– Мы что, не вовремя? – осторожно спросила я. Мало ли, может, у изобретателя Валерия тоже появилась Катерина Х. и назревает семейное объяснение, а тут мы.
– Да прекрати, что значит не вовремя! – отмахнулась мама, но сообщение левой рукой все-таки отправила. – Я вот и пирог только что поставила, будем твой день рождения отмечать!
Кузя бабушке поверил и пошел в комнату смотреть детские телеканалы. Я не поверила, но не отказываться же от пирога.
Мама у меня существо трогательное. Врать не умеет абсолютно. Когда врет, выкатывает глаза и не замечает этого. Со дня похорон бабушки у меня к ней странное отношение. Я понимаю, что она взрослая женщина с хорошим филологическим образованием и к тому же моя мать, но не могу на сто процентов воспринимать ее всерьез. Отчасти потому, что это я ее успокаивала тогда, а не она меня. Отчасти из-за того, что на свете есть изобретатель Валерий, а в квартире не хватает одного кресла. К тому же мама дает все новые поводы. Однажды она приехала ко мне и с порога возвестила: «Я привезла тебе отличные противозачаточные таблетки! Таня Зотова из тринадцатой квартиры беременна, так что ей они больше не нужны, но это очень эффективные препараты!»
В общем, я поняла, что у мамы есть какая-то тайна, и, чтобы отвлечь ее, рассказала свою.
– Ничего себе, – сказала мама. – У Веника? Женщина?
– Понимаю, ты бы предпочла, чтобы у него появился мужчина, но с системными администраторами такое редко бывает. Вилка, розетка – работает только по схеме, увы.
– Очень остроумно. Что ты будешь делать?
– Ну, у меня нет подробного плана. Но в принципе я довольна.
– Довольна? Довольна?
– Ага, – я и сама удивлялась тому, что говорю. – Кажется, я давно этого ждала. Ничего у нас хорошего не получилось, кроме Кузи.
– Ну да, – задумчиво произнесла мама. – Все потому, что ты не готовила.
Так, а вот этого я не ждала!
– Да-да, – продолжала мама. – Меня всегда это поражало. Он готовил еду, а ты нет.
– Мадам Молоховец, – сказала я. – Ты решила прочесть мне лекцию о здоровой пище в нездоровой семейной атмосфере? Я вообще не умею готовить. Мама не научила.
– Ерунда это, – отмахнулась она. – Готовила бы, если бы было для кого.
– Ну ладно, – склонила я голову. – Будем считать, я оказалась плохой хозяйкой, проиграла жителям деревни Виллабаджо и меня бросили.
– Тебя не бросили, тебя потеряли, – мама одарила меня взглядом, который должен означать «когда-нибудь ты поймешь меня, девочка». – Но если тебя все устраивает, я рада.
– Мам, я не могу сказать, что меня все устраивает. У Вениамина роман, у меня Кузя, работа, и я только сегодня утром узнала про Катерину Хэ.
– Ха, – сказала мама-филолог. – Катерина Ха.
– Ха-ха. Самое противное – теперь мне придется что-то решать.
Но оказалось, что мне придется заниматься совсем другими делами.
3. Бук-учет
Мы с Кузей пробыли у мамы до понедельника, он как раз оказался нерабочим. Когда вернулись домой, Вениамина еще не было. Каникулы Бонифация затягивались.
Утром во вторник мне надо было выехать на работу пораньше, потому что наш издатель Юра хотел со мной о чем-то поговорить. Я отвела мрачного Кузю в сад, по дороге рассказала ему, что на свете бывают школы со второй сменой и когда-нибудь мы такую и найдем. Воодушевленный Кузя в садовских шортах, которые сразу сбавили ему пару лет, побежал к остальным детям. Воспитательница натренированным голосом звала всех на зарядку. На скамейке спешно переодевались опаздывающие – Настя Кукина и ее папа. Папа сердился, и от этого Настя не попадала правильной ногой в колготки…
Я поехала в редакцию. До встречи с издателем Юрой я хотела посмотреть верстку сложного интервью с одним нервным актером, но на сервере ее не оказалось. Я начала звонить арт-директору, явно разбудила, попросила прислать верстку в почту, поняла по косвенным признакам («А? Сейчас поищу»), что макет еще не верстался. Разозлилась, подписала две менее сложные полосы, открыла третью, ужаснулась, позвонила фоторедактору и двум своим замам, застала всех троих в лифте по дороге в редакцию. Пока разбирались, почему у нас в номере два одинаковых заголовка и две почти одинаковые фотографии, я пропустила четыре звонка от издателя Юры.
«Что же он от меня хочет, настойчивый наш, – думала я, спортивной ходьбой направляясь к его кабинету. – О премиях, что ли, поговорить? Что их снова не будет?»
– Садись, Антонина, хочешь кофе?
Как только Юра произнес это ласковым тоном, я поняла, что дело плохо. Юра – робот в человеческом костюме и ботинках. Прямо скажем, не эмпат, но умеет изображать сочувствие, и этим фейк-сочувствием от него разит за три тысячи миль.
– Нет, спасибо, – это я о кофе. – Ты хотел поговорить?
– Хм-хм-хм… – это Юра зашелся в притворном горе. – У нас качественный продукт.
Честное слово, я думала, он снова о кофе. Но нет, он о моем журнале.
– …очень качественный продукт. Для имиджа издательского дома он полезен. Все эти интервью с умными людьми, грамотный русский язык, эксклюзивные фотографии, небанальный подход.
Я знала этот текст – Юра сам написал нам его для медиакита и настоял на том, чтобы мы его опубликовали.
– …но имидж – ничто, – это Юра пошутил. – Вы не собираете рекламу. Продаетесь нормально для своего сегмента, но в данный момент для издательского дома этого недостаточно. Да что я говорю, ты и сама это знаешь.
Юра улыбнулся мне отечески. Как будто я вернулась с дискотеки на полчаса позже, но папочка готов меня простить.
– Но в нас не вкладывали никаких средств с самого запуска, – я попыталась. До сих пор рада, что попыталась, пусть и без толку. – Я уверена, что минимальные затраты на минимальную рекламную кампанию вскоре бы окупились. Плюс, есть спецпроекты. Рекламодатели любят наши спецпроекты, и я сама несколько штук продала, ходила по встречам…
– У вас слишком дорогие фотографии и печать дорогая!
– Давайте подумаем, как снизить затраты на нее, вместо того чтобы менять логотип в третий раз за два года.
– Мы меняли его не от хорошей жизни, Антонина!
– Да, но из-за этого читатели перестали узнавать свой журнал!
– Да, все пять ваших читателей!
– У нас вполне приличный тираж для нашего сегмента, ты сам это сказал. И я сейчас о реальных цифрах, а не о тех, что мы пишем в выходных данных.
– «Звезды и правда» сделали миллион в первые несколько выпусков!
– Ты считаешь, «Звезды и правда» тоже имиджевый проект? Наш издательский дом всегда гордился тем, что не выпускает такие журналы.
– Но миллион, Антонина. Посмотри на их заголовки!
– На какие заголовки? «Николая Баскова преследует внебрачный енот»?
– Я не говорю, что вам нужны такие же!
– Вообще-то ты только что это сказал.
И тут я поняла, что все уже решено. Без меня. Я знала, что наш журнал вряд ли когда-либо достигнет уровня «Звезд и правды». А если достигнет, то не с этой командой, да и слава богу. Мы пробовали добавить ему гламурности и чуть не потеряли лояльную аудиторию. Мы экспериментировали с выносами на обложке, самой обложкой и логотипом, и мало продвинулись. Нашему милому интеллигентному Notebook, или просто Буку, который каким-то образом выживал на энтузиазме редакции и нескольких тысяч читателей, могло помочь только чудо. Или большая рекламная кампания. Чудо на тот момент было более вероятным, и оно не произошло.
– Когда нас закрывают? – Я подумала вдруг о Катерине Х. Юре удалось то, что тебе, Катя, не под силу. Вот теперь горе шевелилось во мне и болело изо всех сил.
– Этот номер последний. Подчиненным и рекламодателям пока говорить нельзя – снимут последние рекламные полосы, и тогда придется увольнять всех с минимальным выходным пособием.
– Угу, еще бы.
– …и тебе нужно съездить в Суздаль.
– Почему не в Иерусалим, например?
– В Суздале выездное мероприятие топ-менеджмента, ты забыла?
– Так я уже не топ-менеджмент.
– Об этом никто не должен знать, пока не будет официального объявления.
– А команда?
– Кого сможем, пристроим в издательском доме. Но сразу скажу, зарплаты сохранить вряд ли получится.
И я пошла обратно. Я шла через всю редакцию к своему столу так, будто меня гнали через строй. Все эти люди имели право в меня плюнуть или стукнуть палкой. Вместо этого они работали над номером, который уже не выйдет. Вскоре мне предстоит уволить всех, а пока я даже не имею права сказать им об этом – придется читать тексты, выбирать фотографии, утверждать полосы. Играть в топ-менеджмент.
– Майка, – позвала я. – Ты на машине?
– Ага, – сказала Майка. – Поэтому и опоздала, парковка заби…
– Давай возьмем Лисицкую и съездим пообедать.
– Ну давай, – легко согласилась Майка, хотя мы сроду не ездили никуда обедать и питались в лучшем случае сэндвичами из автомата, и то ночью. – Только Лисицкая курит и ругается с Лисицким в данный момент.
Майка и Лисицкая – два моих заместителя. Они же – две мои лучшие подруги. Одиннадцать лет назад нас поселили в одну комнату в общежитии, и с тех пор никак не расселят. Когда мне предложили делать журнал с хорошими интервью, интересными биографиями и литературными текстами, я позвонила обеим, и к утру мы уже нарисовали от руки макет. На обложке – название Notebook и, как сейчас помню, Иосиф Бродский, очень похожий на Антошку, который пойдем копать картошку (Лисицкая виртуозно владела оранжевым карандашом). Потом мы взяли выпускающего, арт-директора, дизайнера, фоторедактора, корректора Калерию Поликарповну и стали жить одной семьей, делать наш Бук, иногда отвлекаясь на окружающий мир. Я плохо понимала, как скажу подругам, что ничего этого больше не будет. Надо было начать издалека, смягчить удар.
– В общем, нас закрывают, – объявила я, как только нам принесли меню. И хихикнула. У меня такое часто бывает, защитная реакция организма. «Я не поступила в МГУ. Гыгыгыгы». «Я беременна. Хохохохо». «Нас журнал закрывают. Хихихихи». Кажется, подруги сейчас надают мне по щекам, и заслуженно.
– Ну что ж, – сказала Лисицкая. – Поеду в Питер, значит.
– Ого, – сказала Майка. – Стало быть, можно покупать билеты в Италию.
Я перестала хихикать. Конечно, мне хотелось смягчить удар. Но был ли он вообще? Похоже, моим девицам известие о закрытии Бука – что божья роса или сообщения Катерины Х. в скайпе.
– То есть вы рады, что ли? – пробормотала я.
– Да нет, не рады, конечно. Но очень уж измучились, – вздохнула Майка.
– Долгая была агония, – подтвердила Лисицкая. – Задолбало. Ты весь последний год на ковре у начальства провела. Как йог.
– Так это я провела, а не вы…
– Бонус от дружбы с главным редактором, – объяснила Лисицкая. – Ты так или иначе все рассказывала. Ну, или не рассказывала, но возвращалась от Юры с таким лицом…
– Прости, Козлик, – встрепенулась Майка. – Конечно, нам жалко Бук.
– Жалко, – кивнула Лисицкая. – Очень.
– Но у вас есть план Бэ, – сказала я больше себе, чем им. Кажется, все уже знали, что Берлинская стена пала, и только мамочка лежала в коме…
– Так проще страдать, – невесело улыбнулась Лисицкая.
– Такой работы у нас больше не будет, – Майка почему-то потыкала пальцем в меню, как будто мы выпускали его, а не Бук. – Значит, надо пойти в другую сторону.
– Например, в журнал «Звезды и правда», – предложила я. – Отлично продается и заголовки…
– Нет уж, больше никаких журналов, – перебила Лисицкая. – После Бука – никаких журналов.
И тогда мне стало немножко легче.
4. Кузькина мать
Когда мы с подругами вернулись с обеда, мне пришлось позвонить мужу Вениамину.
– Ты заберешь Кузю из сада? – спросила я трагическим голосом. Когда тебе нужно, чтобы кто-то поменял свои планы ради твоих, лучше начинать с драмы.
– А что случилось-то? – Я услышала, как Вениамин считает: успеет ли он сгонять к Катерине Х. или волшебный вечер придется отменять.
– Я не могу говорить сейчас. Случилось плохое, – я еще понизила голос. Еще немного и перейду на бас. – Так ты сможешь его забрать?
– Ладно, – Вениамин вздохнул. – Ребенок скоро забудет, как ты выглядишь.
– Покажи ему мое фото в «Одноклассниках», – сухо предложила я и отключилась.
Вечером я собиралась напиться со своей редакцией. Вряд ли это могло считаться хорошим поводом бросить ребенка. Но у меня был козырь в рукаве – Катерина Х. Вениамин виноват куда больше меня. И поэтому в сад сегодня едет он, а я сообщаю еще пяти сотрудникам, что они мне больше не сотрудники.
Мы собрались в кафе подальше от редакции – шифровались. Я же не имела права никому рассказывать о закрытии и знала, что рискую. Пойди кто-то из этих семерых к Юре – и проблем у нас станет в два раза больше. Юра всегда использовал любой шанс сэкономить, от слова «премия» у него начинался тремор, и я проводила много изнуряющих часов в его кабинете, объясняя, что годовая прибавка в три тысячи рублей – это не индексация зарплаты, а чаевые. В общем, я понимала, что если он захочет минимизировать наше выходное пособие, он это сделает. Но старалась верить своей команде.
– Чуваки, – сказала я, когда нам принесли два кувшина домашнего белого вина. Редакция у меня не особенно пьющая, по разным причинам. Кто за рулем, кто на ЗОЖе, а корректор Калерия Поликарповна не проходила в алкоголики по возрастному цензу. Строго говоря, обращение «чуваки» ей тоже не слишком соответствовало. И все-таки.
– Чуваки, – сказала я. – Наш журнал Notebook закрывают. Вы не должны об этом знать, но также уже не должны работать над следующим номером. Если мы все будем вести себя хорошо, нас уволят по всем правилам, а некоторых даже оставят в издательском доме. Я сделаю все, чтобы с вами поступили достойно. И простите, что не смогла спасти Бук.
Я видела, как арт-директор Макс сказал губами очень выразительное слово. Видела, как женатая пара, дизайнер Коля и фоторедактор Леля, затравленно переглянулись – новость касалась сразу ста процентов их семьи. Видела, как заблестели от слез глаза выпускающего редактора Риты. Калерия Поликарповна оставалась невозмутимой. Или глуховатой.
