– Ты стой в очереди, а я буду ждать в очереди. – Он подмигнул ей.
– Тогда валяй, пристраивай машину. – Она невольно улыбнулась ему в ответ, его легкая жизнерадостность была заразительна.
Стоять на солнышке, наблюдая за прохожими на Смит-стрит, было только в радость. Тодд сказал ей, что задержится ненадолго, так как, несмотря на разрешение на парковку для местных жителей, найти свободное место было непросто. Софи не возражала против ожидания, было забавно наблюдать за людьми, особенно в чужом городе. Почему она не делала этого раньше?
Опыт подсказывал ей, что такая длинная очередь означает, что еда будет стоить каждой минуты ожидания. Кроме того, у нее было достаточно времени, чтобы тщательно изучить меню. Ее страсть к еде и любовь к английскому языку сошлись благодаря счастливой случайности, после того как она с треском провалилась на экзамене. Решив пропустить в том году учебу, Софи устроилась на полставки администратором в местную газету и официанткой в недавно открывшийся гастрономический паб в деревне. Еда в «Белом зайце Белесфута» была одной из лучших, которую она когда-либо пробовала, и когда Софи написала рецензию и показала Джорджу, редактору газеты, он быстро опубликовал ее, а после нанял Софи вести колонку, посвященную еде.
– Что это ты так нахмурилась? – спросил Тодд, когда наконец присоединился к ней в очереди.
– Никак не могу решить, взять ли мне яйца по-флорентийски или французские тосты с яблочным компотом. Или, может быть, мне стоит попробовать омлет с лесными грибами и сыром Азиаго. Я понятия не имею, что такое сыр Азиаго.
– Так почему же ты решила попробовать?
Сняв темные очки, Софи бросила на него укоризненный взгляд учительницы младших классов.
– Это важно для кулинарного образования.
– Верно. – Тодд кивнул, на этот раз стараясь не улыбаться.
– Я серьезно. Никогда нельзя переставать пробовать что-то новое. Иначе можно пропустить что-нибудь удивительное.
– Поверю тебе на слово. Так как же вышло, что ты стала фуд-райтером?
К тому времени как Софи рассказала ему всю историю, их провели в кабинку в глубине ресторана и усадили на красные виниловые стулья за накрытым белой скатертью столом. Когда паре, сидевшей рядом с ними, подали еду, Софи невольно подалась вперед и спросила, что они заказали. Ответили они сразу – открыто, дружелюбно и с энтузиазмом, что заставило ее вдвойне устыдиться того, что это был ее первый настоящий уикенд с тех пор, как она приехала.
– Теперь я еще больше сомневаюсь, – призналась она Тодду, украдкой бросив еще один взгляд на яйца бенедикт у соседей в тарелках. – Выглядит аппетитно. – Она вытянула шею, наблюдая, как официант выносит три тарелки на столик у входа в ресторан. – Все выглядит божественно.
– Закрой глаза и просто ткни пальцем в меню, – предложил Тодд, откидываясь на спинку дивана и лениво забрасывая на нее руку.
Софи выпрямилась и, широко раскрыв глаза, издала притворный возмущенный вздох.
– Да как же можно!
Он рассмеялся.
– Так я и думал. Время поджимает. Сюда идет официант, и я умираю с голоду, так что тебе придется сделать выбор. – Он наклонился вперед с притворной угрозой. – И я сделаю заказ без тебя.
– О!
Она вздыхала и раздумывала, пока официант терпеливо стоял со своим блокнотом, обмениваясь взглядами с Тоддом.
– Я возьму французскую бриошь… А вы не могли бы сказать, что такое сыр Азиаго?
– Это выдержанный сыр с ореховым вкусом, не такой острый и сухой, как пармезан или пекорино, но очень похожий.
– Хорошо… – Она состроила гримасу и повернулась к Тодду. – Это еще больше усложняет дело.
Тодд закатил глаза и повернулся к официанту.
– Она будет французский тост-бриошь с яблочным компотом, а я – омлет с грибами и сыром Азиаго. – Он повернулся к ней, быстро бросив в ее сторону: – Сможешь у меня попробовать. Еще, пожалуйста, кофе и апельсиновый сок.
– Мне, пожалуйста, чай.
На ходу что-то записывая в блокнот, официант удалился.
– Ты не обязан был этого делать. Теперь я чувствую себя виноватой.
– Ну не надо, я здесь много раз ел. Я люблю омлет и решил, что ради кулинарного образования попробую сыр. А ты сможешь попробовать и то, и другое.
– Очень мило с твоей стороны.
– Милый – мое второе имя, – беззаботно ответил Тодд.
Софи изучала его из-под ресниц. У некоторых людей доброта бывает корыстной, почти расчетливой. Тодду она как будто давалась естественно.
– Ну и как тебе Нью-Йорк?
Она пожала плечами и стала уклончиво изучать замысловатую мозаику на потолке.
– Я здесь всего две недели. И бо?льшую часть времени провела на работе.
Когда она снова опустила глаза, то увидела в его взгляде изрядную долю скептицизма. А потому, перейдя в защиту, поводила пальцем по крупинкам соли на скатерти.
– У меня еще уйма времени. Я здесь на полгода.
Поднятая бровь подстегнула ее продолжать.
– Незачем торопиться. Завтра город будет еще на месте и каждый день после.
– Да, но это же Нью-Йорк. Город, который никогда не спит, забыла? Ты же выходишь в город в перерыве на ланч.
– Эээ… нет, на самом деле.
– Что? – Он глянул на нее подозрительно.
– Я обычно пью кофе и…
Софи пожала плечами. У нее вошло в привычку заскакивать в кафе в атриуме, чтобы выпить кофе, а еще сидеть и смотреть, как люди едят, притворяясь, что она поглощена Фейсбуком или чем-то еще на своем телефоне.
– Тебе надо постараться выбраться. От работы до Центрального парка меньше квартала.
– Я… наверное. Это просто… довольно… – Как противно: теперь кажется, будто она защищается. – О боже, извини, обычно я не такая жалкая. Я не хотела… я имею в виду, не думала, что вот так сразу поеду, и все стало с ног на голову, и все это было…
– Малость чересчур? – спросил он вполголоса.
Софи бросила на него благодарный взгляд.
– Да. Я чувствую себя так, как будто меня забросило на незнакомую автостраду, где все движутся со скоростью искажения пространства, а я застряла на медленной полосе.
– Ты скоро освоишься. Другого такого города не существует. Но здесь легко почувствовать себя одиноким. Стать анонимным.
– Так бывает в любом большом городе.
– Верно. А почему ты не хотела сюда приезжать? В Большое яблоко. Все хотят приехать в Нью-Йорк. – Он поднял обе руки, изображая движение джаз-танцев.
Она бросила на него острый взгляд, удивленная его неожиданной проницательностью.
– Откуда ты знаешь?
– Знаешь ли, я не просто смазливый малый. Я умею слушать. Ты собиралась сказать, что не хотела приезжать.
Софи поморщилась. Ей было слишком стыдно рассказывать ему всю историю.
– Я была всем довольна. Потом я рассталась со своим парнем и подумала: почему бы и нет?
Тодд скептически поднял бровь.
– Как долго ты с ним была?
– Два года.
– Два года! Да брось! Некоторые браки длятся меньше. – Он помолчал, а потом тихо спросил: – И это навсегда? Никаких шансов снова сойтись? Или так ты ему показываешь, чего он лишился? Каков шанс, что он прилетит за тобой с кольцом?
Она бросила на него испепеляющий взгляд, разочарованная его цинизмом.
– Нет уж, это окончательно. – И с горечью, которую она обычно держала в узде, у нее вырвалось: – Настолько окончательно, насколько это возможно.
– Забавно, как легко любовь превращается в ненависть. – В голосе Тодда не было ни тени веселья, скорее в нем звучало усталое разочарование. – Или, точнее, это совсем не смешно. Кажется, это происходит с поразительной легкостью.
Софи с трудом сглотнула.
– А иногда не происходит.
Ей хотелось проснуться и обнаружить, что все это было огромной ошибкой и что Джеймс, женатый на Анне, на самом деле был другим Джеймсом Соумсом. К сожалению, в тот день Анна принесла с собой две фотографии. Вид Джеймса в парадном костюме рядом с сияющей невестой, выражение нежности на его лице, когда он смотрел на новорожденную Эмму, причинили Софи почти физическую боль. Даже сейчас от острой боли в груди у нее перехватило дух.
– Любопытно, что существует такая тонкая грань. Как пара переходит от того, что жить друг без друга не может, к ссоре о том, кому достанется тостер?
– Мы не ссорились из-за тостера. – Софи с трудом сглотнула. – Мы вообще никогда не ссорились. И это все доказывает. Любовь слепа. – Задним числом она понимала, что была не только слепой, но еще глухонемой. Знаков было предостаточно.
– Никогда не понимал смысла этой фразы. Любовь слепа. Так ли это? Когда ты «любишь», – Тодд снова изобразил пальцами мерзкие кавычки, подсказавшие ей, что именно он думает о любви, – разве не изучаешь каждую мелочь, которую делает объект этой любви? Не анализируешь все, что он говорит? Не разбираешь по косточкам смысл всех до единого слов и фраз? Подозреваю, что можно быть ослепленным любовью, хотя это, вероятно, похоть. Голову теряют, скорее всего, от сексуального влечения.
– Значит, ты не веришь в любовь?
Тодд фыркнул.
– Любовь – это отвлеченная идея, социальная концепция, если хочешь. – Софи уловила манеру пресыщенного жизнью ньюйоркца, и ей показалось, что это говорит совсем другой человек. – Песни, книги – сплошь про любовь. Да, понятно, можно быть к кому-то привязанным, о ком-то заботиться. Состоять во взаимно уважительных отношениях. Можно клясться в верности… Но, в конце концов, люди по своей природе эгоистичны. Для каждого на первом месте – он сам. А идеальная, всеобъемлющая любовь, сердца и цветы, самоотверженность – это вымысел. Сюжеты для книг и песен.
– Ух ты! – Софи помедлила, просеивая через собственный фильтр отчаяния и предательства одно за другим слова, и с облегчением обнаружила, что, несмотря на пережитое, она все равно в состоянии сказать: – Звучит депрессивно. – Девушка улыбнулась, когда частица айсберга боли, прочно засевшая в ее сердце, растаяла. – Несмотря на все, что вышло с Дж… – нет, она не станет произносить его имя вслух, не даст ему снова занять место в ее жизни, – я все еще верю, что однажды найду любовь.
– А пока ты очутилась в эмоциональном изоляторе, который, так уж вышло, называется Нью-Йорк?
Софи неловко поерзала на стуле, уязвленная его довольно точным выводом.
– Что-то вроде того.
– Ужасная растрата жизни.
– Что?
– Это один из величайших городов на земле. Бруклин – лучший район для жизни. Полгода. Ты только по верхам что-то и увидишь. Тебе нужно максимально использовать каждую чертову секунду и побывать в уйме мест. Проспект-парк. ДеКолб-маркет-холл, северная часть Фултон-стрит. Это в трех кварталах отсюда. Я слышал, что там настоящий рай для гурманов. На Кент-авеню есть большой блошиный рынок. Что ты делаешь в следующие выходные?
– Я… – Она пожала плечами.
– Кроме работы по дому? – нажал Тодд.
– Ну, нужно же мне постирать.
– Детка, о стирке мы уже поговорили. Твоя стирка не займет весь день. Тебе нужно туда выбраться. Хотя ты все еще можешь приготовить мне ужин. – Он склонил голову набок с таким просительным видом, что Софи рассмеялась.
– Отлично. Это не помешает тебе заняться стиркой, хотя я не уверена, что хочу, чтобы ты трогал мое нижнее белье. – По возвращении домой Софи удивилась, что в квартире нет стиральной машины. Кое-что она уже постирала вручную.
– Я неплохо умею обращаться с нижним бельем.
– И почему меня это не удивляет? Но я пас.
– Совет, англичанка. На Хойт-стрит есть прачечная. Пять баксов за пакет. Постирают, высушат и сложат.
– Полезно. Мне бы самой в голову не пришло. – Она села прямее, повеселев от такой перспективы. – Прямо сегодня и займусь.
– Добро пожаловать в Америку.
Глава 7
В прачечной самообслуживания пахло чистотой и свежестью, успокаивающее гудение сушильных машин приглушало шум улицы. Все вместе действовало как кондиционер для ткани: только смягчало не волокна, а душу. Отдав свой большой мешок с бельем, Софи заплатила положенные пять долларов.
– Когда будет готово? – спросила она.
– Пять часов. Ты приходить, – сказала древняя вьетнамка, постукивая пальцем по пластиковой столешнице. – Пять часов.
Понимая, что ведет себя по-детски, Софи подавила смешок.
