Евгений Давидюк "В небо на сломанных крыльях. Как мы на костылях и каталках спасали Вселенную"

Повесть о подростках с ограниченными возможностями здоровья, оказавшихся в эпицентре невероятных событий вселенского масштаба, которые разыгрались в детском лечебном санатории на берегу Чёрного моря… Авторы повести живут с диагнозом ДЦП и многого добились в жизни. Они не первые, кто пишет на эту тему. Замечательный австралийский писатель Алан Маршалл, перенёсший в детстве полиомиелит, написал автобиографическую книгу «Я умею прыгать через лужи». Поистине пронзительной книгой-молнией «Белое на чёрном» поразил читателей ровесник авторов и их «коллега» по диагнозу Рубен Давид Гонсалес Гальего. А эта история – о вселенской, именно вселенской роли тех детей, которых ныне в нашей земной реальности именуют «детьми с ОВЗ». Это может показаться фантастикой. Но мы верим, что так оно и есть на самом деле!

date_range Год издания :

foundation Издательство :Кислород

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-907342-14-9

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 14.06.2023


Основная часть общей площадки была уже оккупирована ребятами из Второго отделения. Их футбол стоило посмотреть. Каждой команде было приписано по опытному игроку-«костыльнику». Один был, кажется, с остеомиелитом, а другой и вовсе без ноги, ампутированной почти до самого таза. Причём он укреплял более слабую команду. Это могло показаться странным, если не знать того парня (имя, увы, не помню) – не только отлично игравшего в распасовке, но и лучшего снайпера по штрафным. Качнувшись маятником на костылях, он своей ногой посылал мяч пушечным ударом в «девятку» ворот с любой точки поля. А ещё у него был один коронный удар, который, вывеси его теперь в сети, живо набрал бы тысячи просмотров…

Путём переговоров с участием воспитателей волейбольная площадка временно перешла во владение «перваков». В волейбол я не играл – после того путешествия на тот свет у меня были проблемы с быстрой координацией движений на этом свете. Зато я, по обыкновению, с удовольствием двигал исполинские пеньки – шахматы и шашки – на наземных стационарных досках… Потом уселся с книгой на лавочку зрителей так, чтобы наблюдать за НЕЙ, старательно делая вид, что смотрю футбол. Если бы футбол вдруг кончился, я бы «прикрылся» книжкой.

Она уже предложила сыграть в бадминтон неходячей девчонке-колясочнице из Второго. Они явно были знакомы и играли не в первый раз. Я вдруг подумал, что таинственную девочку перевели из Второго в Первое, а я и не заметил. Хотя не помнил также, чтобы такого рода переводы когда-либо происходили.

Уже с первой минуты игры я поразился, как точно она посылает волан на ракетку своей неходячей подружки…

И вот первый «улов»! Подружка назвала её по имени – Аня! Как же я обрадовался!

И вдруг страшная клешня ухватила меня за плечо! Я вздрогнул так, что книжка с колен отлетела в сторону. То был какой-то из томов собрания Майн Рида, взятый в библиотеке…

– Чегой-то ты сегодня пугливый такой, Андрюха? – раздался надо мной басок моего лучшего друга.

«Есть от чего!» – хотел было сказать я, но, потянувшись за книгой, ответил по-другому:

– Да ты, Серёг, всегда подкрадываешься тихо, как этот… цапаешь, как тираннозавр.

Замечу, это ныне динозавры в моде и все сызмала всё про них знают, а тогда, так сказать, прямо изыск эрудиции! Грешен был, да…

И тут я понял, чего ждал больше всего, – именно появления Серёги (замечу, мобильников тоже никаких ещё не было и в помине)… чтобы поделиться с ним своим бредом – уж он бы всё объяснил и успокоил бы!

Серёга, как всегда, сначала грохнул своими стариковскими тростями, пристраивая их к скамейке, а потом громыхнул по скамейке собою, резко садясь на неё. Точнее – громыхнул своими «аппаратами».

Мой лучший друг Серёга Лучин в младенчестве переболел полиомиелитом. Обе ноги с атрофированными мышцами были у него как тростиночки и, чтобы хоть как-то ходить (объясняю для тех, кто не в курсе), нужно было укреплять их специальными конструкциями, которые мы все называли в обиходе «аппаратами» или «станками». Ноги помещались в кожаные футляры, снабжённые с внешней стороны мощным металлическим каркасом с суставами, – получался «экзоскелет». Но даже в таких «аппаратах» ноги в брюках выглядели очень худыми.

Зато выше пояса Серёга был красавцем во всех отношениях. Мышцы как жгуты. Широкие плечи. Руки силы неимоверной. Никаким каратэ не занимаясь, он мог ударом кулака – причём костяшками пальцев – расщепить доску. Руки он тренировал на удар любого вида… В нашем дворе долгое время стоял доминошный стол с «выгрызенным» куском – следом спора Серёги с какими-то мужиками, которые после этого больше никогда не обзывали его «инвалидом». Его рукопожатие могло быть смертоносным – сам видел. Серёга был очень силён. Всегда, когда вижу на старых фотографиях обнажённый торс Брюса Ли и его руки, вспоминаю Серёгу: поверьте, картинка мышечного рисунка – один в один! И да, костыли он не признавал – только трости, на которые опирался с отработанным изяществом. «Если драться, то костылями неудобно», – говорил он. Как Серёга дрался на улице – отдельная песня.

Добавьте великолепную сияющую улыбку, абсолютно уверенный взгляд тёмных глаз, «рубленое» очень взрослое лицо, высокий лоб, крупные кудряшки темно-каштановых волос. И потрясающую жизнерадостность, которой Серёга лучился всегда… Недаром его фамилия – Лучин!.. Притом что к тому дню он уже перенес двенадцать (да-да, двенадцать!) тяжёлых операций и основную часть жизни провёл в больницах. «Корчишься ночью после операции от боли и слушаешь, как другие кругом орут, – вот что учит жить по-настоящему!» – навсегда, ныне и присно и во веки веков запомню эти слова пятнадцатилетнего паренька, который познал, что есть Жизнь…

Мы и подружились, в общем-то, на почве наших дефектов. А учились в параллельных классах, я – в А, он – в Б. И вот какое совпадение: здесь, в Санатории, мы по стечению судеб уже третий раз оказывались тоже как бы в «параллелях»: я – в Первом, он – во Втором отделении.

В Санатории Серёга любил щеголять в больших, почти квадратных пластиковых тёмных очках. Были такие модны в то время. В очках он выглядел круто… Вот и в этот раз он сдвинул их наверх, на свои плотные кудряшки, и говорит:

– Я ещё издали увидел, как ты на неё зыришь…

И сделал паузу.

Я затаил дыхание. От Серёгиной проницательности не скроешься.

– Что? Нравится? – растянулся в загадочной улыбке Серёга.

– А чё? Разве некрасивая? – уклончиво и, невольно понизив голос, раскололся я перед другом.

– А я спорю?… – Серёга стал уверенно смотреть на Аню, не боясь её ответного взора… и вдруг проронил как бы в сторону: – Это моя добыча.

Тысяча… нет, миллион ос… даже шершней вонзили свои жала в моё сердце! Никогда такого со мной не бывало!

– А как же Вера? – просипел я в полубессознательном состоянии.

Серёга был почти на год старше меня. И здесь, в Санатории, он уже вышел за пределы «возрастного лимита», но, в отличие от меня, лежавшего здесь отдельными заездами, он был тут с весны, и пятнадцать ему исполнилось как раз в Санатории… Да и, помню, для некоторых ребят, продолжавших лечение, делались исключения по возрасту. То есть я хочу сказать, что Серёга был моим старшим другом, он был взрослее меня. И вообще, взрослее своих сверстников! Он был уже взрослым! И жутко нравился девчонкам. И к тому дню, по его словам, уже имел «серьёзные отношения» с девчонкой из старшего класса, Верой Козенковой… Он доверительно рассказывал мне о своих первых поцелуях – это был фантастически целомудренный рассказ! Таких сейчас, наверно, не услышишь.

Серёга крепко обнял меня за плечо своей сильной рукой – она легла на меня прямо как рельс.

– Да ладно тебе! Успокойся! Шучу… – сказал он, продолжая глядеть на таинственную Аню, и снова через необъяснимую, какую-то вопросительную паузу добавил: – Это я – в другом смысле. Вера – это железно. – Тут он резко посмотрел на меня: – Да ты чего? Уже втрескался в неё?

Сердце моё упало в желудок, утонуло в нём и похолодело. Но тут у меня вдруг включился инстинкт самосохранения, и я сообразил, что это даже здорово – втрескаться! Почему бы и нет! Если так, то я теперь наравне с Серёгой, влюблённым в Веру Козенкову из старшего класса! Я теперь тоже почти взрослый!

– А что, нельзя? – прямо с вызовом сказал я.

Серёга улыбнулся. Сначала – одобрительно. Но потом его улыбка стала почему-то грустноватой, как мне показалось.

– Почему нельзя? – снова обратив взор на меня, дал уважительный откат Серёга. – Это даже клёво!

Тут он снова отвернулся, помолчал загадочно… и вдруг сказал:

– Только я боюсь, тебя ждёт офигительное разочарование…

– Это с какого перепугу? – обиженно пробубнил я.

И честно скажу – снова перехватило дыхание: неужели эта таинственная Аня уже в кого-то здесь влюблена, неужели у неё есть парень?! Тогда мне нечего тут делать! Нечего, вообще, больше делать в этом Санатории!

Серёга придвинулся ко мне ближе и прошептал на ухо:

– Вот именно что «с перепугу»… Ты за ней никаких странностей не заметил?

Тотчас почувствовал я удивительное, грандиозное облегчение и с ним – самую горячую благодарность своему старшему другу. Я ведь этого момента и ждал – повода и возможности рассказать Серёге о том, как у меня «крыша» поехала… ага! Из-за неё, этой самой Ани. А Серёга сам вызвал меня на откровенный разговор. И уж ему-то можно признаться во всём. Он – друг!

«Ещё как заметил!» – начал я… и стал в самых ужасных красках расписывать происшедшее со мной. Рассказывал, дрожа от волнения, и притом – шёпотом, хотя и в голос бы говорил – никто бы не услышал. Серёга так кивал, будто уже знал обо всём заранее.

Я прервался только на коронный удар того одноногого парня. «Эй, навесь-ка!» – услышали мы его голос – и сразу обратили взоры на площадку.

Мяч уже опускался по дуге к нему, крайнему полузащитнику. Он взял его высоко над землёй: костыль плюс весь его рост, только в верхней точке – ступня, а не голова… а макушка его, перевернувшись сверху вниз, к земле, почти коснулась верхнего упора костыля. Да, он сделал стойку на одном костыле, взметнув ногу вверх и второй костыль – тоже. Бах! Мяч пушечным ядром полетел в ворота. Но вратарь на этот раз оказался героем – смог отбить его обеими руками на угловой. Вратаря бросились обнимать свои, а он контужено улыбался. Одноногий игрок не огорчился и даже похвалил вратаря: «Нормально взял!»

– Ну, и что дальше? – тут же обратился ко мне Серёга.

Оставалось рассказать немного. Но, пожалуй, самое шизофреническое – про «седьмую кровать».

Серёга снова кивнул так, будто и эта галлюцинация была для него в порядке вещей и объяснима элементарно.

Я замолчал и, не дождавшись от друга быстрого ответа – он снова смотрел в сторону двух бадминтонисток, не вытерпел:

– Ну, что скажешь?

– А ты сам ещё не дотумкал? – тихо вопросил Серёга, не повернув ко мне головы.

– Не-а… – Перед лучшим другом не стыдно иногда показаться честным дурачком, если совершенно не понимаешь, что происходит.

– Странно, – повёл плечами Серёга и только теперь убрал руку с моего плеча. – Ты вроде фантастику любишь. Мог бы сразу сообразить.

Серёга фантастику не любил. Он читал военные мемуары и приключения.

– Ладно… Прощаю, потому что ты стал его жертвой, – как-то напряженно улыбаясь, повернулся ко мне Серёга. – Точнее сказать «недожертвой».

– Чего… жертвой? – сидел я пень пнём, потея.

– Чего-чего, психотронного оружия – вот чего! – опять так буднично проговорил Серёга, словно воздействие психотронного оружия было здесь в порядке обычных физиотерапевтических процедур.

Это сейчас не оригинально, когда туфты на эту тему полно и в интернете, и на всяких мистических телеканалах…

А в ту пору просто вообразить такое, правильно назвать… да ещё вслух – это было круче крутого!

Меня потряхивало, левая рука и нога слегка каменели. Но я нашёл в себе силы на скептическую усмешку:

– Ну, и где оно тут? Это оружие…

– А прямо в ней, – весело сказал Серёга.

Он умел шутить всерьёз.

– В ком? – выдохнул я, проглотив тугой комок.

– А в ней! – И Серёга уверенно, но аккуратно указал приподнятой тростью в ту самую сторону. – В Аньке Крыловой.

То, что теперь я знал её фамилию, меня не обрадовало. Я сидел как контуженный пушечным ударом мяча.

Некоторое время Серёга молчал, а потом понял, что пора приводить меня в чувство.

– А вот эту странность ты замечаешь? – перешёл он на шёпот. – Ну, ладно, она точно бьёт на ракетку Надьки, но Надька-то лупит кое-как. А волан ложится точно на ракетку Аньки.

И как этого никто ещё не заметил, кроме Серёги?! И даже сама Надя, та колясочница, воспринимала происходящее как само собой разумеющееся. А между тем неудачно отбитый ею из сидячего положения волан словно менял свою траекторию и иногда летел дальше, чем ожидалось. За четверть часа игры волан, кажется, ни разу не побывал на земле. Нет, вроде пару раз падал… для виду – недалеко от Ани, одной рукой державшей ракетку, а другой опиравшейся на свою «канадку» и не сходившей с места. Надя только весело смеялась, радуясь своей мастерской игре. Тоже была жертвой «психотронного оружия»?

– Похоже, она и гравитацию может изменять… – проговорил мне на ухо не любивший научную фантастику мой друг Серёга Лучин. – И магнитные поля.

– Ну… может, ветер там… воздушные потоки, – промямлил ему в ответ я, фанат научной фантастики.

– Нет, ну ты меня удивляешь по полной, – даже отстранился от меня Серёга. – Ты что, забыл, кто мы, кто у нас бати?

Мы с Серёгой жили в подмосковном городе Калининграде, который ныне Королёв, – считай, в столице всяких космических успехов и секретов страны. Я жил там с рождения, Серёга – полжизни, с тех пор как его отца перевели из Днепропетровска, города тоже серьёзного. Оба наши родителя были военными инженерами.

– Нет, не забыл, – отвечал я безвольно.

– И никаких соображений о том, кто она? – продолжал мучить меня Серёга. – Никаких гипотез?

Тут я не постыдился дать по полной «дурака»:

– Ну, и кто она, по-твоему?

– А я так думаю, что она… – Серёга сделал паузу, вгляделся в бадминтонистку, «изменявшую гравитацию» и притягивавшую волан на свою ракетку… да как снова шарахнет меня «мячом»: – Робот… Робот она, вот кто!

Не знали ещё тогда таких слов, как «киборг» и «андроид»… Но если такие слова дают хоть какую-то надежду на что-то человеческое, то робот – это робот. Что-то железное, холодное и бесчувственное – однозначно!

– Какой ещё робот? – убито ронял я слова, сражённый наповал: была красивая девочка, в которую я… и вдруг.

– Нормальный такой, – сухо дал экспертную оценку «на глазок» Серёга. – Экспериментальная модель. Поэтому ещё с недоделками…

Дальнейшие вопросы вполне отражали мою беспомощную убитость гипотезой, уже воспринятой мною как неоспоримый факт, – Серёга был для меня высшим авторитетом!

Но я продолжал сопротивляться:

– Я видел, как она ела. В столовой. Разве роботы едят?

– Я тоже видел. И не раз. Гаек в её рожках точно не было, а суп не из машинного масла был… А разве для них не могли сделать секретный двигатель на обычной нашей еде? – запросто проектировал Серёга секретного робота. – Она ж не трактор, чтоб солярку глотать… Робот-разведчик должен быть неотличим от человека.

– А почему такая маленькая… робот-разведчик?

… У меня не хватало воображения представить себе мальчика «Электроника» в роли шпиона. Получалась какая-то карикатура на героического разведчика, а в ту пору для нас все наши советские разведчики в кино и книгах были супергероическими.

Серёга посмотрел на меня с жалостью, но без злорадства:

– Ну, включи мозги! Маленький шпион-разведчик – удобный шпион. Меньше внимания привлекает. А может, таких начали делать для работы в космосе. На замену человеку, обычным космонавтам. Там, на корабле – чем меньше, тем лучше, верно? Вес меньше. Объём. Вместо одного большого космонавта можно трёх таких запустить. Представляешь, как американцы обозлятся, когда увидят, что у нас даже дети в космос могут летать и работать там, как взрослые!

Вот скажи, издевался Серёга или нет! Скорее нет… Что-то он знал такое, от чего уже и ему свернуло мозги! Надо было подождать, пока расскажет.

Я смотрел на прекрасную девочку с золотистыми волосами… весело смеявшуюся… игравшую в бадминтон… и пытался свыкнуться с ужасной научно-фантастической правдой. Надо было на всякий случай свыкнуться. Жизнь уже однажды ударила меня так, что сразу приучила ожидать худшее и очень-очень неожиданное… но и надежду на выживание пока тоже оставляла.

Одно, самое ужасное, ещё не укладывалось в моём сознании:

– А зачем ей это… ну… психотронное?

– Ни фига себе вопросик! – изумился от всей души Серёга. – Зачем разведчику психотронное оружие? Да память у всех стирать о себе, как она уже делала и делает. Видение мира у людей изменять, как ей надо. Вчера была во Втором, а сегодня уже в Первом. И никаких вопросов! Я не удивлюсь, если хирурги даже не помнят, сколько ей операций делали… Одинаковых… По-моему, две или три за месяц! Чинили… И забывали, с кем имеют дело… А, как тебе такое?

И тут я вдруг начал умнеть! Какая-то ледяная пронзительность появилась в мыслях. Кристальная ясность!

– Ну да… Никто ничего не помнит, и все видят не так. А почему мы такие… как это… всевидящие? Почему мы с тобой помним?!

Серёга шмыгнул носом и снова положил мне руку на плечи. Рука его как будто сделалась в два раза тяжелее.

– Вот это первый от тебя нормальный вопрос, – тихо признал Серёга. – Сам не пойму!.. Ну, с тобой-то всё ясно…

– Что ясно? – не на шутку встревожился я.

В Серёге, оказывается, таился фантаст покруче меня:

– А ты на том свете побывал. У тебя теперь мозги на другие волны настроены. Сбой произошёл. Допустим, у всех – на длинные, а у тебя теперь – на короткие… или УКВ… или наоборот. Понятно?

– А у тебя? – Получалось чуть ли не «сам дурак!»

– А вот это – мировая загадка, – снова странно шмыгнул носом Серёга. – А, может, и не загадка…

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом