– У тебя поезд когда? Может, к нам заглянешь, посидишь перед отъездом? У меня ба знаешь какие пирожки напекла…У-у-у… Вкуснющие, с вишней.
– Нет, не стоит. Через два часа отправление. Лучше на вокзале… – я старалась выглядеть невозмутимой, хотя внутри меня всю буквально колотило и выворачивало.
– Тогда я тебя провожу, – Ленка решительно встала со скамейки.
Я попыталась улыбнуться. Все же я была безумно благодарна подруге, что она поддерживала меня. Не только сейчас, но и все то время, что я себя помню. Сумасбродная Ленка Кропотова, круглая, как колобок, – и рассудительная я, Катя Скрипка, высокая и худая. В шутку нас даже прозвали Марти и Мелманом, как жирафа и зебру из мультика «Мадагаскар».
Когда мы приехали на вокзал, Ленка упорно возжелала меня посадить в автобус и дождаться отправления.
– Только платочком белым вслед не маши, – усмехнулась я.
– Не буду, – заверила она, а потом, открыв сумочку, что-то старательно начала в ней искать.
Сейчас вытащит большой клетчатый носовик и заявит, что это ни разу не беленький платочек, оттого им махать можно. Но нет, Ленка выудила купюры.
– Бери, – она решительно протянула мне деньги. – Бери, иначе смертельно обижусь. Это не только от меня, но и от всей нашей семьи. Даже братец Шурик сюда свою лепту внес.
Мне было стыдно. И хотя у меня самой в кошельке денег кот наплакал – все, что удалось скопить за месяц работы курьером (причем подрабатывала я втайне от матери, которая считала, что я в это время усердно штудирую пособия для абитуриентов), – но брать вот так…
– Думаешь, что я тебе просто так даю? – с подозрительным прищуром начала Ленка, тряхнув своей русой челкой, – А вот и нет! Отдашь через год, когда станешь столичной студенткой-второкурсницей.
Я нерешительно протянула руку, отчетливо понимая: иду на сделку с собственной совестью. И тут механический голос мегафона возвестил:
– Посадка на рейс сто сорок семь начнется через десять минут с пятнадцатой платформы. Повторяю. Посадка …
– Ну, давай, – Ленка похлопала меня по плечу, – пошли.
Я села в автобус. Лишь когда дверь икаруса медленно затворилась, и автобус тронулся, я осознала: вот сейчас и начинается она, моя взрослая жизнь. Только в отличие от большинства своих сверстниц иллюзий на ее счет я не питала.
* * *
Три года спустя
– Скрипка, когда мне ждать вашу лабораторную? – Самуил Яковлевич, профессор, окликнул меня после окончания пары, заставив задержаться в кабинете.
Я сцедила зевок в кулак. Сегодня ночью спала всего ничего – меньше часа. А все оттого, что усердно чертила. Причем не себе, а одногруппнику Веньке – разгильдяю и балагуру, любителю тусовок и обладателю шестой бэхи. Но, несмотря на свое наплевательское отношение к учебе, мою работу Веник оплачивал исправно. Вот и сейчас деньги, которые он мне утром передал за выполненный заказ, позволят не только купить платье на лето, но и обеспечат две недели вполне сносных завтраков и ужинов. Правда, из каши или овощного супа… «Зато не растолстею», – утешила я себя. Хотя добреть мне и так было не с чего.
Кто-то скажет, что брать деньги с одногруппников – низко и мелочно. Что ж… Значит, у этого кого-то нет постоянной острой нехватки денег. А у меня, увы, такое финансовое положение, что я борюсь за каждый макарошек в кастрюле.
– Так когда вы сдадите мне лабораторную? – напомнил о себе Самуил Яковлевич.
– При следующем занятии, – на честном глазу заверила я преподавателя.
Тот хмыкнул и покачал головой:
– Смотрите сами, оно последнее в этом полугодии. А до сессии я вас без сданной лабораторной при всем желании допустить не смогу…
Такие люди, как Самуил Яковлевич, вызывали у меня невольное уважение. Может оттого, что исповедовали совершенно иную методику преподавания, в отличие от моей матери. Не «ты должен», а «тебе выбирать». Да и сама манера общения преподавателя не могла не импонировать.
Он никогда не «тыкал». Всегда на «вы» даже с желторотыми вчерашними абитуриентами. Хотя сам лектор – мужчина седой, грузный, с окладистой бородой и изрядным брюшком – был уже не в первый раз дедушкой: такому не зазорно на «ты» и к Гендальфу обратиться. Но, как признался один раз сам преподаватель, у него никогда и в мыслях не было сказать студенту, да и не только студенту, а кому бы то ни было, – «ты», если его собеседник не мог ответить ему тем же.
– Я обязательно … – начала было оправдываться.
Мне всегда было неудобно за свои «хвосты» перед Самуилом Яковлевичем, вдвойне оттого, что теорию автоматического управления я знала. И он тоже был в курсе, что я в его предмете разбираюсь. Иногда мне даже казалось, что преподаватель догадывался и о моих «калымах», но тактично молчал. Даже тогда, когда видел, что чертежи структурных и функциональных схем у разных студентов явно выполнены одной рукой. Он лишь усмехался в свою курчавую густую бороду и принимал работу. А потом на зачете с такой же милой улыбкой мог пытать дополнительными вопросами до посинения, выявляя, кто купил допуск, а кто действительно разбирается в предмете.
Из-за того, что другим я делала наперед, а себя задвигала в самый конец, и выходило, что сдавала зачастую все накопившиеся долги в последние дни перед сессией. Многие преподаватели лишь качали головой, сетовали, что вроде я девушка не глупая. Пеняли: в следующий раз не успею и пролечу с допуском, а там, глядишь, и со стипендией. Но все же практикумы и лабораторные принимали исправно.
Хотя у всякого правила бывает исключение. Такое случилось и у нашей группы. У всей сразу. Звали его Моджахедовна. Вернее, по документам именуемая Анна Леонидовна – дама, которой пора бы быть далеко за мадам, но по факту являющейся все еще мадемуазель. Отсюда и все супербонусы, которыми обладает классическая старая дева: вздорный характер, перепады настроения и полное отсутствие четко выраженной позиции. Иногда мне казалось, что эта последняя особенность характера: когда юная фройляйн мечется, выбирает и никак не может определиться – и есть основная причина, по которой наша Моджахедовна не перешла в статус фрау, дожив до седых волос. А потому у такой одинокой старушки и обнаружились неиспользованные тонны желчи и дотошности, которые она, за отсутствием супруга, и выплескивала на бедных студентов.
А если еще учесть, что преподавала сея дама почтенных лет философию – предмет необычайно нужный для будущих специалистов управления и информатики в технических системах, то масштаб того места, которое является радаром приключений, становился в разы больше. И не то, чтобы студенты ФИВТа были совсем уж далеки от тонких душевных материй, но Анна Леонидовна свято веровала, что философия – предмет, нуждающийся в самом трепетном отношении и скрупулёзном изучении. В итоге страдали все: и студенты, которые никак не могли проникнуться мудростью Фомы Аквинского и Канта; и Моджахедовна от нашей, как она выражалась, «дури»; и, собственно, сам предмет философия, дружно проклинаемый нерадивыми адептами ФИВТа.
К слову, отчего Моджахедовна получила свое прозвище: ее коллоквиумы напоминали хождение по минному полю. Одно неверное слово – и… Анна Леонидовна превращала юные студенческие мозги в фарш безо всякой анестезии.
– Идите, Катерина, – вернул меня в реальность голос Самуила Яковлевича, – и помните, вы обещали.
Я лишь благодарно кивнула и, закинув на плечо ремешок от сумки, поспешила в коридор. Следующие пары были в другом корпусе. Надо спешить. Радовало лишь то, что сейчас на улице тепло, даже не просто тепло, а жарко. Не надо тратить времени, упаковываясь капустой в куртку – шапку – шарф, да еще и стоять очередь в гардеробе, чтобы их добыть. Нет, сейчас все гораздо проще – выбежать на крыльцо и легкой рысью стартануть до пятого корпуса, благо он через дорогу.
Успела я как раз вовремя. Едва зашла в аудиторию и приземлилась за парту, как прозвенел звонок.
– Чего Яковлевич хотел? – скорее для проформы поинтересовался мой сосед Сашка.
– Как всегда, напоминал о крайнем сроке сдачи.
– А, это он любит, – понимающе протянул одногруппник.
Но тут хлопнула дверь, оповещая о том, что в аудитории появилась та самая Анна Леонидовна. Я мысленно перекрестилась. Сашка вздрогнул. Апокалипсис начался.
Моджахедовна обвела цепким взглядом нашу группу, наверняка не просто отмечая в памяти, а запоминая имена прогульщиков навечно. К слову, таковых было всего двое: Венька (ему многое в вузе было по барабану и по блату) и Карина – девушка, которой по причине скорого обретения счастья материнства прощалось многое.
Преподавательница поджала губы, открыла свой конспект и стала диктовать сухим менторским тоном. Время от времени она отшвартовывалась от кафедры и величественным кораблем плыла меж парт, занятых преимущественно парнями. Девушек в нашей группе, помимо меня и беремючей Карины, было всего трое. И отчего-то Моджахедовна любила отрываться именно на нас, задавая вопросы покаверзнее. Похоже, чувство женской солидарности у Анны Леонидовны отвалилось вместе с пуповиной.
Ее пара выматывала меня почище, чем пять часов, которые я проводила надраивая машины на автомойке. Увы, денег за чертежи и расчёты, которые я делала накануне сессии, и стипендии катастрофически не хватало. Потому я три раза в неделю рьяно мыла и пылесосила. Благо пока здоровья хватало выдержать эту гонку. Но это сейчас, а что будет на четвертом курсе – я боялась даже загадывать. Точно знала одно: буду царапаться до последнего, но обратно в свой городок не вернусь.
Моя мать, которая придерживалась в жизни принципа: главное вовремя обидеться, – извиняться за резкие слова не спешила. Она даже не звонила. Лишь два раза в год присылала смски: на мой День рождения и на Новый год. Видимо, считала, что блудная дочь должна каяться первой и вымаливать у нее прощение.
Я отвечала ей тем же. А поскольку приступами эпистолярного вдохновения не страдала, то и мои сообщения были длиной в пару предложений и тоже прилетали абоненту «мама» два раза в год.
В общем, у нас установился нейтралитет.
Наконец, лекция Моджахедовны закончилась, и я смогла с облегчением выдохнуть. Сегодня эта пара была последней. Можно забежать в общежитие, переодеться, перехватить овсянки из пакетика и часика два поспать. А потом – ноги в руки и на мойку.
Совесть напомнила, что я еще обещала лабораторную Самуилу Яковлевичу. Вздохнула и вычеркнула из мысленного списка дел сон. Два часа – их как раз должно хватить на то, чтобы успеть все решить и завтра не пришлось бы краснеть перед преподавателем.
Спустя три часа я подходила к автомойке в состоянии вполне счастливого трупа: лабораторную я все же сделала, зато организм включил полный автопилот.
До девяти вечера этот самый автопилот работал вполне исправно, но потом меня вдруг переклинило, и я умудрилась направить пенную струю прямо в салон дорогущего авто.
Повезло, что сиденья были кожаные. Я бросилась их протирать. Мой напарник, Стас – мужик с туманным прошлым и проспиртованным будущим, без слов кинулся мне помогать. И все бы ничего, но хозяйка иномарки заметила…
Она завыла так, что пожарная сирена показалась мне тихой песней соловья. Я успела ликвидировать все последствия к тому моменту, как гламурка добралась до нас со Стасом. Напарник на чистом глазу заявил, что «дамочке показалось».
Но «дамочка» вопила и тыкала в меня пальцем, требуя позвать начальство. Последнее, учуяв скандал, как фининспекторы – флер двойной бухгалтерии, тут же материализовалось. Даже звать не пришлось. Менеджер тут же залебезил, полез самолично проверять салон, но, на удивление, обнаружив капельки воды на коврике, незаметно стер их. А выбравшись из иномарки, стал заверять, что ничего такого там нет. А что воздух в салоне сыроват, и кожа на сиденьях влажно блестит – так это новейший метод уборки, специально для аллергиков и тех, кто заботится о своем здоровье. Очищение не только от пыли, но и микроскопической грязи.
В итоге, менеджер умудрился навешать блондинистой «дамочке» и ее подруге, прицокавшей чуть позже, столько лапши, что хватило бы накормить роту китайцев. Правда, при этом мне показали из – за спины кулак… Ну, да ладно. Главное, что не сдали на растерзание гламурным курицам, у которых на лице крупными буквами написано: машину мне подарили, права тоже, а вот мозги забыли.
Две цацы уже уплывали от нас, взятые под локоток менеджером, когда одна из них обернулась.
– Марика, смотри, а очкастая на тебя похожа, ну как две капли воды.
– Леся, думай иногда, о чем говоришь! Где я, и где эта мышь… Да у меня одного шарма два килограмма, – и блондинка выразительно поправила свою грудь.
А я и не знала, что харизму нынче отвешивают в силиконе.
– Нет, Марика, я конечно не спорю, что ты красотка и все такое… Но ты с этой косорукой мысленно очочки сними, волосики подраспусти, буфера приставь… Ну?
– К чему ты клонишь? – хозяйка авто даже остановилась и притопнула каблучком. Причем сделала это столь резко, что менеджер, дышавший ей под мышку, мотанулся на манер карманной собачки, которую дернули за поводок.
– Ну, ты же сама говорила, что мечтаешь о двойнике: а то Ашот с его ревностью…
– Леся, лишнее болтаешь, – блондинка зло стрельнула глазами, а потом демонстративно отвернулась к менеджеру и преувеличенно ласковым тоном осведомилась: – Так что вы говорили про новую систему чистки салона?
«А эта обесцвеченная красотка вовсе не так проста, как кажется», – успела подумать я, прежде чем меня окликнул напарник:
– Чего встала? – давай заканчиваем с этим полноприводным мордоворотом. У нас по записи следующая через пять минут.
Я плюнула, выкинула из головы двух силикононосных дев и остервенело заработала тряпкой.
Оставшийся час пролетел незаметно. Менеджер меня, конечно, отчитал, даже штрафанул на половину сегодняшнего заработка, но на том и успокоился. На мой же вопрос: «Отчего не сдали?», он лишь устало махнул рукой, но потом все же соизволил пояснить.
Если бы он согласился с воплем гламурной красотки, то в итоге имел бы слух, что на «Посейдоне» авто моют абы как, и могут и вовсе уделать так, что мама не горюй. Но сейчас, когда он убедил этих двух клиенток (которые, чую, у него самого сидели в печенках) что им померещилось, то умудрился выжать из ситуации даже профит. На слова «эксклюзивность», «новейшие» и «только у нас и исключительно для вас» велись не только крашеные красотки. И не только велись, но и приводили друзей с собою.
Я же еще раз убедилась, что менеждер «Посейдона» не зря получает свою зарплату и регулярно требует от начальства повышения. Такого специалиста (и фуфловтюха) хозяевам автомойки еще поискать: этот администратор был явно на своем месте.
Когда я вышла с автомойки и направилась к общежитию, на выезде меня поджидала уже знакомая машина. Та самая, которую я умудрилась обдать пеной и снаружи, и изнутри.
Предупреждающе хищно мигнули фары, а я начала прикидывать: в какую сторону лучше дать деру. Вот же злопамятная блондинистая зараза попалась!
Не поверила, видимо, россказням менеджера.
Спортивная сумка оттягивала мое плечо: это я взяла постирать униформу. С такой поклажей проще будет сигануть через невысокую металлическую ограду. Блондинка не будет портить морду своей иномарке, пытаясь протаранить препятствие, а на своих шпильках она меня фиг догонит.
Мне же, с моим ростом, ничего не стоит сначала причесать клумбу, за ней и газон, а потом вовсе вылететь с другой стороны улицы и, ввинтившись в людской поток, нырнуть в прожорливое чрево метро.
В общем, я не стала ждать, пока гламурка начнет вершить самосуд, давя меня своим бульдозером, развернулась и уже готова была стартовать, когда дверь джипа распахнулась, и выскочившая оттуда дева заорала:
– Постой, надо поговорить!
«Нашла дуру», – мысленно ответила я ей и перемахнула через забор.
Вслед мне понеслось:
– Держи ее! – заголосила подруга хозяйки авто, Леся, кажется.
Видимо, тоже выбралась на улицу из салона машины.
– Меня в детстве даже акушерка задержать не смогла! – все же я обернулась через плечо.
Не зря я это сделала. Картина стоила того, чтобы ее увидели. Две красотки модельной внешности, на высоченных каблуках и в коротеньких платьях, неслись следом за мной, вспахивая почвогрунт, выкорчёвывая цветы и просто бороня клумбу, над которой с мая месяца трудился мой напарник Стас.
Эти кобыл… кокетки вопили наперебой:
– Да подожди ты!
– Я тебе денег заплачу!
– Мы все равно тебя найдем на этой автомойке!
Я лишь поразилась наивности: перемежать угрозы и посулы, думая, что я куплюсь на вторые, забыв о первых? Не надо делать из меня глупую девочку!
Я припустила во всю прыть. Хозяйка авто – за мной. Но самое удивительное то, что блондинка Марика меня нагоняла. Она что, олимпийская чемпионка в забегах на короткие дистанции на шпильках? Иначе как объяснить то, что гламурная орясина догнала-таки и, в прыжке упав на меня, повалила на землю. Причем это в тот миг, когда мне оставалось всего ничего – перемахнуть через ограду и чесать уже по вполне пригодному для бега в кроссовках тротуару. Увы, упала я неудачно, ударившись головой о крупный кусок щебенки, который откуда-то взялся на газоне. Результатом стала потеря сознания.
В себя пришла под истеричный мат преследовательниц. Не открывая глаз, постаралась прислушаться к ощущениям. Спине было относительно мягко и весьма прохладно, под ладонями чувствовалась щетина влажной скошенной травы. Судя по всему, я все еще лежала на газоне.
– Может, оставим ее, как есть, а сами уедем?
– А если она уже труп? Получается – это я ее убила?
– Марика, даже если так. Это был несчастный случай, самооборона. Да твой Ашот наймет лучших адвокатов и тебя отмажут.
– Сначала мне нужно будет объяснить ему, на кой черт я погналась и напала на девку, которая столь на меня похожа…
– Мне тоже это жутко интересно, – замогильным голосом простонала я, открывая глаза. Все, что могли, мне эти две ненормальные уже сделали. А раз сейчас сами боятся и паникуют – самое время воспользоваться ситуацией.
Девицы заорали и отпрыгнули от меня. Я же скривилась от боли: в голове шумело, а меня саму штормило. Причем, последнее – вполне возможно не из-за падения, а от банального недосыпа.
Эти же две особи, потерявшие не только часть здравого смысла, но и, кажется, пару звеньев ДНК, уставились на меня, как на воскресшего покойника.
Впрочем, хозяйка авто пришла в себя вполне быстро.
– Ты жива. Отлично, – она как – то слишком пристально посмотрела на меня, склонив голову набок, как овчарка, а потом выдала: – У меня к тебе есть деловое предложение.
– Я голодная, злая и с шишкой на башке, поэтому мой ответ: «нет», – прошипела я, вставая.
Только полностью выпрямившись, поняла: мы с Марикой, когда она стояла, утопив свои шпильки в грунт, оказались одного роста.
– Тоже волейболистка? – зачем-то спросила блондинка.
