– Адам, милый?
– Привет, мам.
– О, неужели все так плохо? – Она догадалась по моему скупому приветствию.
– Нет, пока я дышу ртом – все отлично.
– Всего два дня – и ты будешь дома. Зато в эти дни можешь делать все, что угодно. И потом, Джереми с тобой. – Мама жила в отрицании моих разногласий с братом. Для нее мы все еще оставались маленькими мальчиками, которые вместе строили крепости. – Ваш отец соскучился по вам.
Я стиснул зубы, чтобы удержаться от ответа на это набившее оскомину замечание. Какой смысл напоминать ей, что если отец скучает по сыновьям, то ему некого винить, кроме самого себя?
Она задала еще несколько осторожных вопросов о папиной квартире. На этот раз я не стеснялся в выражениях:
– Это настоящая помойка, где и крысы-то не стали бы жить.
Мама рассмеялась, чего мне и хотелось.
– Значит, мне лучше не говорить, что я только что видела оленя на заднем дворе?
– Можешь повторить? Я не расслышал тебя, тут этажом ниже какая-то наркоманская разборка. – Донесся смешок, не мамин, и я шагнул на звук к краю балкона.
– Мне вас очень не хватает, – сказала мама и добавила, уже еле слышно: – В доме так тихо.
– Да, я тоже по тебе скучаю. – Я несколько отвлекся, когда перегнулся через разделительную стенку, чтобы заглянуть на соседский балкон.
Там сидела миниатюрная девушка, с виду моя ровесница, смуглая, с каштановой косой до пояса, перекинутой через плечо. Она медленно водила громоздкой камерой, снимая пару голубей, примостившихся на перилах перед ней.
– Мам, перезвоню. – Я нажал отбой. – Эй, – сказал я, дожидаясь, пока девушка повернет камеру ко мне, и еще дольше ожидая, пока она ее опустит. – Ты могла бы сказать что-нибудь или, не знаю, спрятаться.
– Извини, – коротко ответила она, не поясняя.
Она развалилась на складном стуле, свесив ноги набок, и ярко-красный огонек сигареты освещал ее свободную руку. Мне было холодно в толстовке, так что она, должно быть, и вовсе окоченела в джинсах и черной футболке с принтом SAVE FERRIS[1 - Американская ска-панк-группа. Название группы (в переводе «Спасите Ферриса») взято из фильма «Выходной день Ферриса Бьюллера» (1986).], но виду не показывала.
– Ты, наверное, Джолин. – Либо я угадал, либо она незаконно проникла на балкон Шелли.
Она улыбнулась:
– Я предпочитаю «Сучье отродье».
Джолин
Это выглядело симпатично: он покраснел, когда до него дошло, что я слышала, как Шелли называла мою маму. Одним из многих преимуществ Оук-Вилладж было полное отсутствие приватности.
– А ты кто? – спросила я.
– В смысле?
– Ну, ты Джерри или Адам?
– Адам.
– В таком случае спасибо, Адам. – Когда он сдвинул рыжевато-коричневые брови, я уточнила: – Ведь это ты сказал Шелли, что не стоит называть мою маму «той еще сукой». Это было очень мило с твоей стороны.
Его брови разгладились.
– Я подумал, что она может и не быть беспристрастной.
Я рассмеялась. Потом еще раз. И с трудом удержалась от того, чтобы не расхохотаться в третий раз.
– Это уж точно. Я имею в виду, что моя мама, конечно, далеко не ангел, но то же самое можно сказать про отца и его малолетнюю подружку.
– Погоди, она же не…
– Была малолеткой, когда я впервые увидела ее. – Я решительно стряхнула с себя эти воспоминания.
Адам скорчил гримасу, в которой отразились мои чувства.
– Да, – сказала я.
– Что, серьезно?
– Ага, разве что сиськи не по возрасту. Я уверена, мой отец повелся на них два – или три? – года назад. Точно не помню. Хотя нет, все-таки три. В тот год мы не могли наскрести денег на брекеты для меня, но, очевидно, моего отца больше волновали эти буфера, так что он сделал свой выбор. – Я улыбнулась, показав щербинку между передними зубами. Если на то пошло, мне она даже нравилась, но это не могло изменить того факта, что мой отец – идиот. – Эй, ты куришь? – Я помахала сигаретой.
Адам покачал головой.
– Это очень плохо. – Я опустила сигарету, пропустив затяжку.
Он покраснел еще больше.
– Может, и тебе не стоит?
Какой милый паренек.
– Да я и не курю. – Я стряхнула пепел. – Шелли говорит, что ее тошнит от этого запаха, и запретила мне курить, так что… – Я пожала плечами.
– Но ты не куришь?
Я сморщила нос.
– Пыталась закурить, но меня чуть не стошнило, и дым мешал съемке. – Она кивнула на камеру. – Теперь я просто позволяю сигарете дымить и наслаждаюсь результатом. И все же было бы намного проще, если бы ты курил. Так бы вместе столько вони наделали вдвое быстрее, понимаешь? А то торчать здесь холодновато. – Он удивил меня, когда, перекинув ногу через перила, запрыгнул на мой балкон, спугнув голубей. Остроумно, решила я. Он выхватил у меня сигарету и сделал несколько длинных затяжек, не кашляя и не задыхаясь, в отличие от меня. – Я думала, ты не куришь.
Настала его очередь пожать плечами.
– Моя мама когда-то курила. Как-то раз она застукала меня, когда я полез к ней в сумку за сигаретой, и я пообещал бросить, если она тоже это сделает.
У меня руки чесались схватиться за камеру, но я боялась его спугнуть. Докурив до фильтра, он протянул мне сигарету, как будто это великое сокровище.
– И она бросила?
– Ага.
Такой простой ответ, но его смысл мне не понравился.
– Выходит, ты не составишь мне компанию в курении?
– Извини, – сказал он, как будто и впрямь чувствуя вину. – Это была одноразовая акция.
Ох уж эти симпатичные парни, храбро выкуривающие за тебя сигарету, – проблема в том, что они, как правило, отвлекают. Я уже мысленно снимала сцену, как он прыгает на мой балкон и его силуэт вырисовывается в угасающем свете дня. Камера скользила по его рукам, сжимающим перила, и, приближая изображение, я видела пятна ржавчины на его пальцах, когда он брал мою сигарету. Я подалась вперед, чтобы проверить ракурс, и совершенно забыла о возможности вторжения извне, пока не распахнулась балконная дверь.
– Джолин, я… – Шелли сморщила нос, и ее взгляд упал на окурок в моей руке. – Серьезно? Ты как будто нарочно делаешь то, что я тебе запрещаю.
Сцена тотчас вылетела из головы, и я удержалась, чтобы не показать ей язык, но с трудом.
– Никотин манит так сладко – устоять невозможно.
Шелли выхватила у меня пачку сигарет и окурок из моих беспомощных пальцев. – Тем легче не церемониться с тобой, раз ты занимаешься таким дерь… – Она осеклась, заметив Адама. – Откуда ты взялся? – Она округлила глаза и перевела взгляд на соседний балкон. – Ты что, с ума сошел? Ты же мог разбиться!
Ледяной ветер пронесся над нами, и Шелли зябко поежилась. Я посмотрела на Адама – интересно, заметил ли он, что делает холодный воздух с ее прелестями, пленившими в свое время отца. Он глянул, но лишь мельком. Нет, определенно, мальчишка с каждой минутой становится только симпатичнее.
– Ты в порядке? – Шелли шагнула к нему, как будто собираясь обнять, но Адам отступил назад.
– Да, только предпочел бы, чтобы меня не трогали.
Я ухмыльнулась ему.
– Кажется, мы подружимся?
Шелли недовольно фыркнула.
– Успокойся, Шелли. Он в порядке. И у нас все хорошо. Можешь спокойно вернуться в дом, где тепло, прежде чем у кого-нибудь глаза вылезут из орбит при виде твоих штуковин.
Шелли, следуя примеру Адама, залилась краской и, сложив руки на груди, попятилась. – Вы оба, домой прямо сейчас. – Я не пошевелилась, как и Адам, к моему большому удовольствию.
– Шел, похоже, мы пас, но все равно спасибо за заботу.
Шелли прикусила губу и закатила глаза.
– Джолин, я думала, мы обо всем договорились.
– О чем же? Что ты вламываешься в мою комнату, когда захочешь?
– Я постучала. Ты не ответила. Мы договорились, что ты не будешь здесь курить. – Она издала сердитый звук. – Если ты думаешь, что я собираюсь поговорить с твоим отцом о той летней киношколе…
Я напряглась каждой своей клеточкой.
– Ты о чем? – я знала, о чем. Но непонятно, откуда знала Шелли. Я ни с кем не делилась грандиозными личными мечтами, не говоря уже о том, чтобы откровенничать с отцовской подружкой препубертатного возраста.
– Киношкола в Калифорнии. Они прислали по почте пухлый информационный пакет. Честно говоря, я чуть не выбросила его, потому что ты никогда не говорила, что ждешь письма, но, когда открыла конверт, увидела твое имя и…
Шелли все говорила, но я практически отключилась и лишь беззвучно вопила, не в силах двинуть ни единой мышцей. Краем глаза я увидела, как Адам втягивает ноздрями воздух. Стало легче, хотя и немного, от сознания того, что не я одна заметила, как Шелли пересекла черту, даже не поморщившись.
– …я думала, ты просто любишь смотреть старые фильмы. Не это ли ты снимаешь все время? – Она потянулась к моей камере, и я резко дернулась в сторону, чуть ли не рыча.
Я догадывалась, что к категории «старых» Шелли причисляла фильмы 1980-х. А мне они особенно нравились, поскольку отражали атмосферу тех лет, когда мои родители еще не встретились и не потеряли голову настолько, чтобы пожениться и произвести меня на свет. В общем, старые добрые времена. Но не сказать, чтобы я смотрела только «старые» фильмы.
– Может, если бы ты не скрывала от меня, чем живешь, мне не пришлось бы рыться в твоей почте или врываться на балкон, чтобы что-то узнать. Я просто… – Она стиснула зубы. – Мне это надоело. Я не могу контролировать то, чем ты занимаешься у своей матери, но здесь ты должна следовать правилам отца.
Я заглушила свой безмолвный крик. Не совсем, но почти. Будь моя воля, я бы так и молчала, но мне хотелось, чтобы она ушла и рассказала обо всем отцу. – Он никогда не устанавливал для меня никаких правил. Видишь ли, для этого ему пришлось бы время от времени здесь появляться.
У Шелли дернулось веко, и ее голос смягчился:
– У него сейчас очень много работы…
– Адам, смотрел в последнее время хорошие фильмы? – Не знаю, заткнулась ли Шелли, когда я перебила ее, или мне просто удалось заглушить ее болтовню. Я уже не раз слышала от нее эту фразу и не собиралась выслушивать все снова.
– Мы договорились, что я отвечаю за тебя, когда ты здесь.
Мое сердитое «я» редко добивалось чего-то, разве что рождало мое плачущее «я», которое задерживалось надолго. Поэтому, наплевав на все инстинкты, я заставила свой голос звучать бодро и весело:
– Я не подписывалась на это. И каковы же условия договора?
Шелли уперла руки в бока, ее ноздри раздулись от гнева.
– Никаких условий в пятнадцать лет, мала еще, ну да ладно, делай что хочешь. Ты всегда поступаешь по-своему. – Она швырнула мне пачку сигарет и махнула рукой в сторону балкона Адама. – Пожалуйста, не перелезай через перила, когда будешь уходить. – А мне бросила на прощание: – Я оставила пакет с материалами на твоей кровати. О, и я пришла сюда, чтобы сказать, что твой отец сегодня не придет ночевать. Ума не приложу, с чего бы это.
У меня защипало глаза и стало больно дышать, но я ничем себя не выдала. Шелли, не оглядываясь, закрыла за собой балконную дверь. Только со второй попытки мне удалось прикурить еще одну сигарету. Я уставилась на тонкую струйку дыма, что тянулась вверх. Адам смотрел вслед Шелли, слегка приоткрыв рот и широко распахнув глаза.
– Подожди, скоро и ты свою получишь, – сказала я ему.
Он моргнул и словно очнулся от испуганного оцепенения.
– Получу что?
– Свою Шелли. Или у твоего отца уже есть подружка?
– Что? Нет. У него нет подружки. Мои родители только что расстались. Они еще даже не говорят о разводе.
– С каких пор это имеет значение? Шелли появилась в кадре задолго до того, как началась бумажная волокита. В тот год Рождество прошло просто на ура. Все знали, что всем все известно, но, поскольку моя мама официально еще не спустила курок, праздновали в нашем доме с размахом. В этом году родители находились в состоянии войны, сражаясь за право отмечать со мной рождение Спасителя.
– Нет, – сказал Адам. – У моих все не так. Не было никаких романов на стороне или чего-то еще. Я даже не могу себе представить, чтобы у моего отца была подружка.
– Но ты же не видел, как он смотрит на Шелли. В отличие от тебя, он не шарахается, когда она пытается его обнять. – По выражению лица Адама я догадалась, что он уже стал свидетелем подобной сцены в коридоре. – Или я могу ошибаться. – Только я не ошибалась.
Адам все еще хмурился, но на этот раз из-за меня, а не из-за неприятной идеи, которую я ему навязала.
– Он не… ты понятия не имеешь о том, что происходит в моей семье. Очевидно, что в твоей семье все серьезно испорчено. У меня же… – он запнулся, – обычная путаница. Мой папа не собирается ни с кем встречаться, а моя мама – не какая-то там…
