Галина Валентиновна Чередий "Порченый подарок"

Спи, наш маленький цветок.

Продолжил напевать он практически себе под нос, не замечая моего пробуждения. Горло пересохло, смотреть было больно, голова налита неподъемной тяжестью, но я чувствовала себя неожиданно обновленной.

Ронра завел свою замечательную песенку заново, и, повинуясь ему, я опять уснула, но теперь сны мои были легкими, воздушными, наполненными светом от необычайно крупных и ярких звезд на вроде бы черном, но совсем не пугающем этим небе, кружением снежинок, что не холодили обнаженную кожу, а вместо этого постепенно обращались в ярко-синие цветы, подставляющие свои нежные лепестки под солнечные лучи. Целое море сверкания, цвета, тепла и комфорта, и я в нем купалась, не боясь больше идти в любом направлении.

Причиной следующего пробуждения было ворчание целителя, принесшего новую порцию горячего питья и высказывающего недовольство онору Бора, что сейчас занимал тот самый стул, где видела в прошлый раз его сына. Я смотрела на него сквозь ресницы и ловила себя на том, что отталкивающих и пугающих черт нахожу все меньше. Темные круги под глазами придавали ему еще больше нормальности, чем раньше, заставляя шевельнуться в душе что-то похожее… на жалость? Даиг, разве такой, как он, может нуждаться в жалости слабой девчонки?

– И чего ты тут высиживаешь, предводитель, – бухтел бородач. – Сиди-не сиди, горячка пройдет, когда ей положено, никак не раньше.

– Отстань, Ундо! – беззлобно огрызнулся главный анир и потер ладонями лицо.

– Тяжко тебе? Ты ж смотри и дальше сразу веселья не жди! Медок-то ликолевый, если вызреть ему не дать, так и будет горечью отдавать, – усмехнулся старший мужчина.

– Вот поучи меня еще, с какого боку к девке-то приноровиться, – раздраженно ответил Бора и поднялся.

– И поучу, а ты послушай!

– Ты лучше Ронра здесь торчать не разрешай, пока меня нет! А с остальным я и сам разберусь! – огрызнулся предводитель и ушел.

– Хватит прятаться, крохотуля, – сказал мне Ундо, и подсунул ладонь под затылок, помогая сесть, и напоил головокружительно пахнущим отваром. – Все у вас хорошо будет с ним. Резок наш Бора, да порывист, а другим ему и быть нельзя. Но и ты горяча да сладка, вязнет он в тебе, вот и не сопротивляйся этому, пусть и вовсе потонет, обоим это только в радость и будет. И у тебя заживет, где болит, и ему метаться хватит. Покою вам обоим надо, покою.

***

Следующие три дня я быстро шла на поправку, и поэтому бесконечное лежание в постели стало тяготить меня. Ронра больше не сидел со мной, а только заглядывал раз в день, даже не проходя в комнату, топтался в дверях, не глядя прямо и сильно краснея, и быстро исчезал, тихо поинтересовавшись самочувствием, как, впрочем, и Бора. Тот приходил, выбирая моменты, когда спала, и, пробуждаясь, встречала его пристальный изучающий взгляд, будто он все пытался понять, что я за зверь такой, здоровался, мы обменивались парой фраз, и он пропадал до следующего раза.

Зато кроме всегда оптимистичного Ундо за мной стала ухаживать моя землячка – кресса Конгинда Эмюри, что, оказывается, входила в число наших сопровождающих, и чьей обязанностью было засвидетельствовать в нужный момент законность брака между мной и онором Бора. Ну как ухаживала… большей частью она сидела, нахохлившись, у окна и с перманентным осуждением и при этом почти нездоровым любопытством глядела в окно, отпуская вяло-возмущенные комментарии о том, что эти аниры – все как есть натуральные варвары без понятия о манерах и культуре, постоянно шастают обнаженными по пояс на морозе, смеются слишком громко и развязно, смотрят нагло и похотливо и так далее, и прочее и прочее. И постоянно упоминала, что просто дождаться не может, когда я уже встану на ноги, церемония пройдет, чтобы она могла наконец вернуться в достойное ее присутствия общество. Угу, и развлекала бы своих таких же чопорно безмозглых подружек рассказами о дикарях до самой старости, ибо ничего более значимого, чем поездка сюда, в жизни провинциальной аристократки и случиться не может.

Она меня жутко раздражала и своим окраинным акцентом, и бесконечным нытьем, и критикой всех и всего, и надменностью, так присущей знати Гелиизена… хотя… чем сама-то лучше была. Или все-таки еще и есть? Просто я осмысленно старалась настроить себя на необходимость дальнейшей жизни среди аниров, а значит, на принятие их обычаев и манеры поведения или, по крайней мере, на терпимость, которая не должна быть ежедневным мучением и превратить существование в пытку, а эта фыркающая женщина нисколько мне не помогала. Но самое противное было в том, что при появлении онора Бора она тут же переставала шипеть злобной эфреей, превращалась в саму любезность, и даже пару раз я ловила ее по-настоящему масленый взгляд, буквально ощупывающий огромное тело моего будущего супруга. Странно, но это и меня заставляло всматриваться в него пристальней, и я старалась постигнуть, чем же он может таким волшебным образом привлекать эту крессу, учитывая ее презрение ко всем анирам в принципе.

Бора не был и близко похож на тех мужчин, которых я привыкла считать красивыми прежде. Вообще ничем. Все в нем было каким-то жестким, угловатым, словно он состоял из чистой первобытной мощи и острых, ничем не сглаженных граней, и это заставляло меня то и дело задаваться вопросом, в состоянии ли я буду справиться с постоянным пребыванием рядом с такой живой стихией. Однако когда я скрытно наблюдала сквозь ресницы за тем, как он на меня смотрит, возникало настойчивое желание попробовать, предвкушение чего-то большого, важного, пугающе-незнакомого, но отчего по всему телу разливалось нечто щекотное, а от живота и до самого горла внутри поселялась невесомость.

Еще одна странность была в том, что меня ни разу не почтил присутствием кресс Инослас со своими бесценными лекциями и разбором недостойного поведения.

– Он тоже болен, – сообщила в ответ на мой вопрос кресса Конгинда, брезгливо понюхав остатки питья, которым потчевал меня целитель. – Мы не видели его все эти дни, онор Бора велел ему жить со своими воинами в общей казарме. Представляю, как тяжело ему это дается. Достойный вельможа среди солдатни! Носитель Света Дооно по секрету мне сказал, что видел следы побоев на лице бедного кресса Иносласа. Говорю же, эти аниры – настоящие чудовища, так обращаться с аристократом, да еще временным опекуном самой племянницы Окнерда Пятого!

Ну, кое за что я бы и сама этому рунигу врезала от души, так что особенно его не жалела. Учил меня терпеть, значит, и сам потерпит.

На четвертый день я таки не выдержала и, невзирая на возмущение моей сиделки, оделась, накинула шубку и поплелась на улицу подышать хоть немного и размяться.

Гостиная гостевого дома была пуста, но в печи задорно трещало, а в помещении распространялись вкусные запахи. Толкнув дверь, зажмурилась – настолько ярким был солнечный день снаружи.

Кресса Конгинда что-то продолжала недовольно кудахтать за моей спиной, а я потихоньку привыкала к интенсивности света снаружи, привалившись к резной стене и медленно открывая глаза. Пресветлая, сколько же тут вокруг снега! Совсем не слой какой-то сероватой мелкозернистой крупы, из-под которой повсюду выглядывают грязные проплешины, как дома, а настоящее драгоценное толстое одеяло, подобное тем мехам, что мне презентовал будущий супруг. Солнечные лучи высекали из него миллионы искр всех цветов радуги, белизна слепила до слез, руки так и тянулись потрогать.

Резкий гортанный выкрик привлек мое внимание, и, все еще сильно щурясь, я посмотрела дальше. Нетронутое снежное покрывало там кончалось, сменяясь вытоптанной площадью, на которой сейчас, судя по всему, тренировались воины-аниры. И да, кресса Конгинда не врала – делали они это обнаженными по пояс, и это тогда, когда я куталась по самые глаза и все равно каждый вдох холодного воздуха отзывался болью в груди.

А полуголые мужчины, похоже, чувствовали себя вполне комфортно, периодически в пылу борьбы роняя друг друга прямо на стылую землю, да еще и смеясь при этом.

Онора Бора я разглядела среди остальных, как только глаза окончательно привыкли, а вот он мое появление засек, видимо, сразу. Его противником был такой огромный мужчина, что у меня просто в голове не укладывалось, как человеческое существо может вырасти до таких размеров. Но Бора управился с ним с противоестественной легкостью, лишив равновесия и заставив рухнуть как вырванное с корнями ураганом дерево, причем, не отрывая взгляда от меня. Как будто ожидал моей реакции. А после схватил огромное ведро с водой, стоявшее неподалеку, окатил себя с головы до ног и зашагал в нашу сторону.

– Кресса Греймунна, приличнее будет сейчас вернуться в свою комнату, – зудела аристократка, но я как к месту оказалась прикована ярким голубым пламенем, исходящим из глаз предводителя аниров.

Он остановился передо мной, но не поднялся по ступенькам, так что наши лица очутились напротив, и часто дышал, но воздуха почему-то стало не хватать и мне. По его коже с волос текли ручейки ледяной воды, но мурашками покрылась моя. Я твердила себе, что нужно перестать пялиться на его жесткий подбородок, широченные плечи, больше похожие на каменные валуны, на грудь, состоящую из одних твердых мышечных плит и… прости меня, Даиг, на его съежившиеся коричневатые соски, от вида которых заныли мои собственные, но все стояла не шевелясь, тогда как слишком близкое присутствие Бора становилось все отчетливее и интенсивнее с каждой секундой, словно его самого было все больше и больше, и он заслонял от меня весь остальной мир.

– Кресса Греймунна! Это совершенно непристойно для незамужней девушки! – практически взвизгнула навязчивая женщина позади меня, и предводитель аниров медленно, как нехотя перевел на нее взгляд, будто только заметил ее присутствие.

– И верно, Ликоли, достаточно непристойностей, – с нескрываемым раздражением сказал он. – Раз ты уже на ногах, то завтра же мы проведем обряд нашей свадьбы по вашим обычаям, тем более все нужные под рукой, а то дорогим гостям домой уже пора.

И развернувшись, он пошел прочь, а я в дом, повинуясь нытью крессы Конгинды, но не отказала себе глянуть украдкой на обнаженную спину будущего супруга.

Глава 8

– Нет, ну разве не возмутительно! – возобновила свои причитания кресса Конгинда, едва мы вернулись внутрь. – Где это видано, чтобы браки подобного уровня заключались в спешке, без достойной подготовки и пышности! Не в столице, а в каком-то приграничном захолустье, среди грубых воинов вместо вельмож! А где сотни гостей? Где украшения? Они хотя бы фейерверк сподобятся устроить? Пресветлая, какое же убожество наверняка нас ожидает!

– Меня все устраивает! – не выдержав, наконец огрызнулась я.

– Как будто дело тут в вас… – ляпнула аристократка сгоряча, но тут же осеклась и стала бормотать нечто неразборчивое, всячески уклоняясь от моего прямого взгляда, а я же мстительно его не отводила, заставляя ее потеть и краснеть в попытке замять вырвавшуюся неловкую правду.

Действительно, дело-то не во мне – тут все решают интересы государств и их взаимные статусные препирательства.

– Думаю, до момента, когда нужно будет одеваться к обряду, мне ваша помощь больше не понадобится, кресса Конгинда, – сухо сказала пыхтящей от недовольства женщине в дверях моей комнаты. – Спасибо за вашу неоценимую помощь. До завтра.

Ее присутствие выносить больше не было сил, к тому же я нуждалась в уединении, чтобы пережить и момент моего непонятного оцепенения при виде Бора, и тот факт, что уже завтра состоится моя свадьба. Вряд ли мне суждено сомкнуть сегодня глаза хоть на минуту, гадая, что же ждет, когда я уже целиком и полностью официально перейду во владение к этому пугающему и загадочному мужчине.

Резкий стук заставил вздрогнуть и разогнал раздумья.

– Кресса Греймунна, могу я войти? – тоном, в котором звучало извечное недовольство, поинтересовался главный руниг.

Выглядел он и правда неважно. Под правым глазом, на скуле и на подбородке – темные отметины, и даже левая рука подвешена в повязке.

– Что с вами случилось? – полюбопытствовала, все же жалея его немного.

– Ничего такого, чего не входило бы в мои планы, – с холодной невозмутимостью ответил Инослас. – Если я собираюсь нормально осуществлять свои обязанности по присмотру за вами и дальше, то сблизиться с местными любым образом необходимо. А что лучше сближает воинов, чем совместные тренировки.

– Боюсь, ваши усилия напрасны, – заметила я. – Онор Бора выразился вполне четко: после завтрашней церемонии все гелиизенцы должны покинуть Аргаст.

– Вот потому-то я и здесь сейчас, кресса Греймунна, – кивнул по-деловому руниг, прошел вглубь комнаты и, встав у окна, жестом попросил меня приблизиться.

– Вы должны обязательно убедить онора Бора, что пока не готовы расстаться со всеми земляками, а в частности со мной, – продолжил он шепотом, когда я повиновалась его безмолвной просьбе.

– Зачем мне это делать? – насторожилась я.

– Понимать зачем, вам, дорогая, совсем не обязательно. Гораздо важнее просто делать то, что я говорю, не вступая со мной ни в какие препирательства.

– Меня абсолютно не устраивает, как это звучит, кресс Инослас, и чем это способно обернуться, – возразила, вкладывая во взгляд все эмоции, что испытывала. – Как бы все ни было прежде, но с завтрашнего дня я уже буду супругой онора Бора, и я поклялась ему не делать ничего, что может нанести вред, и не лгать. Преступать клятвы не входит в мои планы.

– Давно ли вы стали привержены такой честности? А кто просит вас о лжи, кресса Греймунна? – уже с откровенной насмешкой спросил мужчина. – Разве вы и в самом деле готовы оказаться в полном одиночестве среди малопонятных вам чужаков? Как бы я ни был неприятен, но являюсь единственным человеком, готовым последовать за вами в логово зверя, так сказать, наплевав на свои интересы и тоску по родине.

Нет, вот я бы с удовольствием добавила к его синякам еще один, хотя бы за этот презрительно-покровительственный тон. Но говорил он дело. Мысль не видеть дальше рядом ни единого земляка, даже такого, как Конгинда или Инослас, реально страшила меня. Однако я не настолько наивна, чтобы верить, что главный руниг Окнерда Пятого желает задержаться в Аргасте исключительно ради поддержания моего душевного равновесия.

– Ладно, я готова попросить своего жениха оставить вас при мне, но учтите, что участвовать в чем-либо, что будет трактоваться как предательство ему, не намерена! – прошипела безапелляционно.

– А вы, дражайшая кресса Греймунна, случаем, не забыли, где ваша настоящая отчизна? Сильно головой приложились? – ухмыльнулся нагло Инослас. – Уж поверьте, если бы я нуждался в вашей помощи подобного рода, то нашел бы аргументы и рычаги заставить ее предоставить. Но я в этом не нуждаюсь. На данный момент. Всего хорошего, дорогая. Выспитесь перед обрядом.

Я с негодованием уставилась на закрывшуюся за ним дверь, ненавидя этого человека за постоянные победы надо мной. Мне нечего пока ему противопоставить, нет даже полной уверенности, что я должна и имею моральное право пытаться. Разве хоть что-то из сказанного им неправда? Такая-сякая, но я дочь Гелиизена, могу злиться на дядю и всю страну за то, что нахожусь сейчас здесь, на пороге неизвестности в будущем, обречена на это вопреки своей воле – не такой ли путь проходили сотни и тысячи людей до меня? Реальности плевать на наши желания или их отсутствие, нет дела до страстей, долгу нет смысла противопоставлять свое «хочу». Инослас хоть тысячу раз может бесить меня, но в том, что ради интересов нашего государства он сделает что угодно, не приходилось сомневаться. И, по сути, те клятвы, что я дала Бора, не отменяли моей принадлежности Гелиизену и обязательств нормального гражданина перед страной.

Но почему же мне так хотелось малодушно их игнорировать? И это не ощущалось нисколько неправильным. Я ведь могу просто промолчать в нужный момент, не открыть рта в просьбе или не проявлять настойчивости и… остаться совершенно одна? Шараак с этим, но дома отец, и как я могу быть уверена, что мое неповиновение не нанесет ему вреда или не станет вообще приговором? Как же это главный руниг не вспомнил об этом способе воздействия. Да просто он точно знает, в каком направлении пойдут мои мысли, и зачем сотрясать воздух прямыми угрозами, если додуманные куда как эффективнее.

Интересно, а папа одобрил бы то, что явно затевает Инослас? Ну конечно да, он ведь политик, этого не отнять. Хочется верить, что он бы всеми силами постарался сделать пешкой в этой игре не собственную дочь, но если уж от этого никуда не деться… Разве что подсказал бы мне, как обезопасить себя со всех сторон, хотя в подобных вещах нет и не может быть полных гарантий не пострадать.

Что будет готов сделать онор Бора, узнав, что я способствовала проникновению в их земли изворотливого шпиона? Помыслить об этом было страшно, да и все, что ждет впереди, виделось в мрачноватых тонах.

Появление Ундо, однократно стукнувшего в дверь и ввалившегося внутрь с очередной парующей кружкой, прервало мои хаотичные метания по комнате.

– Ну вот и пришел я попрощаться, крохотуля, – пробасил он, протягивая мне свою ношу. – Тебе уже получше, а у меня хлопот и в других местах хватает. А это тебе, чтобы не захворала от переживаний за ночь, поспи ты ее лучше.

– А вы разве не останетесь на торжество? – спросила, покорно принимая вкусное лекарство от лекаря. За эти дни я к нему почти привыкла, к его успокоительному, пусть и временами непонятному бормотанию, к заботливым касаниям мозолистых рук, даже к этой ужасной растрепанной бороде.

– Ой, да было бы что праздновать, – отмахнулся пожилой анир, чуточку обижая меня.

– Свадьба в Аргасте не повод для радости? – насупившись, я быстро отпила несколько глотков.

– Почему же, повод. Но наши свадьбы – то соединения двоих, не требующие алтарей, свидетелей да шумных застолий. Это только между женщиной и мужчиной, и клятву они дают душам друг друга, а не богам да безразличным к этому людям. И не в один момент такое происходит, дело небыстрое так соединиться, ни суеты, ни вмешательства постороннего не терпящее. Не с богами же им век вековать и не с чужими людьми.

– Но должно же быть подтверждение, обряд. Без них разве это законный брак? – удивилась я.

– Вот и получишь ты завтра свое подтверждение, крохотуля, а когда Бора свое, это пока никому неведомо.

Мои веки опять стали наливаться тяжестью, а мысли ворочаться все медленнее.

– Вот и славно, неча до зари тут ноги стаптывать, – удовлетворенно пробормотал Ундо, отбирая у меня тяжелую кружку. – Спи себе, да помни: что напоет сердечко женское, то и слушай, ни о чем не сожалей, да ледышкой не оборачивайся. Не будет от этого хорошо никому, ведь не такая ты.

– Кресса Греймунна, просыпайтесь уже! – разогнал мою сонливость визгливый голос Конгинды. Вроде же только подушки головой коснулась – и вот уже она. – У нас масса дел и приготовлений!

Я поморгала, глядя в окно, и поняла, что проспала, очевидно, и конец прошлого дня, и всю ночь – снаружи явно было солнечное утро.

Дверь широко распахнулась, и Ронра и еще один незнакомый анир внесли в комнату огромную бадью, в которой на дне плескалась вода, а кресса Конгинда кинулась занавешивать простыней окно, бормоча что-то о бесстыдстве местных.

Вежливо поздоровавшись, парни покинули помещение, чтобы почти сразу вернуться с ведрами горячей воды, а спустя несколько минут и с парой сундуков, судя по виду прихваченными нами из Гелиизена, совсем не похожих на те, в которых мне слал подарки будущий супруг.

– Это виданное ли дело, кресса Греймунна! Эти дикари предлагали вас вымыть перед церемонией в их общей бане, прямо там, где эта солдатня после своих тренировок купается! – начала свою обычную песню противная женщина. – Никакого уважения, понятия о приличиях! Видела я эту их баню, там же… все насквозь пропахло этими потными мужиками!

Едва сдержала непристойное хрюканье от смеха, потому что последнее у самой Конгинды прозвучало с каким-то сдавленным придыханием и сглатыванием, будто она подавилась словами или еще чем.

Я уже почти собралась спустить расстегнутое платье с плеч, когда в дверь снова постучали.

– Нельзя-нельзя! – завопила женщина, но онор Бора не собирался ее слушать.

– Я войду лишь на мгновение! – предупредил он, пренебрегая ее предупреждением, возмущая и смущая меня одновременно. Пришлось сжать ткань на груди.

– Прости, Ликоли, мне следовало прийти чуть раньше, да только сейчас смог. – Впервые я видела его запыхавшимся, раскрасневшимся, словно он бежал в спешке очень долго. – Мой подарок только подоспел, уж не сердись.

Он сунул руку за свой жилет, а я вдруг вспыхнула, заметив, как капля пота катится по его шее к ключице, стремясь скрыться под рубахой, и будто опять увидела его обнаженным по пояс, как вчера.

Бора извлек небольшой сверток из мягкой кожи и протянул его мне. Осторожно развернув, я еле сдержала пораженный вздох, а вот кресса Конгинда не смогла. В складках обычной кожи, как нечто почти не примечательное, лежало целое сокровище. Серьги, ожерелье и браслет в виде простеньких цветков с пятью лепестками, но вот вырезан каждый из них был из цельного куска бесценного нириса. И представить страшно, сколько это могло бы стоить, ведь даже крошечные кусочки этого камня, попадавшие к гелиизенским ювелирам из Аргаста, оценивались в баснословные деньги. Их принято было наделять массивными оправами и не использовать с другими камнями, ведь смысла не было – нирис затмил бы их все равно, сделал бесцветными и невидимыми на своем фоне. Темный, как беззвездная полночь, пока не познал света, он вспыхивал мириадами лучистых искр, поймав лишь единственный луч, и являл взору свой истинный глубочайший интенсивный синий цвет. Говорили, что коже любой женщины, с которой он соприкасался, этот минерал придавал чудесное сияние, превращая ее в неотразимую красавицу.

– Ох, Пресветлая, это же как десять моих поместий стоит! – отвлекла меня от завороженного любования работой мастера и игрой камней кресса Конгинда, и, покосившись на нее, я увидела, как она смотрит на подарок Бора – голодно и алчно, едва ли не трясясь всем телом.

Предводитель же аниров, не обращая на нее внимания, поднял одну серьгу, поднес к моему уху и уставился в лицо. Нахмурился, вдруг вздохнул досадливо и вернул драгоценность на место.

– Нет, всего лишь камень, где ему повторить цвет твоих глаз, Ликоли, – раздраженно сказал он и собрался уходить.

– Спасибо, это просто великолепно, – опомнилась я, порывисто дотронувшись до его плеча.

Бора посмотрел на мою руку, ноздри его вздрогнули, и уголок рта чуть поднялся, а я, смутившись, прижала конечность обратно к своей груди.

– Ну если так, то оно того стоило, – с непонятным выражением произнес он. – Жду тебя у алтаря.

– На правах более старшей, а так же давно и счастливо состоящей в браке подруги, хочу дать вам совет, кресса Греймунна, – обманчиво заботливым голосом процедила Конгинда, пока я осторожно заворачивала обратно роскошный подарок жениха. – Подарки от мужчины следует принимать с холодным достоинством или даже легким пренебрежением, дабы не поощрять в них мысль, что он вам угодил и на этом может успокоиться. И уж тем более не следует ему практически на шею вешаться – этим вы даете ему едва ли не открытое непристойное обещание.

– Непристойное обещание? – Даиг, я уже едва выносила эту женщину. – Он через несколько часов станет моим мужем, и о каких непристойностях может тут идти речь? Уже ночью мы будем в одной постели!

Конгинда издала каркающий звук, словно мои последние слова встали ей поперек горла.

– Кто знает, каких мерзостей принято требовать даже от законной супруги у этих дикарей? – придушенно зашептала она, пронзая меня кипящим от праведного гнева взглядом, под которым и раздеться-то было неловко. – На вашем месте я бы вела себя чрезвычайно отстраненно и всячески подчеркнула, как тяготит вас необходимость потакать низменным прихотям варвара, и глядишь – ему быстро надоест и он оставит вас в покое со своими домогательствами сразу после зачатия ребенка. Сейчас же он смотрит на вас так, будто вы лучшая еда из всех, что ему случалось увидать, и готов наброситься и сожрать, как животное. Отвратительно!

– Кресса Конгинда, а я вот безмерно рада, что каждая из нас на своем месте!

– Мне это следует понимать как то, что брак с этим… аниром наполняет вас радостью? – язвительно спросила она.

– Вам это следует понимать как то, что в ваши обязанности входит помочь мне с одеждой и прической и стать свидетельницей обряда моего супружества, и на этом все! Давать мне какие-либо, безусловно, ценные советы вас кто-то уполномочил?

Кресса поджала тонкие губы и опустила осуждающий взор.

– Нет, кресса Греймунна.

– Ну раз так, то я бы хотела продолжить подготовку в тишине. Вы не против?

– Как я могу… – начала она мямлить.

– Вот и договорились, – отрезала я.

О, Пресветлая, где бы мне еще набраться решимости разобраться и в ситуации с Иносласом с такой же легкостью? И возможно ли это вообще?