– Но я спасла его!
– Ты вломилась в мою кладовую, украла самое ценное…
Матушка уложила Конрада спать в соседней комнате и теперь сидела у камина.
– Лепесток предназначался тебе, Аврелия, – сказала она. – Ты получила бы его перед отъездом. А теперь… его больше нет.
– Простите… – Я отчаянно пыталась подобрать слова. – Может быть, лепесток можно купить? Знаю, они редкие, но один раз Онэль их уже раздобыла… – Я не договорила. Сама мысль о том, чтобы заглянуть на рынок и прикупить кровоцвета, была нелепа.
Я совершила ошибку. Чудовищную ошибку.
– «Простите», говоришь? – взвизгнула Онэль. – Знаешь, как мне достались те лепестки? Однажды ночью мою сестру похитили, забрали прямо из дома, а наутро мы нашли в лесу ее труп. Я потеряла сестру, но получила цветок. Кем ты готова пожертвовать, чтобы вырастить еще один?
Не желая в полной мере признавать свою глупость, я решила сердиться не на себя, а на Онэль.
– Но ты сама потратила один лепесток впустую. Ты знала, что они не могут воскрешать из мертвых, и все же, когда отец…
– Дуреха! Как ты смеешь сравнивать наши поступки? Я заботилась о твоем отце с рождения и любила его всем сердцем, как родного сына. Можно было даже не пытаться его оживить, потому что, когда его доставили в замок, он был мертв уже несколько дней. Но я все равно попробовала. Не могла поступить иначе. Потому что любила его. Да, тот лепесток уже не вернуть, но мне начхать! Ты же… выкрала мой последний лепесток и тут же его растратила! Хорошо ли ты знаешь этого человека? Да он тебе едва знаком!
– Стрелок целился не в лорда Саймона, а в меня! Не могла же я позволить ему умереть! Кроме того, он аклевский посланник, и в убийстве могли обвинить нас. Развязалась бы война…
– Я не исключала такую возможность. Но теперь тебе не избежать опасности, – мрачно сказала матушка. – Мы все теперь в опасности.
В комнату вошел Келлан, вытирая со лба пот.
– Пока в замке все спокойно, но Трибунал уже совещается. Предлагаю увезти Аврелию, пока новость не облетела весь город. – Он провел рукой по навершию меча. – Аврелия могла бы скрыться в поместье моей семьи.
– А что будет делать твоя семья, когда к ней в гости нагрянет Трибунал, да еще и разъяренная толпа в придачу? – Онэль всегда была суровой, но теперь походила на рыскающую в поисках добычи тигрицу. – А это непременно произойдет, ведь за колдовством Аврелии наблюдал весь зал. – Мне же она сказала: – Помяни мое слово: они придут за тобой и убьют тебя, а заодно всех, кто встанет у них на пути.
– Не так все должно было обернуться, – сказала матушка. – Не на такой исход я рассчитывала. – В ее глазах блестели слезы. – Обряд не завершили, лепесток потрачен. Не могу же я отпустить тебя в Аклев без защиты!
С софы раздался слабый голос Саймона Сильвиса:
– Давайте завершим обряд.
– Вы очнулись! – изумилась я. – Лепесток и правда подействовал.
Лорд Саймон со стоном приподнялся на локтях и оглядел запачканную кровью одежду.
– Как вы меня исцелили? Последнее, что я помню…
– Вам в грудь попала стрела. Аврелия использовала магию крови, а когда заклинание не сработало, – лепесток кровоцвета, – отчеканила Онэль.
– О звезды! – Его изумление быстро сменилось решимостью. – Обряд! Нужно немедленно закончить обряд. Вы сохранили чашу с кровью? Несите ее сюда вместе с ножом и тканью, расставьте все по местам.
– Но вы же сами сказали, чтобы я воздержалась… – начала было я.
– Забудьте о том, что я говорил утром. Думаю, все согласятся, что обстоятельства изменились.
Камни снова сложили треугольником, а матушка, лорд Саймон и Келлан заняли места у трех углов, только на этот раз аклевец опирался на костлявое плечо Онэль.
– Продолжайте с того места, где остановились, – попросил лорд Саймон.
– Нет, – отрезала я. – Я уже сказала, что не хочу этого. Я не буду завершать ритуал. Из-за меня больше никто не пострадает.
– Аврелия. – Келлан раскрыл мои пальцы и вложил нож мне в ладонь. – Ты должна довести дело до конца. – От его взгляда у меня перехватило дыхание.
– Нет, Келлан, я не хочу…
Не дав мне договорить, он сжал нож в моей руке, полоснул по своей ладони и сквозь зубы процедил:
– Моя кровь, данная по доброй воле.
– Поднеси чашу к лоскутку, – скомандовала матушка. – Живее!
Растерявшись, я послушно встала в центр треугольника, где лежал обрезок ткани от моего подвенечного платья.
– Три капли, – сказал лорд Саймон. – Повторяйте за мной. Sanguine nata, vita et morte.
Одна капля задержалась на краю железной чаши, а затем упала на белую материю.
– Sanguine nata, vita et morte.
– Еще раз.
Вторая капля.
– Sanguine nata, vita et morte.
– Еще!
Последняя капля.
– Sanguine nata, vita et morte.
– Tertio modo ut ab uno vitae. Ligat sanguinem, sanguinem, facere, – произнес лорд Саймон. – Три жизни связаны с одной. Ее спасут своей ценой.
Камни сверкнули, а потом все стихло.
* * *
Мы молча привели комнату в порядок. Никто не решался нарушить тишину. Но вот дверь соседней комнаты со скрипом приоткрылась, и оттуда выглянул Конрад:
– Мама, я не могу заснуть. Огоньки мешают.
Матушка подошла к нему и ласково взяла его маленькое личико в ладони.
– Какие огоньки, милый?
– Те, что снаружи. Они все ярче и ярче.
Она подошла к окну и в страхе зажала рот рукой. Тьму разреза?ли сотни горящих факелов, прыгавших вверх-вниз, подобно поплавкам. Они тянулись от ворот до середины двора.
– Это Трибунал, – холодно заметила Онэль. – Идут на замок.
– Они не посмеют, – сказала матушка.
– Уже посмели.
В тяжелую деревянную дверь настойчиво постучали. Послышался приглушенный голос Ториса:
– Женевьева! Моя королева… они идут.
Келлан отпер дверь, и Торис ввалился в комнату.
– Они идут сюда, – повторил он, отдуваясь. – И не только за принцессой. Они собираются захватить замок.
– Переворот задумали? – Рука Келлана легла на рукоять меча.
– Им нужна я, – сказала я как можно более ровным голосом. – Если я выйду к ним, остальных оставят в покое.
– Вы же понимаете, принцесса, мы не можем этого допустить, – сказал лорд Саймон. Он был прав. Если я сдамся, Трибунал тут же казнит меня, а когда обнаружится, что я не умерла, меня станут убивать снова и снова, забирая жизни моих защитников, пока мы все не погибнем.
– Тогда я уеду – сегодня, сейчас же – и буду просить убежище в Аклеве.
– Это не помешает им свергнуть меня с престола, – сказала матушка.
– Ты могла бы отправиться со мной. Аклевские стены нас защитят. За триста лет ренольтцы ни разу их не преодолели.
– Я не позволю, чтобы Ренольт оказался во власти Трибунала.
Мне так не терпелось выучиться магии, чтобы покончить с Трибуналом, что я натравила его на всех нас. Как с этим жить?
– Но если ты останешься тут… что будет с Конрадом?
– Он может поехать в Аклев с нами, – сказал Торис. – Я о нем позабочусь.
– С нами? – Я уставилась на него в изумлении. – Вы же не думаете, что тоже поедете?
Пропустив мои слова мимо ушей, он обратился к матери:
– В каретном сарае нас ждет экипаж. Лизетта уже там. Мы должны встретиться с ней через час. Без меня Аврелии не уехать: Трибунал перекрыл все выходы. У каждых ворот дежурят клирики, но меня они знают. Они доверяют мне и не найдут странным, что я пытаюсь увезти единственную дочь подальше от кровопролития. – Торис прижал руку к груди, к флакончику с кровью на шее. – Принцесса, ваш народ ненавидит вас всей душой. Вы должны радоваться любой помощи. Другого шанса у вас не будет.
– Мой народ невзлюбил меня по вашей милости. Это вы внушили им, что меня можно и нужно ненавидеть. Вы и ваш треклятый Трибунал.
– Пусть я член Трибунала, – прогрохотал Торис, – но я всегда был предан короне. Когда моя измена раскроется, я потеряю все. Богатство, связи, доброе имя…
– Какая трагедия, – сухо сказала я.
– У вас есть час, – оскалился Торис. – Встречаемся в каретном сарае. Постарайтесь, чтобы вас никто не увидел.
– Я провожу принца и принцессу, – сказал Келлан.
Хлопнув дверью, Торис удалился.
Матушка сняла подвенечное платье с манекена, аккуратно сложила и принялась оборачивать парусиной. Понаблюдав за ней с минуту, я повернулась к лорду Саймону:
– Мы сумеем попасть в Аклев без вашей помощи?
– Да, – медленно протянул он. – Для этого нужно приглашение от короля или наследника по прямой линии. Я привез три: для вас, вашей горничной и стражника. Остальным вашим спутникам придется либо возвращаться домой, либо ждать в лагере за стенами города, пока король не подпишет приглашения и для них.
– Это все, что нам нужно, – сказала я. – Одно для меня, одно для Конрада и одно для Келлана. Лорд Саймон, прошу, останьтесь с моей матерью. Как маг крови, вы один можете ее защитить. Вы только что привязали свою жизнь к моей. Неужели ничего нельзя сделать и для нее?
Он нахмурился.
– Возможно, мне удастся запечатать эти покои, чтобы никто не смог проникнуть внутрь, но я не знаю, надолго ли хватит чар. Если в защите появится брешь… – он не стал заканчивать. Мы все знали, что будет дальше.
– Сделайте все, что в ваших силах.
Лорд Саймон достал три конверта с печатями в форме узла-трилистника, государственного символа Аклевы.
– С ними вы попадете в город, – сказал он, протягивая мне конверты. – Храни вас Эмпирея.
– И вас.
– Нужно спешить, – сказал Келлан. – У нас мало времени.
– Мама? – На глаза Конрада навернулись слезы.
– Будь храбрым, мой принц, – сказала она. – Тебе придется уехать, совсем ненадолго, но не беспокойся, Аврелия за тобой приглядит.
Он в недоумении уставился на меня, и я расправила плечи, хотя сердце больно сжалось.
Матушка вручила мне сверток с подвенечным платьем, церемонно обняла и напутствовала своим «королевским» тоном:
– Доброго пути, дочь моя. Я люблю тебя и буду страшно скучать. – Она коснулась губами моей щеки, вложила что-то мне в руку и прошептала: – Всегда носи с собой. Это подарок. Мы защитили тебя ценой своих жизней. А ты защищай брата.
Это был шелковый лоскуток, только теперь на нем виднелись три красных пятнышка – напоминание о том, на что готовы ради меня близкие.
– Аврелия, – нетерпеливо позвал Келлан. Я посмотрела на него, потом на лорда Саймона, и наконец мой взгляд остановился на матушке. Если Трибунал ее свергнет, никто, кроме меня, не сможет отвоевать престол для нашей семьи. Я должна буду оберегать Конрада. Должна буду стать аклевской королевой, а когда удастся нарастить мощь, должна буду вернуть то, что по праву принадлежит нам.
Глотая слезы, я сказала:
– Обещаю.
Лишь когда мы шли по темному коридору, я вспомнила, что так и не сказала матери, что тоже ее люблю.
