Оно было куплено на распродаже, но это было реальное платье от Gucci, и такое вполне могла как-нибудь надеть жена настоящего мультимиллионера. Это превращало грубую фотосклейку в одну из возможных версий реальности.
Отойдя от пробковой доски, Таня почувствовала легкий спазм в матке. Ей показалось, что она сделала что-то серьезное, почти колдовское. И даже не почти, а на самом деле.
В научно-популярной литературе такое называлось «симпатической магией». Таня отчетливейшим образом ощутила то, что джедаи называли «содроганием силы». Что-то в мире пришло в движение, и причиной была она.
Таня села в кресло у телевизора и стала щелкать пультом. На пятом или шестом канале ее встретил грустно-веселый крокодил Гена из древнего советского мультика. Гена, в пророческом малиновом пиджаке и каком-то очень правильном пацанском кепарике, играл на гармошке и пел:
– Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете…
Дослушав песню, Таня выключила телевизор. Было самой смешно – дурехе сороковник, а она у себя в голове в песочек играет. С другой стороны, пока мы играем, мы молоды…
?
Когда утром на следующий день телефон заиграл, она сразу поняла, что звонок как-то связан со вчерашним магическим действием.
– Алло…
– Татьяна Осиповна? – сказал в трубке быстрый голос. – Здравствуйте. Меня зовут Дамиан Улитин, и я хотел бы встретиться с вами для важного разговора.
– По какому вопросу? – обмирая, спросила Таня.
– По поводу… вернее, поручению одного вашего одноклассника, – ответил Дамиан. – Вы помните, наверное – Федор Семенович.
Воздух вдруг сделался чем-то вроде пенопласта – стал твердым и неприятно скрипучим. Кое-как Таня выдохнула и вдохнула.
– Помню, конечно.
– Я его… Как бы сказать, помощник. И у меня к вам будет одно дело. Но не по телефону. В центре вам удобно?
– Когда? – спросила Таня.
– Сегодня было бы идеально. Заодно и поужинаем, да? Как вам индийская кухня?
Таня пару раз куснула пенопласт – и сказала:
– Да.
Дамиан показался ей похожим на пирата.
Не на голодного сомалийского афроафриканца, понятно, и не на московского задрота-кинолюба, а на топового представителя касты, который – пока его бриг бороздит соленый карибский простор – судится с пятью голливудскими стервами, зовет фейсбук к импичменту, качает бугристый пресс, и все это с открытой мальчишеской улыбкой на молодом еще лице.
Лицо его было не просто свежим – на нем, помимо капитанской бородки, присутствовала та особая патина, какой покрывается человеческая кожа от близости к большим деньгам и океанической свободе: как бы загар от особого солнца богатых, делающий человека моложе лет на десять.
На нем был идеально сидящий светлый пиджак, расстегнутая на горле голубая рубашка и красиво порванные джинсы. С собой у него была папка делового вида и глянцевый пластиковый пакет, заклеенный скотчем – словно он мимоходом затарился в каком-то бутике. В общем, выглядел он эпично.
Посланник не выше пославшего, вспомнила Таня евангельское… Так каков же тогда пославший… Полно, да и тот ли это Федя вообще?
Ах, как волнительно сжимается грудь.
– Сначала об одном неприятном и довольно скользком моменте, – заговорил Дамиан, демократично макая самосу в карри. – Мой клиент – очень заметный человек, вызывающий повышенный интерес самых разных СМИ. На нем многие пытаются заработать. Особенно, прошу меня извинить за прямоту, женщины. Вы, думаю, знаете, как это бывает.
Таня кивнула.
– Мы, собственно, не обязательно против, – продолжал Дамиан, – но стараемся упорядочить этот процесс. Сделать так, чтобы подобный заработок был предметом нашего договора, а не последующего вымогательства. Поэтому перед общением с Федором Семеновичем мы просим всех женщин, встречающихся с ним по личному делу, подписать несколько бумаг. Если вы согласитесь, это придется сделать и вам тоже.
– Что за бумаги?
– В них вы официально отказываетесь практически от всех возможных претензий в адрес моего клиента и берете на себя определенные обязательства. Это стандартное правило. Одновременно мы гарантируем вам за эту встречу разовое вознаграждение в семь тысяч долларов.
– То есть вы как бы меня нанимаете? В качестве гетеры?
– Обидно такое слышать. Мне ни в коем случае не хотелось бы, чтобы вы видели ситуацию в подобном свете. Скажу по секрету – только прошу ни в коем случае не повторять со ссылкой на меня – мой клиент настроен романтически. Я бы даже сказал, трогательно ностальгически.
– Вот как?
Дамиан кивнул.
– Наверно, уже такой возраст, когда человек окидывает взглядом жизнь с высоты и видит, какие чувства были важными, какие не слишком, что удалось на личном фронте, а что сорвалось. Что пока еще достижимо, что можно исправить, а что уже нет…
Таня вздохнула и чуть прикусила щеку, чтобы на глазах не выступили слезы.
– Но это, – быстро продолжил Дамиан, – всего лишь мои догадки. Я здесь сильно рискую, поскольку выхожу за пределы своей компетенции.
– Зачем же вы тогда предлагаете деньги за встречу?
– Я уже говорил, что богатых людей в наше время часто пытаются шантажировать. Я ни в коем случае не обвиняю вас в таких планах, но правила есть правила. Для этого мы и подписываем NDA.
– Что это?
– Non-disclosure agreement. Договор о неразглашении. И еще пару других бумаг. Если вы их внимательно прочтете, вам может показаться, что вы даете Федору Семеновичу консент на любые действия за полученную вами материальную компенсацию в семь тысяч долларов. Юридически все так и обстоит – вы как бы работаете по разовому контракту.
Таня брезгливо нахмурилась, и Дамиан поднял руки.
– Но это, разумеется, просто страховка. Исключительно для того, чтобы вы не могли обратиться в суд с каким-нибудь вздорным обвинением. Или не подумали нанять книггеров, чтобы издать скандальную и пустую книжонку о вашей встрече. Без этой формальности – а это, повторяю еще раз, чистая формальность – Федор Семенович не сможет с вами встретиться. Не допустят его юристы. В том числе я.
Дамиан вынул из портфеля папку с бумагами. Бумаги были помечены желтыми полосками липких закладок.
– Вот, – сказал он, – и еще это…
На стол перед Таней лег конверт.
– Я подпишу, – сказала она. – Но денег брать не буду.
– Увы, так нельзя.
– Почему? – оскорбленно спросила Таня.
– Потому что… Господи, да не ведитесь вы так. Потому что вы должны подписать в том числе и расписку в их получении. А если вы подпишете, но не возьмете, я окажусь жуликом. Сумма небольшая, но все равно бумагооборот требует аккуратности. Несколько раз сходите, в конце концов, в хороший ресторан. На эти деньги можно сходить в очень даже приличный.
– Но какое…
– Повторяю в третий раз, Татьяна Осиповна, документы нужны лишь для того, чтобы сформировать, как говорят адвокаты, внятное юридическое поле, где будут происходить все дальнейшие события. Но формальности должны быть соблюдены строго. Или вы хотите, чтобы меня вышвырнули на улицу?
Мысль о том, что Дамиану могут дать пинка и сбросить в бездну, где его благородный загар испарится и он снова обернется Демьяном, конечно, грела. Но все же не настолько, чтобы упорствовать ради этого в показной душевной красоте. Особенно себе во вред.
– Хорошо. Если вы настаиваете…
– Настаиваю.
Таня взяла конверт и спрятала его в сумочку.
– Подписывать там, где желтые метки, – сказал Дамиан. – Можете прочитать, если хотите.
Таня взяла наугад одну из бумаг, принялась читать – и запуталась в первом же абзаце. Особо вчитываться смысла не было: понятно, что при желании юристы обдурят ее пять раз в одном предложении.
– Зачем читать. Я Феде доверяю.
– И правильно. Поверьте, из квартиры он вас обманом не выселит.
У Тани вдруг екнуло в груди. Она сообразила, что именно так жулики выживают людей из квартир – рассказывают неправдоподобную историю, дают немного денег, просят подписать бумаги. Впрочем, подумала она тут же, откуда жуликам знать, что они с Федей в одном классе… Да нет, паранойя. Хотя…
Она пролистала несколько страниц, отыскивая упоминания про жилплощадь – но ничего похожего не было. Речь действительно шла об отказе от претензий всех возможных видов. И еще о разовом вознаграждении.
– Тут некоторые графы пустые.
– Я потом заполню, – сказал Дамиан. – Не переживайте.
– Ручку дайте.
Дамиан протянул ей синий гелевый маркер.
– Вот здесь, – сказал он. – Да. Здесь. И здесь. И здесь тоже. А здесь вот два раза, пожалуйста… Спасибо.
Спрятав бумаги в папку, он улыбнулся.
– Ну вот, противная часть позади. Теперь можем с вами наконец поговорить по-человечески… Таня… Ничего, если я вас так буду называть?
– Ничего, – ответила Таня.
– Так вот, Таня… Про ваши прежние отношения с Федором Семеновичем мне ничего не известно, но я вообще много времени провожу возле богатых людей – и примерно представляю их психологию. Я знаю, чего они хотят. И, поскольку я, будете смеяться, изо всех сил стараюсь быть порядочным человеком, я выложу все начистоту.
«Понятно, – подумала Таня. – Сейчас инструктировать будет, как ноги держать».
– Только не думайте, – сказал Дамиан, словно учуяв ее мысль, – что я имею в виду какие-то конкретные пожелания моего клиента. Нет. Я ни в коем случае не пытаюсь как-то вас сориентировать или намекнуть, как вам себя вести. Федор Семенович не давал мне такого поручения. Но я знаю, зачем такие люди, как мой клиент, ныряют в свое прошлое.
– Зачем?
– Вы слышали выражение «delayed gratification»? Или «отложенная гратификация»?
– Может и слышала, – ответила Таня. – Звучит знакомо. Но я уже забыла.
– Я напомню тогда. Это понятие связано с так называемым «Stanford Marshmallow experiment», или, говоря по-русски, «Стэнфордским зефирным экспериментом». Слышали?
Таня пожала плечами.
– На самом деле это целая серия экспериментов, обширная и очень долгая. Но первоначальный концепт был простым. Детям лет шести предлагали выбор – съесть одну пастилку прямо сейчас или две пастилки через пятнадцать минут. Сладости могли быть и другими, зефир тут не важен. Важным было предложение отложить удовольствие, чтобы потом получить больше. В шесть лет на подобное решиться не так просто. Некоторые дети соглашались, другие нет. Образовалось две группы.
– Можно догадаться, – сказала Таня, – что две группы будет. Чего удивительного.
– Тут – ничего. Удивительное было дальше. Эти эксперименты ставили в шестидесятых-семидесятых годах прошлого века. А потом проследили жизненный путь участников. Вплоть до нашего времени.
– И что?
– Оказалось, – продолжал Дамиан, – что группа отложенной гратификации, то есть детки, согласившиеся подождать второй пастилки, по всем жизненным показателям обошли тех, кто выбрал одну пастилку сразу. И по образованию, и по доходу, и даже по индексу здоровья.
– Это тоже понятно, – сказала Таня. – Я так и предположила бы. И что дальше?
– А то, – ответил Дамиан, – что группу отложенной гратификации можно тоже поделить. На тех, кто заберет две пастилки через пятнадцать минут – и тех, кто согласится ждать полчаса за четыре пастилки. И так далее. В конце концов окончательными чемпионами окажутся самые терпеливые дети. Те, кто ждал не пятнадцать минут, а пятнадцать лет… Отложенная гратификация дает огромную силу тому, кто ее практикует. Без преувеличения можно сказать, что на ней зиждется вся великая протестантская цивилизация. Но…
Подняв палец, Дамиан сделал картинную паузу.
– Но теневая сторона здесь тоже есть. У окончательных чемпионов далеко не все так хорошо, как кажется. В сказках разных народов существует архетип богача в рваной одежде, который получает удовольствие только от того, что спускается в подвалы и глядит на свое золото…
– Знаю, – сказала Таня. – Скупой рыцарь у Пушкина.
– Да, именно. Такой канонический скупердяй в лохмотьях сегодня встречается редко. У настоящего скупого рыцаря будет и яхта, и шато на Лазурном берегу, и самолет. Это символы успеха, и они необходимы для бизнеса. Не будет только одного – внутренней радости от обладания ими. За годы самоограничения у него пропал вкус к сладкому, и пастилки не доставляют ему радости. Совсем. Понимаете?
– Ага, – усмехнулась Таня. – Понимаю, куда вы клоните. Копил на коронки, пока зубы не выпали.
– Примерно. Победа в битве за счастье формально одержана, но субъект счастья – малыш, решивший подождать и съесть сразу сто пастилок – стал ее жертвой. От его лица теперь действует группа юристов по доверенности. Они сдают и принимают тонны пастилок, а счастье… Где оно?
Таня тихонько вздохнула.
– И тогда, – продолжал Дамиан, – скупой рыцарь строит машину времени. Он возвращается в то время, где малыш был жив – и заваливает его пастилками… Вы улавливаете мою мысль?
Таня даже покраснела.
– Вы не поверите, – сказала она, – но я совсем недавно думала про это практически теми же словами. Вот про машину времени точно думала… И вы считаете, что Федор Семенович хочет…
– Да. Он хочет вернуться к чему-то очень для него важному. И это связано с вами.
– Но зачем ему? Ведь Федя может что угодно себе…
– Вы знаете, не все. Далеко не все в мире можно купить, нанять и так далее, если вы это имеете в виду. Человеческая сфера влечения – область хрупкая и непостижимая. Если вы надломите молоденькое деревце, оно так и вырастет кривым. Так и человек. Есть целые научные школы, целые армии дорогих аналитиков и психотерапевтов, обслуживающие богатых, но несчастных людей. Они изучают каждый чих, каждый синяк, каждую детскую обиду своих клиентов – ибо все это до сих пор релевантно и важно.
– То есть вы хотите сказать, – заволновалась Таня, – Федя меня потому увидеть хочет, что ему психотерапевты прописали?
– Нет, что вы. Я совсем не это хочу сказать. Я хочу сказать, что стремление взрослого богатого мужчины вернуться в юность или детство, чтобы подлечить свою судьбу – это не какой-то бзик, не экзотика и редкость, а очень распространенное явление, укорененное в самой природе человеческой психики. Настолько распространенное, что на нем даже паразитируют всякие дипломированные умники.
