Никита». Но он не обязан был представляться. Не обязан был стоять передо мной, требовать снимок, смотреть так, будто я украла что-то ценное.
Не обязан был заставлять меня чувствовать.
Откидываюсь на спинку кресла. Кадр запрыгивает на стол, укладывается прямо на клавиатуру. На экране появляется строка бессмысленных символов.
– Очень помогаешь.
Он мурлычет, глажу его по спине – автоматически, не думая. Мысли далеко. Никита Волжин. Я знаю это имя. Знаю это лицо. Не из статей – я не читаю деловую прессу. Не из светских новостей – я их избегаю, слишком много воспоминаний о прошлой жизни.
Я видела его.
Лично.
Где?
Память услужливо подбрасывает образы. Мероприятие? Возможно. Я снимала сотни мероприятий, тысячи лиц. Может, он был гостем на какой-то свадьбе, на корпоративе, на презентации. Может, мы сталкивались в коридоре, в лифте, у входа.
Нет. Не то.
Я бы не запомнила случайное лицо в толпе. Я запоминаю только тех, кого снимала. Или тех, кто произвел впечатление. Он не попадал в мой объектив до сегодняшнего дня, это точно. Значит, впечатление.
Но какое? Закрываю глаза. Пытаюсь поймать обрывок, тень воспоминания. Темные волосы, жесткая линия челюсти, взгляд, который давит. Где я это видела? Когда?
Образ ускользает. Как сон, который помнишь секунду после пробуждения, а потом – пустота. Это сводит с ума.
Не люблю загадки. Не люблю, когда что-то не сходится, не складывается в картинку. Профессиональная деформация. Фотограф должен видеть целое, должен понимать, как элементы соединяются в кадр.
А тут – дыра. Черное пятно в памяти.
Кадр спрыгивает со стола и уходит в темноту коридора. Я остаюсь одна. Компьютер мерцает, открываю новую вкладку. Ввожу другой запрос.
Никита Волжин фото.
Сотни снимков. Он на конференциях, на открытиях отелей, на благотворительных вечерах. Всегда в костюме, всегда с одним и тем же выражением – ледяная вежливость, закрытое лицо, глаза, которые не пускают внутрь.
На некоторых с женой. Она рядом, улыбается за двоих. Он не улыбается, но рука на ее талии, и в этом жесте: собственничество, защита, любовь. Как у волка с волчицей.
Был.
Листаю дальше. После ее смерти фотографий меньше. Он избегает камер, это видно. Появляется только там, где нельзя не появиться. Стоит с краю, уходит первым. Как сегодня.
Он простоял всю свадьбу у колонны. Один. С бокалом, к которому наверно и не притронулся. Смотрел на сестру, единственного человека, который заставлял его лицо чуть-чуть смягчаться.
Я поймала этот момент. И другой, когда он смотрел на молодоженов, и в его глазах было столько боли, что хотелось отвернуться. Но я не отвернулась. Я сняла.
А потом – удалила.
При нем, как обещала. Но образ остался. В голове, под веками, в кончиках пальцев. Я помню каждую линию того кадра. Свет, тень, угол. Его лицо, пойманное в момент абсолютной уязвимости.
«Я бы тоже не удалил»
Он знал. Как-то знал, что я сохранила снимок. Может, видел по глазам, может, почувствовал. Этот человек замечает больше, чем показывает. Как я. Два хищника, которые узнали друг друга.
Трясу головой. Хватит.
Закрываю браузер. Встаю, иду в ванную. Горячая вода льется на плечи, смывает усталость, чужие духи, запах шампанского. Стою под струей и думаю: забудь. Завтра будет новый заказ, новые лица, новые чужие праздники. Он останется в прошлом, как и странный разговор, темные глаза, фраза, которую не надо было произносить.
Забудь.
Но когда я вытираюсь и смотрю в запотевшее зеркало, мне кажется, что я вижу его отражение за своим плечом. Наваждение.
Иду в спальню. Кадр уже лежит на подушке – на моей половине, естественно, ложусь рядом, закрываю глаза. Сон не идет.
Лежу в темноте и перебираю воспоминания, как четки. Последние пять лет – после Павла. Работа, работа, работа. Редкие выходные. Поездка к отцу, когда он еще был жив. Похороны. Год траура. Снова работа.
Где в этой цепочке мог появиться Никита Волжин?
Нигде. И все же… Образ всплывает внезапно.
Не целиком – фрагмент. Его спина в темном пальто, широкие плечи, наклон головы. Он стоит у окна, смотрит на что-то внизу. Я прохожу мимо, случайно поднимаю глаза, вижу его профиль.
Где это было? Больница. Сердце пропускает удар.
Больница. Три года назад. Я приезжала к отцу, он лежал в онкологии, последние недели перед концом. Шла по коридору, искала кофейный автомат. И видела мужчину у окна, неподвижного, как статуя. Он не обернулся, но я запомнила его спину, его неподвижность, его тишину.
Тогда я подумала: человек, который ждет плохих новостей. Или уже получил. Это был он?
Я не уверена. Не могу быть уверена, прошло три года, я видела только спину, только профиль. Но что-то внутри говорит: да. Это был он. Он стоял у того окна, а где-то в палатах его жена умирала или уже умерла, и он не знал, куда деть руки, куда деть себя.
Как я. В тот день мне позвонили в три часа утра. «Ваш отец скончался. Приносим соболезнования». Я не плакала. Просто сидела на кухне до рассвета и смотрела в стену. Кадр терся о мои ноги, мяукал, требовал внимания. А я не могла пошевелиться.
Может, он сидел так же. Может, мы горевали в одном здании, на разных этажах, каждый в своем аду. Странная связь. Невидимая нить между двумя незнакомцами, которые потеряли кого-то в одних стенах.
Или я выдумываю.
Я хороша в этом – выдумывать истории, видеть связи там, где их нет. Профессиональная деформация. Фотограф, тот же рассказчик, просто вместо слов у него кадры.
Но глаза не обманывают. Я видела его до свадьбы. Лично, не на фото. И это что-то значит – или не значит ничего.
Я не знаю. И это злит больше всего.
Кадр мурлычет, устраиваясь под боком. Теплый, живой, настоящий. Единственное существо, которое я подпустила близко за последние пять лет. Ему можно доверять. Он не ударит, не предаст, не исчезнет. Только будет смотреть с презрением и требовать еду.
Идеальные отношения. Единственные, на которые я способна.
Никита Волжин, это проблема, которой у меня нет. Богатый, сломанный, красивый – полный набор красных флагов. Я достаточно умна, чтобы держаться подальше. Достаточно опытна, чтобы не вестись на темные глаза и сильные руки.
Я видела, куда это ведет. Синяки под свадебным платьем. Никогда больше.
Засыпаю с этой мыслью. А снится мне его спина у больничного окна и голос – низкий, хриплый: «Меня зовут Никита».
И я почему-то отвечаю: «Я знаю».
Глава 5
Не считал, сколько прошло времени, просто знал, так работает мой мозг. Разбивает время на отрезки, раскладывает по полочкам, контролирует.
Две неделе. Четырнадцать дней. Триста тридцать шесть часов. Я не считал. Контроль – единственное, что у меня осталось.
Папка лежит на столе.
Дина Игоревна Вернер. Тридцать один год. Свадебный фотограф и фотограф для мероприятий. Образование – журфак МГУ, специализация «фотожурналистика». Была замужем за Павлом Вернером, ресторатором, развелись пять лет назад. Причина развода не указана. Отец – Игорь Вербин, умер три года назад от онкологии. Мать – умерла при родах.
Сухие факты. Скелет биографии.
Дмитрий, как всегда, выполнил работу качественно. Но в этой папке нет того, что я хочу знать. Нет ответа на вопрос, почему она снится мне каждую ночь. Почему ее низкий и, спокойный голос звучит в голове, когда я пытаюсь сосредоточиться на отчетах. Почему я помню запах ее духов, хотя стоял в двух шагах и не должен был его чувствовать.
«Человек, который разучился быть счастливым»
Прошло две недели, а я до сих пор слышу эту фразу. Закрываю папку. Отодвигаю на край стола. За окном – Москва. Двадцать восьмой этаж, панорамные окна, вид на город, который я строил последние пятнадцать лет. Мой кабинет, мой этаж, мое здание. Все под контролем.
Почти все.
Стук в дверь.
– Войдите.
Марина, мой ассистент, появляется на пороге с планшетом в руках.
– Никита Максимович, список подрядчиков на корпоратив. Нужна ваша подпись.
Корпоратив. Ежегодное мероприятие для партнеров и ключевых клиентов. Пятьсот гостей, ресторан на крыше моего нового отеля, бюджет – не смотрю, все равно утвержу. Беру планшет. Листаю список. Кейтеринг, декор, музыка, охрана…
Фотограф. Дина Вернер. Сердце делает лишний удар. Всего один, но я замечаю.
– Кто выбрал фотографа?
– Отдел маркетинга. – Марина смотрит в свои записи. – Ее рекомендовала Анна Максимовна после свадьбы. Сказала, что качество превосходное.
Аня. Конечно.
Моя сестра, которая лезет в мою жизнь с упорством носорога. Которая звонит каждый день и спрашивает, как я себя чувствую. Которая, видимо, заметила что-то на свадьбе и решила помочь.
Я должен вычеркнуть это имя.
Взять ручку, провести линию, найти другого фотографа. В Москве их тысячи. Профессиональных, талантливых, без серых глаз и фраз, которые попадают точно в цель.
Я должен.
– Все в порядке, – ставлю подпись внизу страницы. Марина кивает и выходит.
Смотрю на закрывшуюся дверь. Что я делаю?
Это не контроль. Это противоположность контроля. Это… я не знаю, что это. Желание увидеть ее снова? Проверить, так ли она выглядит, как я помню? Убедиться, что две недели без сна – просто усталость, а не что-то большее?
Я не делаю ничего просто так.
Каждое решение – взвешено, просчитано, обосновано. Бизнес научил меня этому. Эмоции – плохой советчик. Импульсы – враг успеха.
А это – импульс. Чистый, необъяснимый, опасный.
Встаю, подхожу к окну. Город внизу живет своей жизнью: машины, люди, огни. Всем плевать на мои решения, на мои бессонные ночи, на папку с сухими фактами на столе. Лиза любила этот вид.
Мысль приходит непрошеной, как всегда. Я отсекаю ее – быстро, привычно. Но что-то остается. Осадок. Тень. Три года я не смотрел на других женщин. Не потому что хранил верность – мертвым не нужна верность. Потому что не мог. Не хотел. Не видел смысла.
А потом – она.
Блондинка в черном, которая не испугалась моего взгляда. Которая сказала правду в лицо и ушла, не дожидаясь ответа. Которая удалила снимок, но я до сих пор чувствую себя голым под ее объективом.
Она видела меня. По-настоящему. И не отвернулась. Может, поэтому.
Телефон вибрирует. Сообщение от Ани: «Слышала, корпоратив через неделю. Буду с Артемом. НЕ ВЗДУМАЙ прятаться в углу!!!»
Почти улыбаюсь.
