Кассандра Клэр "Королева воздуха и тьмы"

– Никто не может контролировать фэйри, – перебил его Скарсбери.

– Подобное отношение и ослабляло Конклав все эти годы! – рявкнула Зара.

Отец с нежностью посмотрел на нее.

– Моя дочь совершенно права, – заметил он. – У фэйри тоже есть слабости, как у любых Нижнемирских. Они не были созданы Богом или нашим Ангелом. У них есть изъяны, но мы никогда не использовали это против них. А вот они всегда пользовались нашим милосердием и смеялись за нашей спиной.

– И что вы предлагаете? – вмешалась Трини. – Обнести страну фэйри стеной?

Послышались презрительные смешки. Фэйри были везде и нигде: они обитали на ином плане бытия. Его стеной не окружишь.

Гораций прищурился.

– Вам смешно, – сказал он, – но железные двери у всех входов и выходов из страны фэйри предотвратили бы их вылазки в наш мир.

– Так вот какова наша цель? – Мануэль говорил лениво, словно ответ его не слишком интересовал. – Запереть фэйри у них дома?

– Цель у нас не одна, и тебе это хорошо известно, мальчик, – сказал Диарборн и вдруг улыбнулся, словно ему только что пришла в голову какая-то идея. – Ты слышал про гниль, Мануэль. Возможно, стоит поделиться этим знанием с нами, ведь Консул до сих пор пребывает в неведении. Наверняка этим добрым людям следует знать, что бывает, когда двери между нашими мирами стоят нараспашку.

Вцепившись в ожерелье, Кристина молча слушала, как Мануэль описывает пятна больной, мертвой земли, появившиеся в Броселиандском лесу: их не брала магия Охотников. Судя по всему, та же гниль свирепствовала в Неблагих землях. Откуда он только об этом узнал? Кристина кипела от ярости. Об этом Совету должен был рассказать Кьеран, но ему не дали возможности это сделать. Как Мануэль узнал?..

Хорошо, что Диего сделал то, о чем его просили, и увез Кьерана в Схоломант. Чистокровному фэйри здесь теперь было не безопасно.

– Неблагой Король готовит яд и уже начал изливать его в мир. Этот яд лишит Сумеречных охотников сил сопротивляться. Мы должны немедленно выступить и показать ему нашу силу, – заявила Зара, не дав Мануэлю закончить.

– Так же, как вы выступили против Малкольма? – поинтересовался Ласло.

В зале зашушукались; Зара покраснела. Она хвасталась, что сама убила могущественного колдуна Малкольма Фейда, но потом выяснилось, что она лгала. Кристина – и не только она – надеялась, что это дискредитирует Зару, но теперь, после того, что случилось с Аннабель, эта ложь выглядела просто шуткой.

Диарборн встал.

– Сейчас речь не об этом, Балош. В жилах Блэкторнов течет кровь фэйри. Они притащили в Аликанте эту тварь – некромантское, полумертвое отродье, которое убило нашего Инквизитора и затопило этот зал кровью и ужасом.

– Вообще-то, их сестра тоже погибла, – холодно возразила Луана. – Мы все видели их горе. То, что здесь случилось, явно не входило в их планы.

Кристина буквально видела, как в голове Диарборна крутятся шестеренки: больше всего на свете он хотел бы заклеймить Блэкторнов и увидеть, как их бросят в застенки Безмолвного города, но воспоминание о Джулиане с умирающей Ливви на руках было слишком живым, осязаемым и болезненным, чтобы даже Когорта притворялась, что ничего не было.

– Они тоже жертвы, – произнес наконец Диарборн. – Жертвы фэйри, которому доверяли – и, возможно, своих же сородичей. Может быть, нам удастся убедить их в правоте нашего дела. В конце концов, они тоже Сумеречные охотники. А ведь Когорта защищает Охотников. Защищает своих.

Он положил руку Заре на плечо.

– Когда Меч Смерти восстановят, уверен, Зара сумеет положить конец всем вашим сомнениям относительно ее достижений.

Зара снова покраснела и кивнула. Кристине показалось, что девчонка выглядит по уши виноватой, но остальных упоминание о Мече отвлекло.

– Меч Смерти восстановят? – изумилась Трини.

Она всегда глубоко верила в Ангела и его святую власть, так же как и семья Кристины, и сейчас нервно перебирала тонкими пальцами ткань на коленях.

– Наша невосполнимая связь с Ангелом Разиэлем… Ты считаешь, нам ее вернут? – снова спросила Трини.

– Меч восстановят, – не моргнув и глазом пообещал Диарборн. – Завтра Джиа встречается с Железными Сестрами. Когда-то Меч выковали – значит, смогут и перековать.

– Но его ковали на небесах! – взвилась Трини. – Не в Адамантовой цитадели!

– И небеса допустили, чтобы он сломался, – возразил Гораций. Кристина едва не вскрикнула: как он может так бесстыдно врать? А все остальные смотрят ему в рот! – Ничто не в силах сломать Меч Смерти кроме самого Разиэля. И призрел он на нас, и увидел, что мы недостойны. Мы отвернулись от его благой вести, забыли о служении Ангелам, и стали служить нижнемирским отродьям. Ангел сломал Меч, чтобы предупредить нас!

В глазах Горация пылало пламя фанатизма.

– Если мы докажем, что снова достойны, Разиэль восстановит Меч! В этом я не сомневаюсь.

Да как он смеет говорить вместо Ангела! Словно он сам – бог! Кристину трясло от ярости, но остальные смотрели на Диарборна так, словно он только что осветил им путь в кромешной тьме… Словно был их единственной надеждой.

– Как же нам доказать, что мы достойны? – уныло спросил Балош.

– Мы должны вспомнить, что Сумеречные охотники – избранные! – провозгласил Гораций. – Должны вспомнить, что у нас есть божественное право! Первыми стоим мы пред лицом зла, а, значит, и идем первыми. Пусть Нижнемирские знают свое место! Если мы объединимся под началом сильного лидера…

– Но у нас нет сильного лидера, – оборвала его Джессика Босежур, центурион и одна из подруг Зары. – У нас есть Джиа Пенхаллоу, но она скомпрометирована: ее дочь связалась с фэйри и полукровками.

Собравшиеся ахнули, зашептались. Все взгляды обратились на Горация, но он лишь скорбно покачал головой.

– Вы не услышите от меня ни слова против нашего Консула, – твердо сказал он.

Поднялся ропот. Притворная верность властям явно повысила его рейтинг. Кристина старалась не скрипеть зубами.

– Ее преданность семье совершенно понятна, хотя иногда лишает ее способности судить объективно, – продолжал Гораций. – Но сейчас важнее всего законы, которые принимает Конклав. Мы должны поставить Нижнемирских в жесткие рамки, и в первую очередь – Дивный народец. И кстати, ничего дивного в них нет.

– Но это не остановит Неблагого Короля, – возразила Джессика, хотя, как показалось Кристине, она не столько сомневалась в Горации, сколько подбивала его сделать следующий шаг.

– Наша задача – не позволить фэйри и прочим Нижнемирским встать на сторону Короля, – объяснил Гораций. – Поэтому их необходимо строго контролировать, а при необходимости сажать под замок – раньше, чем им представится шанс предать нас.

– Под замок? – воскликнула Трини. – Но как…

– О, есть немало способов, – отозвался Гораций. – Остров Врангеля, например, способен приютить немало Нижнемирских. Важно начать с контроля, с ужесточения Соглашений. С регистрации всех Нижнемирских: перепись имен и адресов. И, разумеется, в первую очередь это коснется фэйри.

Раздался одобрительный гул.

– Конечно, для принятия и ужесточения законов понадобится сильный Инквизитор, – продолжал он.

– Им должен стать ты! – вскричала Трини. – Сегодня мы лишились и Меча Смерти, и Инквизитора – давайте вернем себя хоть что-то. У нас есть кворум – здесь достаточно Сумеречных охотников, чтобы выдвинуть Горация на пост Инквизитора. Проведем голосование завтра утром. Кто согласен?

– Диарборн! Диарборн! – начали скандировать собравшиеся.

Кристина вцепилась в перила балкона, в ушах у нее звенело. Этого не может быть, просто не может быть… Трини не такая! Друзья ее матери не такие! Неужели это истинное лицо Совета? Нет, не может быть…

Она с трудом встала и, не в силах больше выносить этот абсурд, пулей вылетела из галереи.

Комната Эммы была небольшой и выкрашенной в совершенно дикий ярко-желтый цвет. Почти все место занимала белая кровать под балдахином. Эмма дотащила Джулиана до нее, усадила и закрыла дверь.

– Зачем ты ее запираешь? – это были его первые слова с тех пор, как они оставили Тая.

– Тебе нужно побыть в тишине, одному.

От одного его вида разобьется любое сердце! Лицо в крови, одежда тоже в засохшей крови; кровь даже на ботинках.

Кровь Ливви. Как Эмма жалела, что в тот момент ее не было рядом с Ливии. Она должна была быть с ней, а не заниматься Когортой, Мануэлем, Зарой, Джессикой, Робертом Лайтвудом… думать об изгнании, о неразберихе, царящей в ее собственном сердце. А ведь она могла бы еще раз обнять Ливви, удивляясь, как она выросла, какая она взрослая, и совсем не похожая на пухлую крошку из ее воспоминаний.

– Не смей! – резко сказал Джулиан.

Эмма шагнула к нему, не успела остановиться. Ему пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Чего не смей?

– Не смей себя винить. Я почти слышу, как ты думаешь, что все могло бы быть по-другому, если бы не ты… Не смей пускать в голову такие мысли, иначе она взорвется – как моя.

Он с очень прямой спиной сидел на краю кровати, словно сама мысль о том, чтобы лечь, была ему невыносима. Она легко провела ладонью по его щеке. Он вздрогнул и крепко схватил ее за запястье.

– Эмма…

Впервые в жизни она не сумела понять, что слышит в его голосе. Он говорил тихо, мрачно и резко, но гнева она не услышала… Зато услышала желание – но чего он хотел?

– Что я могу для тебя сделать? – спросила она. – Я твой парабатай, Джулиан, я должна тебе помочь. Что мне сделать?

Он все еще сжимал ее руку; расширенные зрачки почти скрыли зеленовато-голубую радужку.

– Я все разделяю на этапы, – сказал он. – Когда слишком много всего наваливается, я спрашиваю себя: какую проблему нужно решить первой. И когда она решена, перехожу к следующей. Но сейчас я даже не знаю, с чего начать.

– Я твой парабатай, я защищаю твою спину в бою, – сказала она. – Так что слушай меня. Вот он, твой первый шаг: вставай.

Он прищурился, глядя на нее, но встал. Они стояли совсем рядом, и Эмма чувствовала тепло и мощь его тела. Она скинула с его плеч куртку, вцепилась в рубашку. Ткань на ощупь оказалась жесткой как брезент – вся в запекшейся крови. Эмма дернула посильнее, и рубашка разорвалась пополам, осталась у нее в руках.

Джулиан широко раскрыл глаза, но не остановил ее. Она сорвала с него остатки рубашки, швырнула на пол, потом наклонилась и стащила с его ног ботинки, в которых, казалось, хлюпала кровь. Когда она выпрямилась, его брови удивленно взлетели на середину лба.

– Ты и штаны с меня снимешь?

– Вообще-то они в крови, – заметила Эмма, едва не задохнувшись от того, что услышала.

Она коснулась его груди и почувствовала, что он задержал дыхание. Казалось, что там, за мышцами, она нащупала пальцами изрезанные края его сердца. На его коже тоже была кровь, засохла пятнами на плечах, на шее – там, где он прижимал к себе Ливви…

– Тебе нужно в душ, – сказала она. – Я подожду тебя здесь.

Он коснулся ее щеки.

– Эмма, – сказал он, – вымыться нам обоим не помешает.

Он повернулся и ушел в ванную. Дверь осталась широко открытой. В следующую секунду Эмма последовала за ним.

Одежда лежала на полу кучей. Джулиан стоял под душем в одном белье, вода струилась по его лицу и волосам.

С трудом сглотнув, Эмма разделась, оставив только трусы и сорочку, и шагнула в кабину. Вода обжигала, наполняя крошечное каменное пространство паром. Джулиан стоял неподвижно, струи воды оставляли на его коже пунцовые полосы.

Эмма протянула руку и уменьшила температуру воды. Он молча смотрел, как она берет кусок мыла, взбивает в ладонях пену. Когда ее руки легли ему на грудь, он резко втянул воздух, как будто она сделала ему больно, но не отстранился.

Она коснулась его пальцами, почти вонзила пальцы в его кожу, оттирая кровь. Вода, стремительно убегавшая в сток у них под ногами, стала розовой. Мыло пахло лимоном. Тело Джулиана было твердым, мускулистым, исчерченным шрамами – совсем не юношеским. Когда он успел так измениться? В какой день, час, мгновение? Она не помнила.

Он наклонил голову. Она намылила его волосы, пропуская кудри сквозь пальцы. Он откинул голову назад: вода окатила их обоих и бежала, бежала, пока не стала прозрачной и чистой. Мокрая сорочка облепила Эмму. Она снова протянула руку ему за спину, чтобы выключить кран, и почувствовала, как он лицом уткнулся ей в шею, его губы коснулись ее щеки.

Она замерла. Вода больше не лилась, но кругом еще клубился пар. Его грудь вздымалась и падала, словно он собирался вот-вот упасть после стремительной гонки. Плачет, только без слез, – догадалась она. Он никогда не плакал – она даже не помнила, когда в последний раз видела его в слезах. Ему необходимо было пережить освобождение, даруемое слезами, но прошло столько лет, что он уже забыл как плачут.

Она обвила его руками, сказала:

– Все хорошо.

Вода текла по ним, по его словно бы раскаленной коже. Она слизнула соль собственных слез.

– Джулиан…

Она подняла голову, он отстранился… Их губы соприкоснулись всего на мгновение, но это было словно падение с обрыва… Они слились в поцелуе, и Эмму словно ударило током, снова и снова…

– Эмма… – голос Джулиана звучал так, будто его оглушили. Он стиснул в кулаке мокрую ткань сорочки. – Можно?..

Она молча кивнула, и Джулиан схватил ее в объятия, поднял над полом. Она закрыла глаза, приникла к нему и, почувствовав железные мускулы, запустила пальцы ему в волосы. Мокрые ладони скользили по его плечам. Он понес ее в спальню, бросил на кровать и в следующее мгновение оказался сверху и яростно целовал ее, упираясь в простыни локтями. Все, что он делал, было полно такого гнева и безумия, что она поняла: вот они, не выплаканные им слезы, не произнесенные в горе слова. Только так он мог освободиться – в аннигиляции разделенного желания.

Остававшаяся еще на них одежда была сорвана. Они теперь были полностью обнажены. Она прижимала его к себе, к самому сердцу. Его пальцы спустились ниже.

– Позволь мне…

Она знала, что он хочет сказать: «Позволь мне доставить тебе удовольствие… сначала ты…»

Но желала она не этого, только не сейчас.

– Иди ко мне, – прошептала она. – Ко мне…

Его лопатки под ее ладонями… Он целовал ее шею, ключицы, но вдруг вздрогнул.

– Что?.. – прошептала она.

Но он уже был не с ней. Сел, собрал одежду и начал натягивать ее дрожащими руками.

– Нельзя, – сдавленно произнес он. – Эмма, нам нельзя.

– Ладно… Но, Джулиан, – она с трудом села и натянула на себя одеяло, – тебе не нужно никуда уходить.

Он свесился с кровати, подхватил жуткую, рваную, окровавленную рубашку, посмотрел на Эмму диким взглядом.

– Нужно. Еще как нужно.