– Здесь вы узнаете не больше, чем из новостей. Официального заявления не последует, пока эксперты не закончат работу.
– Думаете, полиция уже что-то выяснила? – интересуюсь я.
Не ответив, Фрея продолжает:
– На Эвергрине не так легко добиться правды – чаще вопросы только множатся. Хотите мое мнение? – Я охотно киваю, потому что мне проще слушать, чем отвечать. – На острове знают, чьи это останки, но предпочитают молчать.
– Вы имеете в виду кого-то конкретного? – прямо спрашиваю я, глядя на нее в упор и сожалея, что не могу стереть неизменную улыбку с ее лица: Фрея точно насмехается надо мной.
– Пока не выяснила, но, будьте уверены, узнаю. Слишком многие из местных как закрытые книги; если на них надавить, хотя бы одна откроется.
Неловко двинувшись на скамейке, я отворачиваюсь к морю. Я понимаю, что тело закопал кто-то из островитян, но мне еще тревожнее оттого, что это может быть тот, кого я знаю.
– У вас были старшие брат и сестра, – вспоминает Фрея. – Они не приехали?
– Нет, – отвечаю я. – У Бонни семья, о которой нужно заботиться.
Я не стала пояснять, что не сообщала сестре, куда отправилась. Я должна позвонить ей и все объяснить.
– И Дэнни, – Фрея будто случайно припоминает имя моего брата. – Я жалела его. Он был одиночкой, таким замкнутым, а дети бывают жестокими. – Она замолкает, а я думаю о том, что Фрея тоже находилась на пляже во время общей ночевки, когда поднялась суматоха. – Как у него дела?
Я не хочу говорить ей, что не видела брата восемнадцать лет, что долго страдала из-за его отъезда и что я прекрасно знаю, какими жестокими были местные дети, а я недостаточно защищала брата.
– Дэнни довольно давно уехал, – сухо отвечаю я. – Мы не поддерживаем связь.
Фрея кивает.
– Значит, полиция к вам уже наведалась? – уточняет она.
– Почему вы задаете столько вопросов? – не выдерживаю я. – Я для вас материал для очередной статьи?
– Нет, вовсе нет. Ну, во всяком случае, пока нет, – с улыбкой добавляет Фрея. – Расслабьтесь, Стелла, я расспрашиваю не для статьи. Очевидно, что об останках вы знаете не больше моего. Вы вернулись на остров выяснить правду? Так ведь и я здесь за тем же.
– Тогда отчего такой интерес именно ко мне?
– Вы можете оказаться небесполезной, – заявляет она, развернувшись ко мне. С самого начала разговора Фрея присвоила себе ведущую роль, и язык тела подтверждает – сознательно. – Но это зависит от того, насколько вы готовы в этом участвовать, – она показывает в направлении полицейского тента.
– Не понимаю, какой от меня толк.
– Вы можете говорить с теми, кто не желает говорить со мной. У вас было бы больше шансов, чем у меня.
– С чего вы взяли?
Фрея смеется.
– Вы знаете большинство из них, вашу семью здесь когда-то любили. Послушайте, островитяне захлопывают двери перед моим носом, но охотно заговорят с вами. А взамен, – продолжает она, не давая мне ответить, – я расскажу вам пару любопытных деталей.
– Например? – спрашиваю я. – Вы же сами сказали, что ничего не знаете!
– Могу рассказать, кто больше других заинтересовал полицию. К кому приходили не один, а несколько раз.
Я медленно киваю.
– У вас уже есть вопрос?
– Как по-вашему, что выяснили эксперты? Вы говорите, что официальное заявление будет, когда они закончат работу. Уже установили, сколько тело пролежало в земле?
– Как раз это патологоанатомы устанавливают сразу, – снисходительно отвечает Фрея. – Я думаю, полиции уже известно, чьи это останки.
Я невольно выдыхаю.
– Так почему они не говорят? В новостях ничего не было.
Она пожимает плечами:
– Видимо, решили не будоражить общественность. Или «дожать» причастных неизвестностью.
Я содрогаюсь, плотнее запахивая пальто. Мне отчаянно хочется знать, кого нашли за нашим садом, но я не доставлю Фрее удовольствия, задав вопрос. Сунув руки в карманы, я нащупываю телефон, и мне вдруг очень хочется позвонить Бонни. Отчего-то вспомнилось, что внимание детективов привлекли мои бисерные браслетики.
В списке, который я им отправила, было пять девочек, включая меня: Джилл, Бонни, Тесс Карлтон, Эмма Фишер. Кто же из нас мог быть причастным к этому делу? Впервые я чувствую, что не должна была возвращаться сюда. Я не желаю ввязываться в игры с журналисткой – я ей не доверяю, и все же ловлю себя на том, что спрашиваю:
– Вы сказали, что к некоторым жителям острова полицейские приходили несколько раз?
Фрея кивает.
– К кому же?
– К Сьюзен Карлтон, Энни Уэбб и Бобу Тейлору. Помните таких?
– Да, – с усилием выдыхаю я. Лучшая подруга моей матери, наша названая тетка и отец Джилл. – А почему полиция ими интересуется, не знаете?
– Нет, – отвечает Фрея с коротким смешком. – Может, с ними вам в первую очередь и поговорить?
– Я не очень хочу в это вмешиваться, – признаюсь я. – С чего вы взяли, будто я выясню что-то полезное? Если детективы не смогли из них ничего вытянуть, у меня и подавно не выйдет. И вообще, их могли опрашивать по другому поводу.
– Безусловно, но давайте посмотрим правде в глаза: у нас с вами, Стелла, накопились вопросы, и ваши, по-моему, куда серьезнее, чем вы хотите показать.
Я впиваюсь в нее взглядом.
– Тело найдено в вашем саду, – продолжает журналистка. – Именно поэтому вы и вернулись.
– Не в саду, а за садом, – я повышаю голос и поднимаюсь, взбешенная ее предположением.
– Хорошо, на границе сада, – поправляется Фрея и оглядывается. – Погодите, – она хватает меня за руку, перегнувшись через спинку скамейки. – Простите меня, я веду себя некорректно. Это издержки моей работы. Пожалуйста, простите! – упрашивает она, опуская руку. – Я не имела в виду ничего такого. Может быть, поговорим завтра?
Я пожимаю плечами и достаю мобильный.
– Мне нужно идти, – бурчу я. – Я должна позвонить сестре.
Фрея качает головой:
– На острове нет мобильной связи.
Я смотрю на экран и кто бы сомневался действительно не вижу признаков связи. Гляжу на него еще секунду и, глубоко вздыхая, отправляю телефон в карман. Раньше я искренне не считала Эвергрин изолированным, но сейчас мне становится как никогда одиноко.
Глава 9
Вернувшись в деревню, я направляюсь в кафе. Едва я распахиваю дверь, меня охватывает волна теплого воздуха. Девушка за стойкой приветливо улыбается. На вид ей не больше пятнадцати, темно-русые волосы собраны в хвост. Вытирая руки о ярко-розовый передник, она обращается ко мне:
– Чем я могу вам помочь?
– Горячий шоколад, пожалуйста, и что-нибудь поесть. – Взглянув на грифельную доску за ее спиной, я останавливаю выбор на сандвиче с курицей и майонезом.
– Присаживайтесь, а я сейчас принесу, – говорит она, указывая на пустые столики. Из посетителей кроме меня в кафе лишь две девушки: устроились у окна, на высоких стульях и посмеиваются над чем-то.
Я выбираю столик с краю.
– У вас тихо, – произношу я, оглядывая кафе. Девушка, выкладывая большую ложку измельченной курятины на ломоть хлеба, кивает:
– Так и есть. – И без промедления продолжает: – Вы тоже здесь из-за трупа?
Такая прямота шокирует меня, и я непроизвольно перевожу взгляд на посетительниц, которые уже не хихикают, но по-прежнему кажутся увлеченными разговором.
– Думаю, вы либо из полиции, либо из прессы, – предполагает девушка. – С прошлой субботы других клиентов у нас нет.
– Я ни то, ни другое, – заверяю я.
– Да? – Она вытирает руки маленьким полотенцем, выходя из-за стойки с моим сандвичем. Поставив тарелку передо мной, она медлит. – Тогда что вы здесь делаете?
– На самом деле я здесь жила. Много лет назад.
– О, здорово! Может, вы знали мою маму?
Я вопросительно склоняю голову набок.
– Эмму Фишер. Она прожила здесь всю жизнь. Раньше ее звали Эмма Грей.
– Да, я помню Эмму, – отвечаю я.
Грей была на три года старше меня, ровесница Дэнни.
– Мы живем вон там, в террасных домах, – оживляется девушка. – В доме номер два. Обязательно зайдите ее проведать.
– Но… – нерешительно начинаю я, пытаясь вспомнить об Эмме хоть что-нибудь, кроме того, что она значится в моем списке обладательниц бисерных браслетов.
Молчаливая, тихая девочка. Я никогда не знала, о чем с ней говорить. Ее родители тоже держались особняком.
– Она, как и я, жила в деревне, – говорю я, припоминая, что у Эммы были длинные светлые волосы длиною до середины спины, очень ровно, как по линейке, подстриженные.
– Дедушка с бабушкой до сих пор живут на старом месте, в доме номер восемь.
– Значит, твоя мама не уезжала с острова?
– Нет. Когда она познакомилась с папой, он перебрался сюда, и они прожили здесь несколько лет, прежде чем расстались, когда мне было пять, и отец вернулся на материк. С тех пор мы с мамой живем вдвоем. – Девушка, улыбнувшись, возвращается за стойку, чтобы приготовить мне горячий шоколад.
– А как же ты? – спрашиваю я, когда она снова подходит. – Тебе нравится жить на острове?
– Вы говорите совсем как журналистка!
– Прости.
Она качает головой:
– Все нормально. Меня это не раздражает, как многих островитян.
Она ставит передо мной большую кружку с шоколадом. Я благодарю и без паузы продолжаю:
– Что вы имеете в виду?
– Местные терпеть не могут, когда вмешиваются в их жизнь. Я не знаю, они словно все вдруг почувствовали себя виноватыми. Мама говорит, что при виде полицейского на пороге любому станет казаться, будто он что-то натворил.
Я понимающе киваю.
– Пожалуй, она права, – продолжает девушка, – хотя маму еще не слишком часто донимают. Во всяком случае, именно поэтому все теперь сидят по домам. – Она закатывает глаза. – Островитянам рекомендовано избегать общения с прессой, и поэтому они решили, что лучше будет совсем спрятаться. А вам? Вам нравилось жить на острове?
– Да, – улыбаюсь я. – Очень нравилось.
– А мне достается лучшее из обоих миров, – она сияет, – помимо острова, я провожу много времени на материке, с отцом. Папа говорит, здесь как в закрытой банке. Да и некоторые из моих друзей тоже терпеть не могут Эвергрин.
– И моя сестра не любила, – признаюсь я. – Не могла дождаться, чтобы покинуть остров навсегда.
– Поэтому вы и уехали?
Я качаю головой.
– Нет, просто отец нашел работу в Винчестере. Кстати, я Стелла.
– А я Мэг, – улыбка озаряет ее лицо. – Что касается вашего предыдущего вопроса – да, мне здесь нравится. По крайней мере, я так думаю. Когда нашли труп, тут такое началось! – продолжает Мэг, присаживаясь напротив. – Понимаете, все терялись в догадках, чьи это останки. Только об этом и говорили, и было заметно, что люди смотрели друг на друга с подозрением. Мама сказала, что я не должна никому доверять, но мне кажется, это она сгоряча. Ведь я знаю этих людей всю жизнь.
Я киваю, принимаясь за сандвич. Похоже, как ни старалась Эмма предостеречь дочь от излишней открытости, мать явно не была ею услышана. Для любого из журналистов наивная и доверчивая Мэг стала бы хорошей добычей. Подавшись поближе, Мэг шепчет:
– Люди уже начинают сплетничать, чьих рук это дело. Надеюсь, это не тот, кто все еще живет здесь.
Я невесело улыбаюсь:
