Обрадованный приглашением, князь кинулся к ней, на ходу вынимая кинжал.
– Я так соскучился по тебе, Силли.
– С чего бы? – наигранно удивилась она. – Ведь ты теперь женат. Зачем тебе я?
– Силли, – покачал головой Дорин. – Ты ведь знаешь, что я люблю только тебя. Я каждую ночь засыпаю с твоим именем, глаза закрываю, но вижу тебя.
Женщина вдруг всхлипнула.
– Отпусти меня, Дорин, – голос Силли подрагивал и звенел, вот-вот хлынут слезы. Против такой мольбы трудно устоять, даже Павел едва не кинулся ей на помощь, но сдержался. Сначала нужно выяснить, отчего князь держит горячо любимую женщину в темноте глубоко под землей. А уж потом обряжаться в сверкающие доспехи и спешить на помощь прекрасной принцессе.
Но и Дорину было несладко. Он упал на колени и пополз к женщине, как преданный пес.
– Не могу, Силли, ты же знаешь. Не могу, и не проси. Разве я плохо забочусь о тебе? Ты сыта и укрыта от всех. Что тебе еще нужно? Только скажи!
Глаза женщины вспыхнули, как два угля. Она оскалилась, и Павел с содроганием увидел два острых клыка, сверкнувших, как клинки.
– Дай отведать его крови! – потребовала она вдруг охрипшим от нетерпения голосом.
– Конечно… конечно…
Князь вскинул руку, и Павел увидел в ней кинжал. Удар! И острая боль в руке скрутила Соболева. Он упал на колени, зажимая рану. Но боль только усиливалась.
Вампирша впилась в руку Дорину и жадно сосала кровь. Он же гладил по голове женщину и нежно улыбался.
На миг Павлу показалось, что вместо волос на голове женщины шевелятся змеи. Но наваждение пропало. Остался ужас, когда он понял, что вампирша сосет кровь из него. Он увидел, как из глубокого пореза вытекает кровь, но исчезает, едва сорвавшись с руки.
К горлу подкатила дурнота, закружилась голова от внезапной слабости. Завертелись стены, отчего-то решившие поиграть в догонялки. Соболев упал на колени, закачался и не слишком удивился, когда пол вдруг ушел из-под ног и, словно дубина великана, врезался прямо ему в голову.
Но сознание не погасло. Павел лежал на полу, чувствуя, как стынет спина, и холод пробирает до костей. А из окна доносились голоса.
– Этот амулет самый вкусный, – сказала Силли. – Спасибо за угощение.
Звонкий голос женщины отражался от стен и звенел колокольчиком. Вампирша была сыта и в прекрасном настроении.
– Ты не убила мой новый амулет? – забеспокоился Дорин, но его прервал смех Силли.
– Нет. Он жив, хотя и сбит с толку. Даже напуган. Кстати, если не хочешь, чтобы он умер, то поспеши.
– Ничего страшного, – равнодушно ответил князь, тут же забыв о человеке, который умирал вместо него. – Как только вернусь, тут же направлю к нему лекаря.
– Нет-нет. Ты стал беспечным, Дорин. Даже не оглядываешься через плечо. Когда-нибудь это погубит тебя.
– Может быть. Когда-нибудь.
– И все же поторопись. Твой амулет лежит под моим окном, и вот-вот истечет кровью.
– Что?!
– Я сразу почуяла его. Он так забавно прятался.
Павел услышал торопливые шаги, хлопнула дверь, и сквозь пелену увидел князя. Чего больше хотел Дорин: то ли добить мерзавца, осмелившегося следить за ним, то ли заботливо перевязать рану, – Павел не понял. Видимо, всего понемногу. Но, поколебавшись, князь решил, что все-таки живой амулет ему нужнее. А за вольности можно взыскать и потом.
Он оторвал кусок материи от своей рубахи и перевязал рану на руке Павла, и только после этого взвалил его на плечо и с кряхтением понес к выходу.
Но Соболев провалился в спасительное беспамятство и этого уже не видел.
* * *
Павел очнулся в своей комнате. Около кровати стоял маленький стол, полностью уставленный разной снедью. И пахло просто великолепно.
Павел осторожно сел, подождал, когда пройдет головокружение, и опустил ноги на пол. В комнате никого не было, стояла тишина, и он, радостно потерев руки, придвинул столик к себе. Заскрежетало, хоть уши зажимай. Но Соболев лишь поморщился.
Еда исчезала с тарелок быстро, словно ее ветром сдувало. Сначала Павел даже не чувствовал вкуса, глотая большими кусками, как голодная утка. Рвал руками жареную птицу, жадно запивал водой, заталкивал в рот огромные куски пирогов.
И лишь когда почувствовал, что сыт, он снова упал на кровать и тут же заснул.
В другой раз его разбудили. Тычок в бок и грубый окрик заставили его вскочить и испуганно озираться.
Перед ним стоял князь, на лице застыло вечное раздражение, отчего он смахивал на жабу.
В комнате Павла кроме кровати стоял табурет у стены, на нем любил сидеть лекарь, когда подолгу оставался у больного. Теперь на него сел Дорин. Табурет жалобно скрипнул, но разваливаться не собирался.
– Значит, ты узнал мою маленькую тайну, – хмуро сказал Дорин. – И что мне с тобой делать?
Но Павел уже справился с паникой и не слишком опасался княжеского гнева. Он ответил спокойно, неторопливо:
– Я сначала думал, что у тебя действительно опасные враги, на каждом углу норовят ножом и стрелой угостить. А все оказалось проще. Князь влюбился?
Дорин запыхтел, как паровоз. Вот-вот из ноздрей пар повалит. Вон даже меч сжал так, что пальцы побелели. Но Павел не боялся его. Раньше он не понимал, насколько реальна для него опасность. Ну да, могут напасть на князя, могут ранить, а могут убить. Когда-нибудь. Но призрачная угроза смерти где-то в будущем не слишком пугает. Все мы смертны и когда-нибудь умрем.
Но теперь, когда Павел увидел свою судьбу, понял, что убьет его скорее всего не стрела наемника или нож из-за угла, а клыкастая любовь князя, высосет всю кровь до капли, однажды увлекшись, – и вдруг стало страшно.
И одиноко.
Он ничего не знал об этом мире. Его бросили, как бросают щенка в воду. Но Павел не мог выплыть, потому что не знал, кого просить о помощи, если уж сам не может справиться с колдовством.
– Значит, – продолжал Соболев, – другие амулеты умерли от потери крови? Их съела твоя вампирша?
Павел ждал гнева, воплей, или, на худой конец, угроз, но князь неожиданно расслабился и улыбнулся.
– Да, – ответил он, мечтательно улыбаясь. – Силли живет у меня почти десять лет. Я нашел ее, когда был совсем юным. Ее поймали крестьяне. Жалко им стало несколько людишек!
Павел содрогнулся, глядя на лицо князя. Вроде и человек, а что-то проскользнуло в чертах эдакое жуткое. Будто из-под маски человека настоящая личина показалась. Но Дорин увлекся, он говорил и говорил, боясь, что его прервут, и он не сможет закончить рассказ.
– Они привязали бедняжку к столбу и хотели сжечь. Но я вмешался. Я влюбился с первого взгляда в эти огромные глаза цвета ночи, совершенные черты, алые губы. Мои воины отвязали ее, и я привез Силли в замок. Глупые крестьяне зароптали, но я не стал их слушать. Удивляюсь, как не сжег всех до последнего! Но тогда я был юн и наивен.
Князь смущенно улыбнулся, словно извинялся за ошибки юности.
– Вот, наверное, обрадовался твой отец, когда увидел вампира в своем доме, – попытался съязвить Соболев, но князь был далеко в воспоминаниях. Легко откровенничать с человеком, который вот-вот умрет. А ведь так хочется выговориться, вспомнить и рассказать кому-нибудь то, что так долго скрывал.
– Наш отец умер рано. Поэтому я уже был князем. По моему приказу сделали комнату в подземелье, устроили так, чтобы Силли было удобно. Но возникла проблема с питанием. Около года я доставлял ей животных, и она пила их кровь.
Павел уже догадался, что ей по вкусу было другое угощение.
– Моя Силли стала слабеть. И тогда я начал отлавливать в лесах бродяжек. Но вскоре пошла дурная слава, стали шептаться, что в лесу без следа пропадают люди. Думали, что там поселилось чудовище.
Он рассмеялся, но Павел понял, что люди говорили правду. Там действительно появилось чудовище.
– Я хорошо помню первую вылазку. Я взял троих людей, самых проверенных и преданных, и мы отправились в лес. Затаились около проездной дороги и стали ждать. Примерно через час показалась первая повозка.
И Павел словно наяву увидел то, что происходило тем днем…
… – Смотрите, господин, их там трое. С ними дети.
Повозка ехала неторопливо, поскрипывая задним колесом. Уставший мужик понукал чахлую лошаденку, охаживал ее по впалым бокам. Но старая кляча не прибавляла шаг, покорно тащила груженную сеном повозку.
Мужик успел задремать, когда лошаденка испуганно всхрапнула и замерла перед четырьмя вооруженными людьми. Возница вскинулся, поглядывая такими же испуганными глазами, как и его кляча.
– Что угодно господам?
За его спиной сидела молодая женщина и укачивала ребенка. Малыш хныкал и сосал кулачок, худой, как веточка. Рядом сидела девочка, закутанная в одеяло, на голове был огромный платок. Лишь на худеньком лице блестели огромные зеленые глаза.
– Кто такие? – спросил Дорин, нахмурившись.
– Мы погорельцы, господин. Все село сгорело. Нынче лето засушливое, на небе ни тучки. Вот и случилась беда. Соседский мальчишка играл с огнивом и кресалом, украл паршивец у деда и спрятался в стогу сена. От того стога их дом принялся, а дальше и вспомнить страшно. Пожар на соседние дома перекинулся. Мы жили на окраине, успели хоть какой-то скарб спасти, а некоторые люди сами в огне сгинули и добро свое не спасли.
Князь получал доклад об этом пожаре, в нем говорилось, что выжили всего семь человек из всего села. Пожар случился поздно вечером, когда люди спать укладывались. Огонь спалил спящих, успели, как и сказал возница, только те, кто жил дальше от очага возгорания.
– Куда же вы едете?
– У меня брат на мельнице работает. Здесь, недалеко. Давно приглашал, ему одному тяжело справляться. А я все не решался. Вот теперь за меня боги решили.
Дорин вздохнул, злясь на себя за жалость. И откуда только выползло это гадкое чувство?
– Ты вот что, возьми деньги, – князь запустил руку в кошель и вытащил полную пригоршню монет. – Тебе пригодится. Да купи молока ребенку. Видишь, голодный он… И себе поесть купите.
Ошалевший от такого нежданного подарка мужик стащил с головы шапку, и князь высыпал в нее деньги.
– Езжайте, – приказал Дорин.
Долго еще слышались голоса возницы и его жены, даже малыш подал голос, потребовав еды.
– Следующего вяжем, кто бы ни был, – хмуро сказал князь, стыдясь внезапной жалости к погорельцам.
Следующим оказался всадник на рыжей низкорослой кобыле. Всадник и сам смахивал на свою кобылу, широкий в плечах, кряжистый, как старый дуб, с копной нечесаных огненно-рыжих волос.
Он покачивался в седле и что-то напевал под нос. Когда вышли князь и трое воинов, он придержал кобылу и озадаченно поглядел на них.
– Кто такой? – потребовал ответа Дорин. – Куда едешь?
– Домой, – ответил мужик, испуганно икнув.
– Слезай, – велел один из воинов. – Не видишь, кто перед тобой? Князя не узнал?
– Как же, узнал, – стал оправдываться тот. – Что не так-то?
– Слезай, узнаешь.
От такого обещания мужику поплохело. Но перечить не осмелился.
Едва он слез, один из воинов вынул нож и ударил рукоятью по затылку. Мужик без звука упал.
– Забирайте его, поехали скорее.
Когда мужика бросили под ноги Силли, тот очнулся. Но Дорин уже запер дверь и поспешил к выходу. Вдогонку ему несся отчаянный вопль человека, но князь зажимал уши и бежал прочь.
Появилась нелепая мысль разыскать семью этого несчастного и как-то помочь, но Дорин поспешил отмахнуться от этой глупости. Он обожал свою Силли, и для ее счастья готов был сделать все, что угодно!
И тогда в душе Дорина что-то сломалось, но он не заметил этого. Просто перестали сниться лица тех, кого он заталкивал в комнату вампирши. И Дорин принял это за хороший знак…
Павел потряс головой, прогоняя наваждение. Князь же не замечал ничего, поглощенный воспоминаниями.
– Стало опасно красть людей в лесу. Из окрестных деревень снаряжались отряды, чтобы отыскать чудовище. И я вынужден был искать другой способ. Тогда моя Силли подсказала выход. Она напомнила о людях из деревни, которые хотели замучить бедное создание. Я не сразу согласился с ней. Меня еще мучили угрызения совести. Но Силли была так терпелива и так нежна, что я решился. Все оказалось очень просто. Главное не воспринимать их как людей. Ну, едим же мы скот. Со временем стало легче, я больше не слушал совесть. Милосердие, доброта, – это стало для меня пустым звуком.
– А что стало с теми людьми из деревни?
– Однажды ночью я с самыми надежными людьми приехал в деревню. Мы вытащили всех, кто там был, даже младенцев с матерями. Загнали их в подземелье рядом с комнатой Силли. И она много лет пировала ими.
По спине Павла пробежали мурашки. Теперь он был уверен, перед ним сидел монстр страшнее вампирши. Она – зло, которое не скрывает своей натуры, она никогда не изменится и не станет жалеть «обед». Не бывает милосердного зла. Но то, что сотворил с собой Дорин, было ужаснее.
– Почему же на ней цепь?
– О! Это случилось незадолго до появления первого амулета! – охотно пояснил князь. – Она съела последнего человека из деревни и была голодна. Дверь не смогла остановить ее. И Силли слегка попировала в замке. Мне с большим трудом удалось вернуть ее обратно в комнату. Тогда Силли порвала мне руку. Я приказал выковать цепь и покрыть ее серебром.
– И как же появилась идея живых амулетов? Тоже Силли подсказала?
– Нет. Это заслуга Николаса.
– Твой брат тоже знает?!
– Конечно! И всячески поддерживает меня.
У Павла закружилась голова. Он на минуту прикрыл глаза, но князь рассказывал дальше, не обращая внимания на такую мелочь, как внимание собеседника.
