И тут Ирина Николаевна увидела связку гранат, которая лежала под одним из мертвых тел. Она огляделась: нет ли поблизости чужих глаз? – и осторожно вытащила гранаты.
Они были продолговатые, в металлических корпусах, с длинными деревянными ручками. Юля смотрела на них с ужасом! Ирина Николаевна отнесла эти опасные штуки в разрушенный подъезд и спрятала там под обвалившейся балкой. Туда же утащила винтовки.
– Мама, а вдруг гранаты взорвутся? – дрожащим голосом спросила Юля. – Тогда наш дом рухнет!
– Знаешь, как говорят военные? Бомба два раза в одну воронку не падает, – слабо улыбнулась Ирина Николаевна. – И вообще, с нами уже столько плохого случилось, что для новых бед места нет!
Она ошибалась…
Юля резко села на диване, вытирая слезы. Нет, не заснуть. Когда с ней случалось такое – а это бывало частенько, – она осторожно спускалась по разрушенным лестницам, где знала уже каждое опасное и каждое надежное место наизусть, и выходила на улицу. Конечно, зрелище наполовину обломанных, наполовину спиленных стволов, которые остались от прежних роскошных тополей, горы щебенки и камня, наваленные вдоль стен, тоскливый посвист ветра в развалинах не радовали, но луна в небесах так прекрасна, так светла, что даже звезды отступали от нее, зная, что не выдержат соперничества. На земле война, ужас, а в небесах красота, мир и тишина.
Вот что успокаивало Юлю, когда у нее не было сил заснуть, не было сил переносить свое одиночество. Красота, мир и тишина!
Она только встала у подъезда, только вдохнула прохладный и свежий ночной воздух, только залюбовалась луной, как вдруг до нее донесся тяжелый топот сапог и крик:
– Хальт! Стой! А ну, стой, мать вашу!
Юля отшатнулась, прижалась к стене.
В ту же минуту из-за угла выскочили высокий паренек в мешковатой куртке и девочка в ватнике. У него в руках было ведерко, у нее за спиной – вещмешок.
– Нинка, беги! – приказал парень. – Уноси листовки!
– А ты? – испуганно воскликнула девочка. – А ты, Коля?
– Беги, сказано! – огрызнулся тот.
Девочка, всхлипнув, побежала в одну сторону, а парень, швырнув ведерко в развалины, кинулся в другую.
Юля стояла не дыша.
Кто они, эти двое? Коля и Нинка – кто они?
Да кто еще, как не подпольщики! Коля же велел Нинке: «Листовки береги!» Юля не раз видела, как полицейские, бранясь на чем свет стоит, старательно соскребают со стен какие-то бумажки. Люди шептались, что это листовки, расклеенные подпольщиками и партизанами.
Ах, как бы хотела Юля познакомиться с ними! Как бы хотела уйти в партизанский отряд, чтобы отомстить фашистам, которые ворвались в ее любимую страну, где жилось так хорошо, так спокойно, так радостно! И чтобы отомстить за маму! Но где их искать, этих партизан, Юля не знала. Не пойдешь же просто так в лес, не закричишь же: «Ау, партизаны!»
Но какая же она все-таки дура! Вот только что перед ней оказались два подпольщика, а она стояла столбом и молчала. Надо было предложить им спрятаться у нее!
И стоило ей так подумать, как из-за угла выскочил тот парнишка в куртке, Коля! Огляделся всполошенно, пробормотал:
– Оторвался? Кажется, оторвался! А Нинка?
Но вслед ему неслись голоса полицаев:
– Девку я не догнал, а пацан вон туды побёг!
– Щас найдем!
Коля рванулся было бежать, но тут Юля выскочила из свого укрытия, бросилась к нему, схватила за руку, потащила к подъезду:
– Иди сюда. Быстро!
– Ты кто? – ошеломленно пробормотал Коля. – Откуда взялась?
– Потом поговорим, – выпалила Юля. – Иди за мной. Только осторожнее! Ступай туда же, куда я, иначе сорвешься и погибнешь.
Ребята метнулись в развалины и начали подниматься по остаткам лестницы. Юля иногда подсвечивала себе фонариком-жучком, который всегда носила с собой. Удобная вещь этот фонарик! Нажимаешь на пружинную рукоятку – и он светит. Лампочка не перегорает, батарейка не садится. Правда, фонарик при нажатии постоянно жужжит, потому и называется жучком. Этот фонарик Юле еще в Харькове отчим подарил, дядя Федя. Перед тем, как отправился на войну, с которой не вернулся…
Ребята легко добрались до второго этажа, но тут из-под ног Коли, который, конечно, не привык к таким путешествиям над пропастью, покатился камень. Коля едва не свалился вслед за ним в черную яму, которая зияла внизу, но Юля поймала его за воротник куртки, помогла удержаться. Однако этот шум услышал полицай, который как раз подбежал к разрушенному подъезду.
– Вот они где! – закричал он радостно.
Полицай вскинул винтовку, выстрелил, но ребята успели спрятаться за обломком стены.
– Пропали, – выдохнул Коля. – Это Павлычко, он не отстанет! Имей в виду, если он до нас доберется, ты сиди тихо, не высовывайся, а я сдамся. Может быть, он тебя и не заметит.
– С ума сошел! – прошипела Юля. – Сам сиди тихо. Вот увидишь, он до нас не доберется!
Павлычко резво кинулся вверх по обломкам ступенек и вдруг покачнулся на том самом месте, где только что чуть не упал Коля. Полицай выронил винтовку, которая с грохотом полетела вниз, замахал руками, пытаясь хоть за что-то ухватиться, однако перил не было, а о веревке, протянутой вдоль стены, Павлычко не знал.
С коротким криком полицай сорвался вниз. Грохот падающего тела – и тишина…
– Все! Разбился! – шепнула Юля, поднимаясь. – После взрыва бомбы осталась очень глубокая воронка… Ладно, идем дальше.
Коля, по-прежнему сидя на корточках, ошеломленно вглядывался в темноту, в которой исчез Павлычко. И тут Юля снова приложила палец к губам.
Однако Коля и сам уже слышал, что бегут патрульные.
– Где партизан? – крикнул один из них. – Не стоять! Бежать! Искать!
– Так точно, господин зольдат! – отозвался сиплый голос.
Коля узнал голос Бубело и не мог не усмехнуться издевательски, представив, как тот тянется в струнку перед солдатом вермахта[8 - Вермахт – вооруженные силы Германии.].
«Наши полицаи готовы самому распоследнему фашисту задницу лизать!» – говорил Марек Краснов.
Правильно говорил!
– Ты видеть партизан? Ты знать партизан? – настойчиво спрашивал тем временем патрульный.
– Никак нет, господин зольдат! – испуганно доложил Бубело.
– Плёхо! Это отшень плёхо! – сердито крикнул солдат. – Пшёль! Искать! Ты туда, я сюда!
– Так точно, господин зольдат! – отрапортовал Бубело, и торопливые шаги разбежались в разные стороны.
– Ну, пошли дальше, – облегченно вздохнула, наконец, Юля, поднимаясь. – Только, пожалуйста, будь осторожен!
Она показала Коле, где на стенах укреплена веревка, и отдала ему фонарик. Сама она этот опасный путь могла пройти и в темноте, даже с закрытыми глазами прошла бы!
Привыкла…
* * *
А Коля никак не мог очухаться от неожиданности случившегося. Только что он был на волосок от смерти, ну, от плена – это точно! Ему пришлось бы очень плохо, если бы вдруг не появилась эта девчонка.
Откуда она только взялась? И куда его ведет? Дом ведь разрушен, разве тут еще остались люди?!
Коля жил на рабочей окраине городка, там же и школа его находилась, так что здесь, в центре, где стояла «пятиэтажка», он бывал до войны довольно редко. Однако знал, что дом разбомбили, многие жители погибли, а те, кто остался в живых, разбрелись или разъехались кто куда. Находились такие, кто пытался поживиться добром, оставшихся в квартирах, но после того, как несколько человек погибли, сорвавшись в развалины, дураков лезть в страшный дом больше не находилось. И вот вдруг появляется эта девчонка, которая спасает его и ведет куда-то по лестницам, где почти не осталось ступенек!
А может быть, она призрак? Призрак светлоглазой девочки с вьющимися русыми волосами, которая жила в этом доме до войны и погибла при бомбежке?.. Интересно, призраки носят синие пальтишки, коричневые чулки в резиночку и стоптанные баретки[9 - В описываемое время так назывались женские туфли, похожие на полуботинки.]? Да запросто! Должны ведь они что-то носить! Может быть, эта девочка была одета именно так, когда ее убило, и оживает только лунными ночами? Заманивает таких же дурней, как Колька Поляков, который сейчас доверчиво тащится за ней следом, – а потом сбрасывает их в ту же воронку, куда слетел Павлычко?
Но тогда зачем она удержала Колю от падения? Нет, вряд ли для того, чтобы сбросить в яму! Значит, это не злой призрак, а добрый.
А почему Коля вообще решил, что она призрак? Да потому что в книжках призраки убитых девушек все красавицы, а она тоже красивая.
Или это только в лунном свете ему так кажется?
А как ее зовут, интересно?..
– Мы пришли! – сообщил «призрак», вдруг останавливаясь около двери на площадке четвертого этажа. – Ты извини, только у меня не убрано. Вода, конечно, течет из трубы, но ее не так много, чтобы мыть пол. Да и все равно – пока проберешься по этим развалинам, и грязь, и пыль нанесешь. Но подметаю я постоянно. Проходи!
Так. Призрак вряд ли заговорил бы о мытье полов и о пыли. Это девчонка, обыкновенная девчонка.
Нет! Необыкновенная! Во-первых, она спасла Коле жизнь, а во-вторых… во-вторых, она… в ней есть тайна, вот что!
Коля смущенно посветил фонариком на свои ботинки. Интересно, когда он чистил их в последний раз? Уже и не вспомнить, прошли те времена. Да и гуталина теперь нигде не найти…
Он неуклюже пошаркал по лестничной площадке, заметил, что поднял облако пыли, сообразил, что только хуже сделал, – и, еще больше смутившись, вошел в открытую дверь.
В комнате было полутемно: ее освещало только пламя двух толстых стеариновых свечей, которые стояли в красивых ажурных подсвечниках.
Коля изумленно уставился на них.
… Дома, там, в Москве, были такие же подсвечники. Нет, не совсем такие, но очень похожие. В их квартире, где находились только необходимые для жизни вещи – никаких презираемых отцом «мещанских штучек»! – они выглядели странно. Однажды Коля спросил отца:
– Откуда это у нас? Ты же не любишь всяких таких вещей!
– Не люблю, – согласился его отец. – Но они были очень дороги твоей покойной маме. Это была для нее память о родном доме. Она их очень берегла, разговаривала с ними, как с живыми. Она говорила: «Когда в них горят свечи, мне кажется, это души моих погибших мамы и папы». Конечно, я как коммунист не верю в такие вещи, но все, что было дорого твоей маме, дорого и мне.
С тех пор Коля иногда, тайно от отца, тоже зажигал свечи в тех подсвечниках и смотрел на них. Да, ему как пионеру нельзя было верить в какие-то души, но все-таки… все-таки!
Когда дядя Сережа и няня Варваровна увозили Колю из Москвы, он хотел взять подсвечники с собой, но не смог их найти, как ни искал. Они пропали, как пропал отец, как пропала вся прежняя Колина жизнь, о которой не знает ни один человек на свете. Поэтому он так боится Нинкиных вопросов о том, откуда он такой взялся. Потому и отвечает грубо: «От верблюда!»
– Ну чего ты стал? Садись, – вернул Колю к жизни голос спасительницы, и комната, из которой он ненадолго уплыл в прошлое, снова возникла перед его глазами.
Пианино (на нем несколько фотографий в рамочках), диванчик, стол (на столе патефон и пластинка в бумажном конверте), два стула, железная печурка, труба которой выведена в аккуратно замазанную трещину в стене. Большой гардероб. Вся мебель обшарпанная, исцарапанная. На стенах три картины: какие-то леса, поле, домик в зарослях… Это называется пейзажи. У них дома тоже был пейзаж: синее небо, синяя вода в реке, зеленая трава…
Коля удивился: раньше он изо всех сил старался не вспоминать о прошлом, однако эта девчонка и ее комната заставили. Но вот странно – не было привычной боли, из-за которой раньше он отгонял от себя воспоминания. Сейчас Коля даже порадовался, что они вернулись.
Нет, правда, это удивительно!
– Ты что, здесь живешь? – снова огляделся он. – Но ведь дом разрушен! А если обвалится?
– Пока не обвалился, может, и еще простоит, – пожала плечами спасительница.
– Ты здесь зиму провела?! Как же смогла выжить?
– Конечно, холодно было, очень холодно… – вздохнула девочка. – Но мне просто некуда пойти. Мы перед самой войной сюда переехали из Харькова, ни друзей, ни знакомых не завели. Еще хорошо, что мама раздобыла эту буржуйку. Без нее я бы пропала.
– А где твоя мама? – спросил Коля.
– Она погибла, – тихо ответила девочка.
– При бомбежке?
– Нет, ее убили фашисты.
– Она что, была партизанкой?! – изумился Коля, сразу вспомнив Ивана Ивановича.
– Она была врачом, – покачала головой девочка. – Помнишь первый приказ о комендантском часе? Кто появится на улице после шести вечера, будет расстрелян. Она задержалась на дежурстве в больнице на десять минут. Ее расстреляли прямо на улице. Я ждала ее, ждала…
Голос ее дрогнул. Девочка отвернулась, и Коля понял: не хочет, чтобы незнакомый мальчишка видел, как она плачет.
У него даже сердце заболело!
Ужас… это ужас! Она прожила одна после смерти матери целый год: фашисты взяли Краев ровно год назад. И ей даже некому было рассказать о своем горе, и никто ее не пожалел, не утешил…
– Как же я их всех ненавижу! – стиснул кулаки Коля. – И фашистов, и их прихвостней, полицаев! Даже не знаю, кого больше: самих фашистов или предателей. Не плачь. Я за твою маму мстить буду. Так же, как за нашего учителя, Ивана Ивановича. Его за связь с партизанами повесили. Сначала пытали, но он никого не выдал.
– Откуда ты знаешь? – повернулась к нему девочка.
– Тогда бы нас всех арестовали, – пояснил Коля, и вдруг спохватился: что он болтает?! – Я хочу сказать, что тогда и других подпольщиков схватили бы.
Девочка внимательно смотрела на него, и Коля подумал, что, наверное, она обо всем догадалась. Стараясь скрыть замешательство, подошел к пианино:
– Играешь?
– Да так, немножко, – пожала плечами девочка.
