– И в Нью-Йорк? – не думая, спросил я.
– И в Нью-Йорк – пожал плечами провожатый – Куда хотите, туда и звоните. Набираете ноль-семь, это межгород. Сообщаете место, номер и просите соединить. Вот и все.
– Вот и все… – задумчиво под нос пробормотал я, и опомнившись, протянул руку – Спасибо, товарищ…
– Семенов. Виктор Семенов меня звать – улыбнулся провожатый и пожал мне руку – Теперь я вас оставлю, отдыхайте. Если что-то понадобится – контактный телефон вам сообщили. Если что-то понадобится от вас – вам позвонят или вас найдут. В этом доме есть все, что нужно его жильцам – почта, магазин, кинотеатр, ну и все остальное, что может вам пригодиться. Прачечная, например. Холодильник заполнен продуктами по нашему выбору – мы не знали, что вам понравится, заполнили сами, как придется. Все, что есть в квартире – ваше, Михаил Семенович. Это подарок государства за ваши заслуги. На столе в гостиной – десять тысяч рублей, ведь насколько я знаю – советских денег у вас сейчас нет, а пока получите в сбербанке… деньги вам нужны. Ах да, забыл – сберкнижка на ваше имя и сберкнижка на имя Ольги Львовны тоже там, рядом с деньгами. Повторюсь – что-то понадобится еще, обращайтесь, звоните. Без нужды мы вас беспокоиться не будем – живите, творите. Простите… еще забыл! Рядом со сберкнижкой – ваш ордер на вселение, на дачу в Переделкино. Вам теперь принадлежит участок земли в пятьдесят соток, с находящимся на нем строением в виде дачи. Дача не новая, там нужен небольшой косметический ремонт, но если захотите – ее вообще можно снести и построить что-то по вашему желанию. Это ваше право. Дача и участок ваши, и вы можете распоряжаться ей так, как захотите – оставить в наследство либо продать. Товарищ Шелепин просил напомнить – государство помнит и награждает тех, кто приносит ему пользу.
И наказывает тех, кто не желает помогать! – закончил мысленно я.
– И я вас покидаю, пожалуйста, отдыхайте! – снова улыбнулся Смирнов, или как его там.
Он кивнул – как поклонился, и гулко, по-военному топая удивительно чистыми, начищенными до блеска ботинками (Март на дворе! Слякоть!), вышел в прихожу. Щелкнула дверь, и мы остались вдвоем с Ольгой.
Она задумчиво раскрыла одну сберкнижку, глянула на фамилию – отложила. Раскрыла другую и тихо охнула:
– Здесь десять тысяч рублей! Вот это да! У меня теперь квартира и десять тысяч на книжке! Офигеть!
– Культурные барышни не говорят ни офигеть, ни охренеть, ни о… в общем – ничего такого не говорят – задумчиво сказал я – Ты еще не проголодалась? Пойдем, посмотрим, что нам в холодильнике наложили? Или наклали? Как лучше звучит?
– Фи! Культурные писатели говорят «наклали» только в одном случае – если рецензенты плохо отозвались о их романе – парировала Ольга, и мы с ней захохотали. Потом она подошла ко мне, обняла, прижалась к груди – Это просто сказка какая-то. Так не бывает!
– Пойдем смотреть, чего нам бог послал – усмехнулся я.
А бог послал нам с Ольгой несколько палок финского сервелата, килограммовую банку черной икры, апельсины, мандарины, виноград, пирожные, и еще много всякой всячины, которую я даже не разглядел. Но первое, что я увидел – бутылку «Советского шампанского», бутылку «Хванчкары» и бутылку «Киндзмараули». Хванчкара в толстой глиняной бутылке, Киндзмараули – в стеклянной.
– Это что за вино? Ты разбираешься в винах? – спросила Ольга, с интересом разглядывая бутылки.
– Это, Оленька, любимые вина Сталина – усмехнулся я, следя за тем, как округлились глаза моей секретарши – И если я хоть что-то понимаю в винах и в наших… хмм… руководителях, это настоящее, не поддельное вино. Ну что, попробуем сталинское винцо? Из глиняной бутылочки? Обмоем новую квартиру?
– Ты хотя бы обойди вначале ее, эту квартиру. Ведь даже не смотрел!
– И правда – пожал я плечами, и недоверчиво помотал головой – И что это со мной? То ли привычка? После моего дома в Монклере, после виллы в Ньюпорт-Бич мне наверное любая квартира покажется обычной.
– Зажрались вы, Михаил Семенович! Ох, и зажрались! Пойдем смотреть!
Четыре комнаты. Огромные! Каждая… не знаю, сколько метров – по двадцать пять, точно! Паркет дубовый! Коридор – огромный! Кухня – метров пятнадцать! Ванная комната – да тут можно гимнастику делать! Кафель импортный! Туалет, слава богу, раздельный с ванной – терпеть не могу, когда совмещенный. Вот так приспичит, а некто с сиськами сидит в ванной, естество свое нежит. И что теперь – делать свои делишки при ней? Неудобно-с! Мы, интеллигентные писатели, ЭТО при дамах не делаем! И на дам – тоже.
– А это что такое? – Ольга указала на толстенную трубу, проходящую в углу кухни и заканчивающуюся «кормушкой» – Неужели это то, что я думаю? Фу! Вот нет роз без шипов, правда? Еще только крыс тут не хватало!
– Тут, Оленька, всех крыс искоренили товарищи в красных околышах. Или синих? Какие у них сейчас околыши, не знаю. Знатные крысоловы! Что настоящих крыс, что крыс-людей ловят на-раз! А если серьезно – можно, конечно, и заварить дыру, но смысла не вижу. Сделано плотно, видишь – с резиной, чтобы запаха не было. Да и убирают там сразу, это тебе не в пятиэтажке мусоропровод. Это элитный дом! Тут если мусор быстро не убрал – по голове не погладят! Давай-ка, собирай на стол. Пора дегустировать подарок. Кстати, кровать какая шикарная, видела? Дубовая! Износу нет! На ней хоть на лисапеде катайся!
– Видела. Все тебя сразу на кровать тянет, прямо-таки маньяк какой-то! А я вот другое увидела.
– Наше барахло? А чего его видеть? Вон оно, кучей посреди комнаты лежит на подстилке. Или что ты имела в виду?
– А самое главное имела в виду – пишущие машинки. Новенькие, немецкие – две штуки! У тебя в кабинете, что с видом на Кремль. И стол письменный. Так что работать есть чем!
– И диван там кожаный – подхватил я мечтательно – Лягу на диван, и буду диктовать! А ты за столом, да! Как и положено угнетенному рабочему классу!
– Буржуин – задумчиво заметила Ольга, думая о чем-то своем. А потом вдруг цыкнула языком – Ццц… вот думаю – чего не хватает? Хлеба! Хлеба не хватает! Ну как бутерброды делать без хлеба? Миш, сходишь в булочную? А я пока нарежу тут всего, наставлю? Или без хлеба обойдемся? Может – ну его, этот хлеб? Или давай я схожу! Я молодая, а ты старенький, чего тебе песочек растрясать?
– Ах ты ж ехидна злобная притом! Ах ты ж помесь лисицы и свиньи! Да я моложе тебя! И не смотри на мой дряхлый вид! – задохнулся от возмущения я – Щас сдеру с тебя штанишки, и по-стариковски-то, кряхтя и попукивая… как прижму!
– За хлебом! По-стариковски, и попукивая! Батон, если будет – калач, ты же саратовский, любишь калачи? Ну и булок можно… икру на что мазать? Масло есть, кстати. Да! И попить возьми! Газировки какой-нибудь! И еще чего-нибудь такого… не знаю чего. Чтобы потом было мучительно стыдно за съеденное.
Приняв заказ, я накинул куртку и потащился к двери. Вернулся, сунул в карман ключи (их было два, верхний и нижний замок), и уже тогда открыл дверь и вышел на площадку. Выругался, снова вернулся, взял из пачки, которую уже переложил в сервант, пятьсот рублей, сунул в бумажник. Подумал, и вынул из карманов все, что у меня были, доллары. На кой черт они мне тут? Пусть полежат в серванте, когда-нибудь может и пригодятся.
Уже выходя из квартиры заглянул в зеркало и показал своему отражению язык. Подумал, и еще раз показал. Возвращаться – плохая примета, но если показать своему отражению в зеркале язык, то плохая примета испугается и убежит. Вроде так. Я так-то не верю в приметы, но… народная примета гласит, что если… то тебя или плетнем придавит, или корова обосрет. Зачем кликать на себя эти ужасы?
Вот теперь можно идти. Дверь запер на ключ – пусть там всякие артисты и артистки не запирают дверей, а я, старый параноик – все равно буду запирать. Все-таки мне почему-то кажется, что параноики живут дольше нормальных людей.
Можно бы конечно и замки сменить… ну так, на всякий случай. Ключи-то были у Конторы в руках, небось комплектик-то и притарили. Но я ведь умный параноик и понимаю, что если государство захочет проникнуть в мою квартиру – войдет, и ни на секунду не задержится. Фигли им эта дверь? Вскроют с любыми замками! Так зачем тогда создавать себе лишние неприятности?
Уже когда нажимал кнопку лифта, вдруг задумался: а кто раньше жил в этой… моей квартире? Куда делся человек? Такие квартиры долго не пустуют. Или пустуют? Обстановка здесь новая, как будто вчера обставили. Может только вчера и обставили? Когда мы на конспиративной квартире в Штатах парились? А что, вполне вероятно. Эти парни, ЭТА Контора умеет работать. Только дай приказ – выроют все из-под земли! Вот когда верится в то, что описано в «Противостоянии» Юлиана Семенова, когда гэбэшники только по узлу, завязанному на мешке с трупом сумели вычислить и найти предателя, диверсанта, обучавшегося в немецкой разведшколе. Интересно было смотреть за перипетиями розыска. И самое главное – верилось в то, что такое может быть. Это не мерзкие тупые «ментовские» сериалы двухтысячных, когда хочется при виде того, что творится на экране шваркнуть в него двадцатикилограммовой гантелей!
Я не могу без ругани смотреть большинство из этих сериалов, потому что знаю ментовскую жизнь не понаслышке. Когда сержант на КП ГАИ к своему напарнику-лейтенанту обращается «Товарищ лейтенант!», да еще и приложив руку к фуражке, стоя по стойке смирно – мне хочется ударить сценариста по яйцам. Придурок, ну ты хотя бы одного, единственного мента взял себе в консультанты! Ты бы хоть спросил – как ведут себя в жизни менты, как они общаются, где едят и где пьют! О чем они разговаривают!
Помню, каким неплохим был сериал «Улицы разбитых фонарей», когда сценаристом, а потом консультантом первых сезонов был сам Кивинов. И во что выродился этот сериал, в какую мерзость, жвачку превратился! И апофеозом мерзости было участие в сериале Леры Кудрявцевой, втиснутой в него только ради того, чтобы она там БЫЛА. Я плевался в экран, когда увидел, как опера ходят в кафе, где владелицей героиня Леры, и консультируются с Лерой – как имя вести расследование! Как искать преступников! И это не шутка! Этот маразм на самом деле был! Вернее – будет. В двухтысячных. Когда степень идиотичности фильмов превысит все разумные пределы.
Надо отдать должное нынешнему времени: хотя нынешние ментовские сериалы и фильмы («Следствие ведут знатоки») тоже оставляют желать лучшего, но все-таки у них настоящие консультанты и диких ляпов они не допускают.
Но это так, наболевшее… Пока лифт поднимался ко мне на этаж – проскочило в голове.
Лифт приехал с дежурным, немолодым дядечкой явно военно-пенсионной выправки (да тут все похоже с Конторы!), он со мной поздоровался, осведомился, на какой этаж мне ехать, и мы понеслись вниз. Пока ехали, я спросил у него, как найти магазин, или булочную, он мне в трех словах все объяснил, так что минут через десять я уже стоял у прилавка и ждал, когда румяная полная продавщица обслужит какую-то бабульку впереди меня. Уже когда бабулька отходила от прилавка, положив батон в обычную женскую сумочку, висящую на сгибе локтя, я внезапно ее узнал, и сам не понимаю как, видимо от неожиданности, у меня вырвалось:
– Здравствуйте, Фаина Георгиевна!
Раневская посмотрела на меня, похлопала ресницами, чем очень напомнила эдакого здоровенного филина, и своим неподражаемым голосом, от которого мороз шел по коже, сказала:
– Здравствуйте, молодой человек! Я что-то не припомню вас! Лицо знакомое, где-то я вас видела, но где именно – никак не могу вспомнить!
– Только не говорите, что видели меня на банке свиной тушенки! – грустным голосом сказал я, и Раневская вдруг радостно хохотнула:
– Молодец! Хорошо сказал! Надо запомнить! И все-таки, где же я вас видела?!
– Я сегодня вселился в квартиру сто восемьдесят шесть – пояснил я, будто это все объясняло.
– Ах вот как! Это не вы сегодня шли в вестибюле с такой красивой брюнеткой, у которой прическа каре? И с вами еще был мужчина, физиономия которого просит кирпича? Типичный гэбэшник!
– Ээээ… ну… да! – слегка смутился я – А с чего вы решили, что он гэбэшник?
– Да я их нутром чую – усмехнулась Раневская, оглянулась на прислушивающуюся к разговору продавщицу (народу в булочной практически не было) – Вот одна из них! Милочка, когда будете освещать наш разговор, напишите, что насчет «морда просит кирпича» я сказала любя, и не преследовала целью догнать уважаемого товарища и стукнуть его кирпичом!
Продавщица отшатнулась, будто и ей собираются засветить кирпичом, а Раневская довольно ухмыльнулась – Видал?! Все здесь освещают! Стучат, мать их…
– Может не все? – посмел усомниться я.
– Все, все! Вы жизни не знаете, молодой человек! – убедительно кивнула Раневская – Стучат, суки!
– А я? Может я тоже стучу? – дернул меня бес спросить.
– Ты-то? – снова сбилась на «ты» Раневская – Нет, ты не стучишь. Я стукачей чую! Кстати, а как ты оказался в сто восемьдесят шестой? Она уж почитай лет десять пустой стоит. Галенька говорила, в эту квартиру на днях таскали всякое барахло! Ага… значит это для тебя таскали? Ну-ка, и чей же ты сынок? Уж не Шелепинский ли отпрыск?
– Кхмм… – я даже подавился, закашлялся, и не выдержал, хохотнул – Ха ха ха… ох, простите, Фаина Георгиевна. Нет, точно не Шелепинский. И ничей. Нет – чей-то, но никаких чиновников в родне у меня нет. Вообще.
– Тогда за что тебе такая квартирка? Ну-ка, ну-ка… дай я подумаю… опа! Есть! Есть еще у меня мозги! Ну-ка, оцени полет мысли! Ты Карпов! Точно? Карпов! Как я тебя вычислила? Ну не молодец ли я?!
– Милиционеры сказали, да? – улыбнулся я, увидев как досадливо поджала губы Раневская – Консьержки ведь все знают, и милиционеры. Надо просто спросить, и вам, такой известной, такой любимой актрисе все расскажут. Так ведь?
– Вот зачем бабушку расстроил? – ухмыльнулась Раневская – Нет бы сказать: Ах, Фаина Георгиевна! И как это вы догадались?! Вы такая мудрая! Я бы ни в жисть не догадался! А ты меня просто – хлоп! И сбил влет! Вот не умеете вы потрафить старичкам, молодежь! Я слышала, ты интересный человек, товарищ Карпов. Было бы интересно с тобой поговорить. Ты как-нибудь приходи к мне, пообщаемся. И красотку свою можешь с собой пригласить. Только стучите ногой!
– Потому что руки заняты? – ухмыльнулся я – Ясное дело, какой дурак к вам пойдет с пустыми руками!
– Хех! Молодец! – Раневская хлопнула меня по плечу – ты мне нравишься! Приходи!
– А можно я вас приглашу? – набрался наглости я – У нас сегодня новоселье, мы с Олей хотим отметить. Ничего особенного, но вино есть, шампанское есть, икра черная, икра красная, сервелат и все такое. Посидим, выпьем, пообщаемся. Можно и соседку нашу позвать, Галину Сергеевну! Если она захочет, конечно. Я был бы счастлив посидеть за одним столом с такими великими женщинами! Мне как-то неудобно Галину Сергеевну приглашать, совсем чужой человек я ей, а с вами уже познакомился! Придете?
– Хмм… – Раневская посмотрела мне в глаза, задумалась, потом вдруг улыбнулась – А почему нет? Через часок нормально будет? Пока я дошлепаю до дома, пока переоденусь. Ну не идти же в гости в домашнем халате и тапочках!
– Замечательно! – облегченно вздохнул я – Это просто замечательно! Вы не пожалеете!
– Надеюсь – усмехнулась Раневская, и уже отходя от меня, обернулась и снова посмотрела мне в лицо – Я почему-то вам верю. Вы хороший человек, я знаю. И кстати – борода вам к лицу!
– Клянусь, не буду сбривать! Только ради вас! – я сделал жест, будто отдаю честь, но почему-то автоматически сделал это так, как делают американцы – двумя пальцами, от лба, и у Раневской снова удивленно вскинулись брови. Умная бабка! Насквозь видит!
Купить у сердитой продавщицы пару батонов, калач и несколько булок было делом пяти пары минут. Только вот я забыл, что в этом времени в булочной ни черта нет никаких полиэтиленовых пакетов! И как нести хлеб? Все в булочную здесь ходят со своими сумками!
– Вы что, не знали, куда идете? – попеняла мне продавщица – Надо было со своей авоськой приходить! Придется в охапку взять, так и нести! Или купите сетку – вон, у нас в отделе вспомогательных хозтоваров сетки есть!
– Давайте сетку! – облегченно вздохнул я, и через минуту мои покупки уже перекочевали в точно такую же сетку, в какой герой Юрия Никулина в «Бриллиантовой руке» пытался нести пистолет, который за каким-то чертом ему дал курирующий тему милиционер. «На всякий случай! Холостые!».
Когда я вошел в холл центрального корпуса, Раневской уже не было, видимо поднялась наверх. Впрочем, и немудрено – я еще зашел в магазин рядом с булочной, посмотрел, что там продают. Ничего особенного не нашел, а сосиски-колбасы покупать не стал (газировки купил и сока вишневого банку), у нас в холодильнике ими все забито. Кстати, большой холодильник, двухкамерный, вроде как финский «Розенлев». Дорогая машинка! Помню, читал про советское время – такой холодильник стоит семьсот рублей! В два раза дороже советского. Да еще и не достанешь, только спецраспределитель!
Тот же самый дядечка отвез меня на шестой этаж, и вот я уже открываю дверь в квартиру своими ключами. Закрывать на ключ не стал – придут люди, все равно ведь открою.
– Оля! У нас сейчас будут гости!
– Кто? – Ольга насторожилась и нахмурилась – Только не говори, что это…
– Нет, нет, не из органов. Это Фаина Раневская и Галина Уланова!
– Кто-о?! – Ольга даже охнула – да ты что?! Не может быть?! Где ты их взял?! Ой, а я два прибора поставила! И бокалов два! Ай-яй… сейчас, сейчас…
Ольга побежала за посудой, а я пошел в кухню, ухмыляясь и недоверчиво мотая головой – неужели придут?! Господи, никогда бы не поверил, что когда-то буду принимать у себя в гостях саму Раневскую! Ту самую Раневскую, изречениями которой заполнен весь интернет! А еще – Уланову! Не человека, а монумент! Настоящий монумент!
Нет, скорее всего, они не придут. Кто я такой, чтобы они ко мне приходили? Подозрительный бородач, который… который… тьфу, черт подери! В общем – я нет никто, а они – наше фсе! И никак иначе! Нафига я им сдался?!
Но они пришли.
Звонок в дверь – совершенно неожиданно, хоть я его и ждал. Почему-то мелодия звонка звучала, как птичья трель – странновато, но… вполне терпимо. Ольга вздрогнула после этого свиристения, а я поймал ее руку и ощутимо сжал, но стараясь не причинить боли (могу ведь и раздавить, запросто):
– Ну чего ты дергаешься? С президентом США обедала, и ничего! А тут вдруг напугалась!
– Так то президент! А то Раневская с Улановой! – слабо улыбнулась Ольга.
Я пошел к двери, и осторожно ее толкнул. На пороге стояла Раневская, одетая в старомодное, дорогое платье. Наверное, надела самое лучшее. За ней небольшая, стройная, стильно и хорошо одетая женщина с приятным, открытым лицом человека, который ничего не боится и никого не ненавидит. Эдакий дзен-человек, принимающий мир таким, каков он есть.
А вот за женщинами стоял мужчина, которого я узнал не сразу. Лицо знакомое, и даже очень знакомое, но банк информации в моем мозгу не спешил раскрываться. И только секунды через две, когда я уже уцепился за руку Раневской, до меня дошло: «Богословский! Это Никита Богословский!»
– Здравствуйте еще раз, Фаина Георгиевна! – я приложил ее руку к своим губам – Я так рад принимать вас у себя! Я так боялся, что вы не придете!
– Видала, Галочка? – довольно ухмыльнулась Раневская – Хороший мальчик! Знает, как уважить великих! Миша, это Галя Уланова! Балерина!
– Фаина Георгиевна! – укоризненно покачал я головой и осторожно взял протянутую мне руку Улановой – Да как я могу не узнать… ее! Великую! И единственную! Галина Сергеевна, я счастлив вас принимать у себя! Спасибо, что пришли!
– Я тоже рада, Миша – мило улыбнулась Уланова, когда я оторвался от ее руки – Я слышала о вас, и мне было бы интересно с вами пообщаться! Спасибо, что пригласили.
– А это, Мишенька… – Раневская сделала жест в сторону мужчины, но тот ее перебил и довольно мне подмигнул:
– Старушка, дай я сам представлюсь! (Раневская фыркнула, и укоризненно помотала головой на «старушку») Никита!
– Богословский – я с удовольствием пожал руку композитору, и чуть-чуть не рассчитал от полноты чувств. Богословский сморщился, ойкнул, и я тут же начал извиняться:
– Простите! Это я от неожиданности! Великий композитор, интересный человек – и ко мне? Да сегодня у меня просто пир!
– Пир духа! – тут отреагировала Раневская, и хохотнула – Никита сам напросился, Миша! Поймал меня по дороге и криками, угрозами заставил признаться, куда я иду! Говорит – хочу поглядеть на этого монстра, про которого читал в газете!
– Ну все сдала, старая! – печально протянул Богословский, будто не замечая фырчания Раневской – Ладно, я тебе отомщу!
– Пойдемте, пойдемте в комнату, пожалуйста! – заторопился я, чуя, что знакомство слишком уже затянулось.
– Только мы с пустыми руками, Мишенька! – Раневская развела руками – Положено на новоселье что-нибудь приносить, а мы вот как придурки какие-то – без ничего!
– Ой, ну что вы говорите? – досадливо отмахнулся я – Лучший подарок – это вы у меня в гостях! Будет что вспомнить! Вот как-нибудь окажусь в компании, и чтобы произвести впечатление на людей, так и скажу: как-то раз это сидели мы за столом с Раневской, Улановой и Богословским, а я и говорю… Все так и попа?дают!
– Наш человек – ухмыльнулся Богословский – Я думаю, Миша, мы с вами подружимся.
– Очень на это надеюсь, Никита Владимирович! – ответил я, и снова пригласил – Пойдемте, пойдемте!
– Миша, зовите меня просто Никита, ладно? – попросил Богословский, устремляясь за мной следом, но пропуская вперед женщин – А то я чувствую себя древним мамонтом!
– А кто ты есть? – тут же парировала Раневская – Мамонт и есть! Все прикидываешься юнцом! Рубашку вон какую надел – всю в цветах! Как кубинский танцор! Перед дамами выпендриться решил?
– Почему бы и нет? Я молод душой, Фаина Георгиевна! Я еще юноша… ох! Вот это красотка!
Богословский замер на пороге комнаты, увидев Ольгу. Та выглядела и правда шикарно – она умудрилась переодеться, и теперь в своей белой блузке, черных чулках, юбке в обтяжку и на высоких каблуках смотрелась просто потрясающе. Но вот к чему она нацепила драгоценности, которые я ей подарил? Чтобы защититься от авторитета двух великих дам? Мол, и мы не лыком шиты? Я даже немного подосадовал. Но глянул на Уланову, и понял – все в порядке. Та тоже надела драгоценности – кольца на пальцы, золотой медальон с камнями на шею, на руках золотые браслеты и золотые же часики – вроде и скромные, но с бриллиантами. Светская дама, чего уж там!
– Разрешите вам представить! – сказал я, глядя на разрумянившуюся Ольгу – Это мой секретарь, переводчица, машинистка, и… просто подруга – Ольга. Ольга Фишман. Оля, Это…
