– Тише! – шепчу я. – Закрой дверь быстрее.
Горничная послушно прикрывает дверь и подходит ближе.
– Это же сова! – громким шепотом восклицает она. – Откуда она здесь? И она ранена…
– Влетела через окно, – киваю я на разбитое стекло. – Улька, помоги мне, пожалуйста. Нужно развести огонь и как-то перевязать ее.
– Я, конечно, мало что знаю о драконах. Но судя по тому, как его величие заставил уволить всех слуг, да и жить нам здесь не позволил, вряд ли он одобрит… – начинает она, однако я перебиваю.
– Мне он сказал не попадаться ему на глаза. Значит, если сова на глаза не попадется, он не узнает. Ты же не расскажешь?
Улька колеблется, но потом решительно кивает и берется за огниво.
– Я не знаю, что хуже: Клотильда или дракон, – вздыхает она.
Справиться с огнем у нее получается гораздо лучше меня: через пару минут в камине уже весело потрескивает пламя, а в комнату потихоньку тянется тепло.
Я нахожу рядом с камином какую-то корзину с сухой травой и перекладываю туда сову. А саму корзину ставлю на комод в углу и прикрываю распахнутые створки окна. Но это не решает проблемы разбитого стекла: с этим надо что-то делать, а то я так вообще как на улице жить буду.
– Я там платье принесла, – говорит Улька, – тебе бы переодеться. А потом Клотильда велела тебе тетушке Марте с посудой помочь.
Хотела фыркнуть, мол, обойдется, но потом решила, что сову-то надо чем-то кормить. А если где и можно найти еду, то только на кухне, да и хорошие отношения с прислугой мне не помешают.
– Поможешь мне найти, чем перебинтовать сову и заткнуть окно? Я пока переоденусь.
Она кивает и убегает, а я, пыхтя и отмечая, что метка, в общем-то, уже почти не чувствуется, переодеваюсь в новое, но такое же темно-синее платье. Как будто это чей-то любимый цвет.
Платье оказывается на удивление удобным, и в этот раз даже корсет не давит на метку. Порванное платье вроде бы пострадало не так критично, как это казалось по звуку. По большей части нужно просто собрать по шву и заменить завязки на корсете. Я-то думала, что дракон зверски разодрал его на клочки. Преувеличиваю, да.
Переодевшись, осторожно осматриваю рану совы. Похоже на след от какого-то ожога, глубокого, такого, который кровоточит. Но у птицы? Это что нужно сделать, чтобы обжечь спину совы? Живодеры.
Птица слабо шевелится, все же находит в себе силы поднять голову и посмотреть на меня умными желтыми глазами.
– Потерпи, красавица, – шепчу я и аккуратно глажу ее по шелковистым перышкам, почти не касаясь. – Сейчас попробуем тебе помочь.
Вернувшаяся Улька приносит тазик с водой, бинты, какое-то пыльное плотное полотно и склянку.
– Это от ушибов, – поясняет она, протягивая мне пузырек. – Может, поможет?
Поджимаю губы и качаю головой. Нет, от ушибов тут точно не поможет. Вот если бы у дракона той ядреной штуки достать, которой он мне мазал…
Я промываю ранку птицы и перебинтовываю ее, пока Улька натягивает полотно на окно так, чтобы не дуло. К сожалению, при этом возникает другая проблема: и так было темновато в комнате, а теперь вообще глаз коли, и единственный источник света – это камин.
– Тебе свечи надо будет взять у Марты, – говорит Улька. – Клотильда не даст. А у Марты был небольшой запас сальных свечей.
Сальные… я уже морщусь: насколько я помню, они и воняют, и сгорают быстро.
Сова после всех экзекуций, которые она, надо сказать, стойко перенесла, отковыляла в самый угол, нахохлилась и, кажется, решила поспать. И то хорошо, если бы она беспокойно себя вела, спрятать ее было бы сложнее.
Улька выводит к черной лестнице, по которой можно спуститься прямо на кухню, а сама убегает наводить порядок в тех комнатах, которые еще не успела убрать.
В помещении пахнет свежей выпечкой и травами. У плиты хлопочет полная женщина в темном платье и белом переднике. Услышав мои шаги, она оборачивается:
– А, это ты, живой подарочек господина, – говорит она без особого удивления, но с явным сочувствием. – Я считаю, дикий обычай. И откуда его только откопали? Лет сто уже так не делали, а тут вдруг решили. Проголодалась?
На самом деле да. Потому что вместо обеда я получила такое себе лечение, а потом меня выгнали из столовой.
– Нет… то есть да, но не совсем, – подбираю я слова, чтобы объяснить, что мне нужно не только себе еду.
– Да не бойся ты, – отмахивается Марта, ставя на небольшой деревянный стол тарелку с ароматной тушеной картошкой и сочным гуляшом. – Его величие предупредил, что если ты сама не придешь, тебе принести еду надо.
Я даже осекаюсь… Дракон предупредил обо мне? Вот это новость! Или это такое “извини, что испортил обед и платье”?
От еды, конечно, я не отказываюсь и с удовольствием смакую нежное мясо, практически таящее во рту.
– Ешь-ешь, а то вон какая худая, – говорит кухарка. – В вашем приюте наверняка не докармливали. Хоть нормальной еды попробуешь. И не бойся меня, к тетушке Марте всегда можно прийти, особенно если Клотильда замучает.
Улыбаюсь от того тона, которым кухарка это произносит: будто с дочкой разговаривает. Интересный расклад сил получается в этом доме: Марта и Клотильда как два полюса.
– Понимаете… – я решаю не откладывать и рассказываю тетушке Марте про сову.
Она внимательно выслушивает, не перебивая, вытирает тыльной стороной запястья лоб и смотрит на меня:
– Что ж. Птицу выходить надо, это верно. Только тайно.
– Я знаю, – киваю я. – Но как скрыть?
Кухарка хмыкает:
– Шила в мешке не утаишь. Но я тебе точно помогу, – от ее теплой улыбки так же тепло становится на душе. – Только смотри, держи сову у себя. В том флигеле можно попробовать спрятаться. Его только старый хозяин для своих нужд использовал. Клотильда наверняка из вредности туда тебя поселила, не жил там никто и никогда.
Тетушка Марта достает из кладовой немного сырого мяса и три свечи.
– Вот, это должно подойти. И чашку воды не забудь.
– Спасибо! – искренне благодарю я. – Можно я вам помогу? Посуду хоть помою?
Мне действительно очень хочется отблагодарить Марту за понимание, душевное тепло и помощь.
– Иди уже, – добродушно ворчит она. – Сегодня и посуды-то немного. Может, потом, когда попрошу тебя. И если что понадобится – приходи.
То ли эмоции дня зашкаливают, то ли радость оттого, что кто-то позаботился обо мне, но я неожиданно для себя обнимаю Марту, а она охает и с улыбкой обнимает в ответ.
– Иди-иди, – она, кажется, краснеет. – Дите еще, а столько испытаний…
Для себя отмечаю, что даже там, в моей жизни, я так давно никого не обнимала. А сейчас словно даже просто от одного этого радостнее стало.
Когда я возвращаюсь в комнату, там хоть и стало чуть теплее, но ненамного: огонь в камине почти погас, а прогреть все помещение не успел. Подкладываю дров, но согреться все равно не получается. Сова просыпается, когда я подношу ей мясо, жадно клюет его.
До самого вечера у камина ковыряюсь с платьем: все пальцы себе исколола, глаза сломала в этом полумраке, но, похоже, теперь у меня есть как минимум сменная одежда.
Спать ложусь в ледянющую постель, как есть, в платье и покрывале и с искушением надеть сверху второе платье. Но даже несмотря на дикий холод, засыпаю почти сразу. А просыпаюсь я от саднящего горла.
Во рту пересохло, хочется пить. Еще и в носу чешется. Но как-то и неудивительно после прогулки почти голышом по улице.
Воды я взяла только птице, о себе я почему-то не подумала. Поэтому, смирившись с необходимостью идти на кухню, подкидываю еще полено в камин, зажигаю свечу и выхожу в коридор.
В доме тихо, только где-то скрипят половицы да воет ветер в дымоходе. Прохожу через темный пустынный холл к черной лестнице… И замечаю полоску света из-под двери кабинета. Дверь приоткрыта, внутри пляшет оранжевое пламя свечи.
Дракон не спит? Что он делает? Любопытство берет верх над осторожностью. Я тихонько подкрадываюсь ближе, заглядываю в щель…
Глава 5
– Кажется, я предупреждал, что не стоит попадаться мне на глаза, – с легкой хрипотцой звучит низкий голос около моего уха, а дыхание щекочет шею. – А любопытство может быть вредно для здоровья.
Сердце пропускает удар, я резко втягиваю воздух, и легкие наполняет аромат дубовой коры и острого перца. Мужской, крепкий, суровый. Такой, каким кажется этот дракон, ставший внезапно моим хозяином.
Я резко оборачиваюсь, едва не теряя равновесие, но Роувард успевает меня подхватить и не позволить упасть. Он оказывается совсем близко, возвышаясь надо мной как темная гора.
– Мне кажется, подкрадываться со спины – это не признак хорошего воспитания? – на выдохе отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, а не хрипло из-за испуга и простуды. – Я всего лишь хотела попить, это мне запрещено?
Дерзко. Мне надо взять себя в руки и перестать огрызаться, а то до добра не доведет.
– Кажется, кухня в другой стороне, – произносит, выгнув бровь, Роувард. – Что ты хотела в моем кабинете?
На это мне и правда нечего ответить. То, что мне стало любопытно, – явно не оправдание. Что я думала увидеть? Как он превращается в дракона? Или проводит какие-то магические эксперименты?
– Хотите мне напомнить про то, что я всего лишь рабыня и у меня нет никаких прав? – спокойно, даже с какой-то горькой усмешкой задаю я вопрос.
Пожимаю плечами и тут же жалею об этом: на последних словах, в горле словно наждаком проводят, а голос окончательно срывается на сип. Дракон хмуро сдвигает брови и, сделав шаг назад, окидывает меня оценивающим взглядом.
– Ты заболела.
Это даже не вопрос – утверждение.
– Я просто хотела попить, – настаиваю я, пытаюсь улыбнуться, но улыбка выходит нервной. – Я уже ухожу.
Почему-то моя болезнь кажется мне проявлением слабости. А слабая женщина – не сможет выжить и бороться за себя, ее легко обмануть, легко сломать, подчинить себе. Не хочу так больше.
– Зайди, – Роувард легко толкает дверь кабинета, от чего та распахивается, а меня обволакивает теплом.
– Зачем? – настораживаюсь я.
– Затем, что я так сказал.
Хочется во что бы то ни стало сбежать, но что-то в его тоне подсказывает: сейчас лучше послушаться. Да и бесполезно спорить. Захожу в кабинет и замираю от удивления.
Я ожидала увидеть что угодно: от пыточной камеры до логова с грудами золота, но никак не этот уютный рабочий кабинет. На массивном письменном столе красного дерева, заваленном бумагами, стоит одинокая восковая свеча с пляшущим оранжевым пламенем. Восковая! Не сальная! Все верно: дорогое и качественное – только для господ.
Позади чернеют стеллажи, но что в них – сейчас не видно. В камине потрескивает огонь, отбрасывая теплые отблески на темные панели стен.
– Присядь, – Роувард указывает на кресло у камина.
– Я постою.
– Это не просьба, – все так же спокойно, но безапелляционно произносит дракон.
Я колеблюсь, но все же сажусь на самый краешек. Кресло оказывается неожиданно удобным: так и хочется откинуться на спинку и закрыть глаза. Особенно учитывая тот факт, что тепло комнаты обволакивает меня, согревая и расслабляя.
– Значит, ты решила, что можешь бродить по дому ночью? – спрашивает дракон, опираясь о каминную полку.
– А что, это запрещено? – вырывается у меня раньше, чем я успеваю себя остановить. Все же тепло тормозит работу мозга.
– Ты нарываешься, – предупреждает Роувард, даже не повышая голоса.
И это предупреждение действует сильнее, чем любое его рычание и даже чем то, как он порвал платье. В этих двух словах словно сосредоточена вся его сила, власть, они демонстрируют, как он умеет себя держать в руках, но четко дают понять, что лучше не переходить черту.
Марика привыкла считать драконов больше зверями, чем людьми, но… видимо, все не совсем так, как ей рисовали.
– Я не хотела ничего плохого, – тихо, но твердо, насколько мне позволяет мой охрипший голос, отвечаю я. – Просто… в комнате очень холодно, а в горле пересохло. Я не ожидала, что вы еще не спите в такое время.
Дракон внимательно смотрит на меня, словно пытаясь что-то для себя решить. Отблеск огня из камина подчеркивает его высокую мужественную фигуру.
Лицо Роуварда частично скрыто в тени, но я вижу, как мерцают в полумраке его темно-синие глаза. Точеные черты словно высечены из мрамора: резкие скулы, прямой нос, упрямая линия подбородка. Темные волосы, небрежно перехваченные лентой на затылке, отливают бронзой в свете пламени.
Он стоит, небрежно опираясь о каминную полку, но в этой расслабленной позе чувствуется скрытая сила и грация хищника. Длинные пальцы рассеянно поглаживают резной орнамент полки.
– Ты ведь понимаешь свое положение? – наконец спрашивает Роувард.
– Да, – я отвожу взгляд. – Я теперь ваша… собственность.
Как-то вслух произнести “рабыня” не выходит. Подарок, ведь метка-то “дарственная”. Бред какой-то. Вчерашний ученый-химик превратился в бесправную девицу в руках дракона. И как я еще умом не двинулась?
– И все же напомню, что бежать не советую, – голос Роуварда становится жестче. – Метка связала нас. Без меня ты умрешь через несколько дней.
Мне кажется, ему это не нравится настолько же, насколько и мне, но почему тогда он не отказался? Ведь метили-то у него на глазах, он был в курсе, что это сделают. Спросить в лоб? Не ответит же.
– Да куда уж там, – усмехаюсь.
– Ты же сама этого хотела, – хмыкает дракон и обходит меня, снова оказываясь позади меня. – Предлагаю в этот раз самой показать метку и не доводить до того, что произошло в обед.
Меня передергивает, но я решаю не артачиться и приспускаю платье, обращая внимание на то, откуда он достанет мазь. Из кармана камзола. А жаль – было бы здорово, если бы он хранил ее где-то, где можно было позаимствовать немного для совы.
В этот раз обжигающее прикосновение выбивает из меня только легкий стон, однако при этом рука дракона неожиданно дергается.
