– А он украл два десятка лет твоей жизни.
– А что за убежище?
– Оно для таких семей, как наша, и таких женщин, как ты; жен из индийской общины, которые всю жизнь провели под ярмом мужей; женщин, которым надоело терпеть побои, обиды и обращение как с собаками, которым нужна помощь, чтобы начать с чистого листа.
– Но… но…
Шабана не знала, что сказать. Столько лет она фантазировала, как сбежит от Вихаана! Прошло девять лет со времени ее последней настоящей попытки, когда она строила планы доехать от дома в Лестере до Ньюкасла, где живет дальняя родственница. Ей помогала миссис Патель, держащая местный супермаркет. Но когда муж миссис Патель обнаружил билеты на автобус «Нэшнл экспресс», которые его жена припрятала для Шабаны и ее детей, он счел своим долгом поведать Вихаану о ее планах. Наказанием ей послужили побои столь тяжкие, что она до сих пор не в состоянии перенести весь вес на правую ногу.
С того дня ее единственным упованием стала безвременная смерть, которая сможет избавить мир от Вихаана. Он курит в день по пачке сигарет с высоким содержанием смол, а из-за жирной еды весит килограммов на двадцать больше, чем следует. Возможно, лишь вопрос времени, когда его сердце откажет. Порой Шабана фантазировала, как он у нее на глазах валится на пол кухни, вцепившись рукой в грудь, и молит ее позвать на помощь. «Не могу, – отвечает она ему. – Я говорю только на бенгали. Ты же сам не позволил мне учить английский, помнишь?»
– Мам, – сказал Рейанш, возвращая ее к действительности, и взял ладони матери в свои. – Ведь ты же этого и хотела, разве нет? Возможности вырвать всех из-под его власти? Потому что именно это и произошло.
– Когда он вернется домой, то отправится за нами, разыщет и убьет всех нас. Я знаю, как мстителен твой отец, когда его доведут.
– Нет, потому что не сможет. Я встречался с женщинами, держащими убежище, и объяснил твою ситуацию, и они заверили, что, когда будешь готова, тебя там ждет радушный прием. Это совершенно анонимно; никто даже не узнает, где ты. Я переговорил с ними снова по пути сюда – они могут принять всех вас сегодня же утром. Вас ждут постели. И они связали меня со стряпчей, тесно сотрудничающей с ними. Она повидается с тобой сейчас же, чтобы организовать судебный запрет против папы. Все готово. Не хватает только тебя и девочек.
– Но как же ты? Куда направишься?
– Мне осталось всего пара месяцев до начала занятий в универе. А до той поры могу зависать у друзей, перекантуюсь как-нибудь… Мне повезло: пинок под зад, поскольку папа думает, что быть геем хуже, чем покойником, оказался лучшим, что он мог для меня сделать. Мам, мир за этими стенами прекрасен, прими только шанс…
– А твоя подруга-адвокат, она знает, что я не говорю по-английски?
– Да, и она говорит, чтобы ты не тревожилась; прежде она встречалась с подобным уже много раз. Она хочет тебе помочь.
– И ты обещаешь приглядеть за девочками, пока я буду с ней сидеть?
– Да, конечно, пригляжу.
Внезапно, без малейшего предупреждения, по жилам Шабаны разлилось тепло, добегая в самые дальние уголки. Она едва заметно закивала, воображая, насколько другим может быть будущее, если она доверится сыну и людям, которых он привлек ей в помощь. То, что они желают помочь совершенно незнакомому человеку, смирило ее. Шабана поглядела Рейаншу прямо в глаза.
– Помоги мне собрать сестер, – сказала она с растущей уверенностью.
Затем уложила все, что может понадобиться в ближайшие несколько дней, – одежду, белье и туалетные принадлежности, – в две хозяйственные сумки. Из спальни она слышала, как Рейанш командует своими четырьмя сестренками в смежных спальнях. Шабана очень гордилась своим единственным сыном; несмотря на то что он узнал о мужчинах на примере собственного отца, все равно знает, что это неправильно. И вместо того сохранил добрую, ласковую и заботливую душу. Имя, которым она его нарекла, означает «первый лучик солнца», и теперь Рейанш преподносит ей этот дар – шанс узреть новый день в новом свете. Она готова покинуть мрак и вступить в мир, озаренный светом, почти изгладившимся из ее памяти.
Услышав, что девочки спускаются по лестнице, Шабана вознесла краткую молитву за них. Она вступила в материнство с наилучшими намерениями и хотела научить их быть независимыми, не позволяя никому взять власть над собой. Но старшей уже исполнилось четырнадцать, а они до сих пор видели в своей матери только раболепную, напуганную женщину. Шабана лишь уповала, что после воспитания под этим кровом для них еще не поздно переменить отношение к замужеству. Если же они повторят ее ошибки, в том будет не их вина, а ее. А за такое она себя не простит.
Собрав сумку, Шабана поспешила в кухню за ключом, а оттуда направилась к запертому на висячий замок сараю, к которому муж ее не подпускал. Срывала контейнеры с полок и рылась в коробках и мешках, пока не извлекла все наличные, пачка за пачкой. Сумма ошеломила ее. Пока она едва сводила концы с концами с нищенским бюджетом на еду и одежду для растущей семьи, Вихаан сидел на тысячах и тысячах фунтов. Это лишь усугубило ее ненависть к мужу.
Рассовав деньги по карманам, Шабана присоединилась к семейству в гостиной, которую муж объявил своей собственностью и не пускал их даже на порог. И увидев девочек со школьными ранцами на плечах, набитыми вещами, книгами и игрушками, ощутила силу, хотя и не подозревала, что та еще таится в ее душе. Рейанш же тем временем тревожно маячил за плотной тюлевой шторой, проверяя, всё ли благополучно снаружи, чтобы они могли пуститься в бегство. Эта штора очень долго скрывала от остального мира, что сталось с Шабаной. Но теперь этому конец. Она рвала штору с карниза, пока та не свалилась грудой на пол. И наконец-то смогла без помех выглянуть из окна.
– Пусть смотрят на меня, – бросила с вызовом.
Когда она целовала каждого ребенка в щеки по очереди, две младшие – Адитья и Криш – заплакали. В ответ мать обняла их крепко-накрепко.
– Я покажу вам, что значит быть счастливыми, – шепнула она, прежде чем отпустить.
Рейанш вывел их через переднюю дверь в одно из двух беспилотных такси, припаркованных на улице. Потом помог Шабане уложить сумки во второй автомобиль, припаркованный позади первого, и запрограммировал адрес стряпчей в GPS.
– Увидимся после обеда, – сообщил он и вручил ей мобильный телефон, прежде чем вспомнил, что мать ни разу не пользовалась таким. – Я позвоню тебе по вот этому – для ответа нажми зеленую кнопку, – а потом закажу авто, чтобы оно привезло тебя к нам.
Обхватив сына руками, Шабана прижала его к себе.
– Спасибо тебе, – шепнула и только тогда отпустила.
Она еще ни разу не ездила в автомобиле без водителя. Но не усомнилась ни на миг, когда Рейанш заверил ее, что авто само доедет туда, куда ей нужно. Ее единственному мальчику не исполнилось еще и восемнадцати, но он – единственный мужчина, которому она доверяет, потому что не верит ни собственному отцу, устроившему ее замужество с человеком, о свирепом нраве которого знал, ни братьям, чуть не до смерти забившим ее парня более низкой касты в Индии, когда они были еще подростками.
Шабана дала волю воображению о том, куда она теперь может отправиться, став свободной. Довольно будет маленькой муниципальной квартирки с радио и телевизором, чтобы она могла смотреть кино, когда девочки лягут спать. Годами фильмы были для нее единственным окошком на волю. Порой, когда Вихаан был в отлучке и забывал спрятать пульт от телевизора, она смотрела индийский канал, опосредованно проживая величайшие болливудские истории любви. Ее чаровали красивые девушки с безупречными волосами, в ярких, красочных одеяниях, танцующие с радостью, выпадавшей на ее долю так редко. Их словно благословили другие боги, чем те, которым поклонялась она.
Шабана поглядела на карту на мониторе приборной доски авто, колесившего по дорогам, которые она всегда одолевала пешком. И уже привыкла к саднящим до жжения мышцам рук, когда шагала домой, обремененная тяжелыми сумками с продуктами.
Больше никогда. Скоро она сможет ездить на автобусе или такси, а то и завести подруг и ходить за покупками вместе с ними. Благодаря упорству Рейанша теперь перед ней и ее семьей раскинулся огромный мир возможностей. Два слова, которые Вихаан вышиб из нее напрочь, мало-помалу начали пробивать дорогу обратно в ее лексикон.
«Я смогу, – твердила она себе, – я смогу».
Ее внутренний голос был последним, что услышала Шабана, прежде чем из громкоговорителей авто прозвучал английский. Он объявился столь нежданно, что напугал ее.
– Что происходит? – спросила она вслух на родном языке. Взгляд ее заметался по салону авто. Голос продолжал говорить, но она была в состоянии понять лишь несколько слов там и тут. Одно звучало как «умереть».
Внезапно монитор включился. Главный экран был заполнен экранчиками поменьше и другими людьми в машинах. Ни один из них не улыбался – все они выглядели напуганными. Шабана склонилась поближе к экрану в надежде увидеть сына. Но единственным знакомым лицом оказалось ее собственное.
Паника всколыхнулась в душе Шабаны точно так же, как при хлопке передней двери, когда Вихаан возвращался после ночного отсутствия. Если он пьян, значит, зол. А если он зол, то обратит свою агрессию против жены, вытворяя с ней что пожелает, пока она будет лежать смирно, зажмурив глаза, сжав руки в кулаки и мечтая о лучшей жизни.
Другие голоса забились в ее машине – еще больше слов и языков, которые она не в состоянии была понять, вместе с неотвязными воплями, криками и стенаниями людей, попавших в беду.
– Что происходит? – умоляющим тоном возгласила Шабана. – Мне это не нравится; пожалуйста, вы можете остановить машину? Я хочу выйти.
Нажала на кнопку на двери, но ничего не произошло. Поглядела на телефон, который дал ей Рейанш, нажала на зеленую кнопку и поднесла его к уху.
– Рейанш? – спросила. – Рейанш, сынок, ты меня слышишь? Ты там? Пожалуйста!
Но ответа не было. Шабана ощутила, что новая жизнь, мечтать о которой она только-только осмелилась, ускользает у нее из рук.
Часть II
Глава 6
Либби Диксон не требовалось смотреть на собственное отражение в зеркале ванной, чтобы понять, что она до сих пор насуплена.
Все уже было предрешено к моменту, когда ее будильник прозвонил в 6:45 утра, и она помнила, где ей предстоит проторчать весь день. Шея ныла от сна в неудобном положении, так что Либби надавила кончиками пальцев на мышцы по обе ее стороны, пытаясь снять с них напряжение. Она так и продолжала хмуриться, плетясь по лестнице, принимая душ, а после по инерции занимаясь нанесением макияжа. Хмурилась, маскируя пятно на подбородке, стягивая свои волнистые от природы волосы в конский хвост и копаясь в гардеробе. Остановилась на консервативном костюме, составленном из простой кремовой блузки, темно-синей юбки-трапеции и жакета в тон. Производить впечатление ей не на кого.
И теперь, когда она встала посреди кухни, даже домашние кролики Майкл и Джексон не могли спровоцировать ее на улыбку, гоняясь друг за другом вокруг ее ног. Либби налила себе вторую чашку кофе в чаянии, что дополнительная доза кофеина поможет ей воспрянуть духом. Не помогла, и она хмурилась по-прежнему.
Вообще-то понурый, угрюмый настрой для нее нехарактерен. Она неизменно находит капельку позитива даже в самых унылых моментах. Но сегодня – исключение. И если следующие двенадцать часов будут хоть отчасти походить на вчерашние, ей не улыбаться аж до конца недели, когда все будет позади. А это означает еще четыре хмурых дня.
Снабдив кроликов свежей подстилкой и гранулированным кормом, Либби надела пару старых, обшарпанных туфель без задников, закинула ремень сумочки на плечо и направилась к выходной двери. Перед ней помешкала, чтобы вынуть из кармана мобильник и проверить «мыло», эсэмэски и социалку. И испустила беззвучный вздох, когда не обнаружила никаких перемен.
«Может, пора поставить на тебе крест?» – спросила она, кладя телефон в сумочку.
Настроение Либби опустилось ниже плинтуса, являя разительный контраст тому, что было сутками ранее, когда она пробудилась в нервном возбуждении. Поставила будильник на более ранний час, чем обычно, чтобы осталось время для пробежки по дорожкам вдоль канала Бирмингем, огибающего возрожденные заводы, перед возвращением домой ради завтрака из органических фруктов и обезжиренного йогурта. Потом, вымыв волосы с кондиционером, пустила в ход свою самую дорогую брендовую косметику и сняла пластиковый чехол с одного из пяти костюмов, только что из химчистки, по одному на каждый день недели.
Либби жаждала произвести хорошее первое впечатление на незнакомцев, с которыми предстояло провести бок о бок целую неделю. Но ее пыл пошел ко дну, как свинцовый кирпич, уже через считаные минуты по приходе. Судя по их неприветливому виду, ее присутствие было навязанной формальностью. И отторжение быстро стало обоюдным.
Заперев за собой дверь и выйдя на улицу, Либби ощутила лицом первые лучи солнца. Ну, можно хотя бы сказать спасибо за теплое апрельское утро, подумала она, закатывая рукава и пускаясь в путь.
Либби шагала через коллективные сады своего коттеджного поселка, прочь через высокие черные кованые железные ворота, по тропе вдоль канала и дальше к городскому центру Бирмингема, высившемуся вдали. Когда она перебралась сюда из Нортгемптона девять лет назад, небоскребов, пронзающих горизонт, не было еще и в помине. Ее второй дом менялся со временем настолько стремительно, что Либби зачастую казалось, что она безнадежно отстает от современного мира.
То же самое и с отношениями. Многие из ее подруг теперь живут в гражданских или официальных браках и заводят семьи. Либби уже потеряла счет дородовым вечеринкам, которые посетила, и вопросам подруг, нашла ли она уже кого-нибудь на смену своему бывшему жениху Уильяму. Не нашла.
В свое время она простила его за поцелуи спьяну с привлекательной несовершеннолетней стажеркой на работе, но семь месяцев спустя та заявилась к ним на порог с бросающейся в глаза беременностью. Либби дала Уильяму пинка под зад из дому, с той поры отказываясь вступать с ним в какие бы то ни было отношения. Но ненависть к нему не помешала ей провести все выходные в слезах, когда общие друзья известили ее, что теперь он помолвлен и стал отцом новорожденной девочки.
Уильям был любовью всей ее жизни. Никто не мог понять, почему, расставшись с ним почти два с половиной года назад, Либби до сих пор одна. Она присягнула себе, что, чем тревожиться о поисках мистера Настоящего или сравнивать свою жизнь с жизнями товарок, предпочтет ступить на путь одиночества и независимости. Но по ночам, когда компанию ей составляли только питомцы и бутылка «Пино гриджо», входила на сайт свиданий, чтобы поглядеть, кто еще остался в закромах. Порой просто смотрела их фотки; в другое время зависала на их профилях, отыскивая причины не общаться с ними. Могла вежливо побеседовать с теми, кто делал шаг первым, но стоило им проявить настойчивость или заинтересованность, как она либо ставила их в игнор, либо блокировала.
А потом в ее мир пришел он. Но не успела она и глазом моргнуть, как он исчез так же быстро, как появился. Даже сейчас, шесть месяцев спустя, он вспоминался ей что ни день. Оставалось лишь гадать, думает ли он о Либби так же много, как она о нем.
Либби миновала кучку муниципальных работников на барже-земснаряде, опускавших в воду драгу, прочесывавшую дно ради извлечения затопленного мусора. Чаще всего это оказывались муниципальные прокатные велосипеды, заполонившие город, будто нашествие большущих металлических крыс. По идее, они должны были стать палочкой-выручалочкой для тех, чьи разряды заработной платы не позволяют покрывать затраты на устремившиеся к небесам страховки за обычные автомобили или на замену почти отживших свое легковых автомобилей беспилотными электромобилями следующего поколения.
Однако почти полное отсутствие регулирования привело к тому, что производители сбивали цены друг у друга, и велосипеды наводнили рынок. А когда некоторые выпали из бизнеса, и вовсе стали бесплатной обузой. Либби покачала головой, когда сеть на стальной раме поднялась над поверхностью воды и стали видны еще шесть ярко раскрашенных велосипедов. Экология стремительно становится очередной жертвой гонки за беспилотными авто, к которым Либби мало-помалу прониклась ненавистью.
Покинув умиротворение каналов, она по крутой кирпичной лесенке поднялась на уровень улицы. Миновала один из кампусов Бирмингемского городского университета, где провела без малого три года, когда отказалась от не ахти какой благодарной карьеры банковского ипотечного брокера и переучивалась на психиатрическую сестру. Новая профессия пришлась ей по душе, и она уже рвалась обратно на работу – вот только разделается с этой неделей…
Проходя мимо Монро-стрит – длинной извилистой дороги, окруженной с обеих сторон кафе, бистро, независимыми магазинчиками и бутиками, – Либби не позволила взгляду задержаться на ней. Когда-то она бывала тут регулярно. Но минуло уже два года с той поры, когда она дерзнула ступить туда в последний раз. И помнила каждую секунду последовательности событий, словно это было вчера.
В жизни Либби было три момента, переживать которые заново ей ничуть не хотелось. И это был один из них.
Глава 7
Путь до работы, занимающий двадцать пять минут, Либби решила проходить пешком – хоть в дождь, хоть в солнце. Лишь изредка, например, когда прогноз предрекал особенно скверный погодный фронт, она могла вызвать такси. И даже тогда выбирала компанию, предоставляющую водителя. Но по мере того, как более дешевые, полностью автономные автомобили становились нормой, эксплуатация машин с человеком за рулем оказывалась все более накладной, так что их становилось все меньше, а интервалы между ними – все больше.
К великому ее огорчению, пропаганда беспилотных авто была на самом взлете. Налоговые льготы, бесплатная зарядка аккумуляторов и разительно заниженные страховые тарифы побудили восемьдесят процентов водителей пересесть в автономные автомобили в первый же год, так что цель была достигнута куда раньше, чем предсказывали. Либби убедить было невозможно. Она ни за что не вверит свою жизнь в руки робота, потому что знает, какой ущерб тот способен причинить. Выругалась под нос, когда ее обогнала вереница пустых автономных машин, расписанных аляповатой подсвеченной рекламой. Чем раньше введут законодательное регулирование робокар-спама, тем лучше, подумала она.
И продолжала путь ровным шагом к городскому центру Бирмингема, когда услышала женский голос, пронзивший воздух.
– Эгей, Либс! – возопила Ния, моментально узнаваемая по хитросплетению мидлендского акцента с карибским. Либби обернулась, чтобы поприветствовать подругу и коллегу. – Будь твое лицо еще чуточку жалостнее, тебе пришлось бы соскребать его с пола, – засмеялась та. – Что с тобой не так? Неужто учебный курс настолько плох?
– Не ахти, – ответила Либби, но предпочла не углубляться.
– А что там, напомни? Вылетело из головы.
– Конфиденциальность пациента и защита данных.
– А-а, вот почему… Звучит адски скучно.
Либби претило врать кому бы то ни было о причинах своего отсутствия на работе, а уж подруге – тем паче. Но легально – и многократно заталдычено на сорока страницах подробнейших юридических формуляров, которые ей пришлось вчера подписать, – выбора у нее нет. Чем Либби занята на самом деле, известно только ей самой и кадровому отделу больницы, где трудятся они с Нией.
– Расскажешь мне об этом в автобусе.
Либби бросила испепеляющий взор на длинный белый автобус, припаркованный у противоположного бордюра, с обеих сторон изукрашенный видеорекламами, следующий до ворот больницы. Но Либби направлялась в другое место, так что у нее нашелся вполне благовидный предлог.
– Я не пользуюсь общественным транспортом с той самой поры, как водителей заменили компьютерами, – сказала она. – Вверять жизни десятков людей в руки искусственного интеллекта – значит напрашиваться на неприятности.
– Ты рассуждаешь, как динозавр из мрачного Средневековья.
Либби прикусила язык, чтобы не уточнить, что динозавры в Средневековье не жили, и вместо того согласилась.
– Угу. И единственный раз, когда ты увидишь меня в штуковине, которая управляет собой сама, – это лежащей в кузове катафалка.
– Что до меня, то если это дешево и везет меня туда, куда надо, то в него хоть единорогов на роликах запряги, мне до фени. – Запрокинув голову, Ния от души рассмеялась. – Кстати, если я не потороплюсь, то опоздаю. Обед в понедельник не отменяется? Ты к тому времени закончишь?
– Определенно.
– Хорошо, потому что платить будет твоя очередь, – присовокупила Ния, ступая на дорогу.
– Осторожно! – крикнула Либби, хватая ее за руку и отдергивая с дороги подъезжающей машины.
– Эти электрические штуковины чертовски тихие, а? Они меня прикончат.
– Они всех нас прикончат, – ответила Либби, и Ния пересекла дорогу – на сей раз не подвергаясь опасности.
Либби дождалась, пока автобус подруги покатит по дороге, прежде чем продолжить путь пешком в другом направлении. Еще раз проверила телефон, чтобы узнать, нет ли каких-нибудь новостей о нем. И опять ничего.
В вечер встречи с ним Либби проводила выходные с Нией и компанией подруг в Манчестере. Они тянулись к залу караоке в глубине паба, когда ее взгляд впервые упал на него. Они собрались группой на сцене, сгрудившись вокруг двух микрофонов, чтобы исполнить песню, выбранную Либби, – «Человек в зеркале» Майкла Джексона. Но за пять с лишним минут утратили интерес напрочь, покинув Либби дотягивать песню в одиночестве.
Тогда-то она его и увидела. Их взгляды были неразрывно связаны в пространстве шумного паба, когда он одарил ее развязной, чуть ли не кривой ухмылкой. Он был не самым привлекательным из группы молодых людей, с которыми стоял; не выделялся он и ни шириной плеч, ни ростом, и маячил позади всех, словно был смущен их разнузданным поведением. Как и Либби, он явно был фанатом Майкла Джексона и шевелил губами в такт с ней. Он тоже знал каждый гик, вскрик и хихик песни от и до.
– Парнишка не может глаз от тебя отвести, – подбодрила ее Ния, когда Либби наконец покинула сцену. – Ступай потолкуй с ним.
