– Восемь утра.
Он с грехом пополам обыскал свои карманы и не сдержал гневный крик:
– Вы меня обчистили! Ничего нет: ни денег, ни бумажника, ни телефона…
– Я ничего у вас не забирала, – заверила его Алиса. – Меня саму обобрали, как и вас.
– А шишка откуда? – пробурчал он, растирая себе свободной рукой затылок. – Скажете, это тоже не ваша работа?
Ее ответ его не интересовал, но он тоже изучал ее краем глаза. Джинсы в обтяжку, кожаная куртка поверх выпачканной кровью рубашки… Стройная блондинка лет тридцати со всклокоченной головой. Суровое выражение лица, но гармоничные черты: высокие скулы, тонкий нос, бледная кожа – и светло-карие, в тон осенней листве, гневно сверкающие глаза.
Продолжить любоваться ему помешала боль, как от ожога, с внутренней стороны предплечья.
– Опять что-то не так? – фыркнула она.
– Больно! – объяснил он, морщась. – Наверное, я ранен.
Из-за наручников Гэбриэл не мог ни снять пиджак, ни закатать рукав, но, кое-как изогнувшись, он умудрился разглядеть у себя на руке свежую на вид повязку, из-под которой вытекал узкий ручеек крови.
– Ладно, хватит глупостей! – не вытерпел он. – Где мы? В Уиклоу?
Молодая женщина покачала головой.
– Уиклоу? Где это?
– Лес на юге, – ворчливо объяснил он.
– На юге чего? – спросила она.
– Вы издеваетесь? На юге Дублина!
У нее округлились глаза.
– Вы серьезно думаете, что мы в Ирландии?
Он вздохнул:
– Где же еще нам находиться?
– Как где? Во Франции. Под Парижем. Скажем, в лесу Рамбуйе или в…
– Хватит бредить! – перебил он ее. – Лучше скажите: вы, собственно, кто такая?
– Женщина с пушкой в руке. Вопросы задаю я.
Он бросил на нее негодующий взгляд, но понял, что положением владеет она, и выдержал паузу.
– Мое имя Алиса Шефер, я капитан уголовной полиции Парижа. Я провела вечер с подругами на Елисейских Полях. Понятия не имею, где мы и как оказались здесь, прикованные друг к другу. Кто вы такой, я тоже не знаю. Теперь ваша очередь, валяйте.
Немного поколебавшись, незнакомец решился раскрыть свою личность.
– Я американец, меня зовут Гэбриэл Кейн, я джазовый пианист. Вообще-то я живу в Лос-Анджелесе, но часто разъезжаю, выступаю на концертах.
– Какое ваше последнее воспоминание? – спросила она.
Гэбриэл поморгал, потом зажмурился, чтобы сосредоточиться.
– Ну, собственно… Вчера вечером мы – басист, саксофонист и я – играли в джаз-клубе в дублинском квартале Темпл-Бар.
Дублин?.. Да он псих!
– После выступления я засел в баре и там, боюсь, злоупотребил «Куба либре», – продолжил Гэбриэл, разжимая веки.
– Что было потом?
– А потом…
Он сморщил лицо, прикусил губу. Видно было, что ему, как и ей, трудно вспомнить, чем кончился вчерашний вечер.
– Послушайте, я больше ничего не знаю. Кажется, я сцепился с каким-то типом, которому не понравилось, как я играю, пытался волочиться за юбками, но был так пьян, что ни одной не сумел задрать…
– Высший класс! Вы – неотразимый сердцеед.
Он отмахнулся от нее и встал со скамейки, заставив и Алису подняться. Та дернула рукой, и он плюхнулся обратно.
– Я покинул клуб перед полуночью, – продолжил он делиться воспоминаниями. – Едва держась на ногах. На набережной Астон стал ловить такси. Через несколько минут поймал и…
– И?..
– Дальше не помню, – со стоном признался он. – Назвал адрес своего отеля и повалился на сиденье.
– Что дальше?
– Говорю вам, ничего!
Алиса опустила пистолет и несколько минут переваривала невеселые известия. Было понятно, что этот субъект не поможет ей прояснить ситуацию. Скорее, наоборот.
– Вы отдаете себе отчет, что ваша болтовня – сплошная брехня?
– С какой стати?
– С такой, что мы, видите ли, во Франции!
Гэбриэл обвел взглядом окружавший их лес: дикая растительность, густой кустарник, поросшие плющом камни, золотистый купол осенней листвы над головой. Скользнув глазами вверх по голому стволу огромного вяза, он заметил двух белок, устроивших отчаянную погоню по ветвям за наглым каменным дроздом.
– Бьюсь об заклад, что никакая это не Франция, – пробормотал он, скребя в затылке.
– Есть всего один способ в этом убедиться, – сказала Алиса, спрятала пистолет и заставила Гэбриэла встать.
Они покинули поляну и углубились в густую чащу. Прикованные друг к другу, они проковыляли по бугристой тропинке и стали спускаться в овраг, балансируя на выступающих из откоса камнях. Целых десять минут они выбирались из лесистого лабиринта, прыгая через ручейки и блуждая по извилистым тропкам. Наконец они вышли на узкую асфальтированную аллею, высаженную деревьями, ветви которых образовывали у них над головами плотный полог. С каждой минутой шум цивилизации становился все отчетливей. Знакомый рокот, нарастающее дыхание большого города.
Охваченная странным предчувствием, Алиса потащила Габриэля к подсвеченной солнцем прогалине среди листвы. Манящее солнце побуждало их раздвигать ветки, пока они не оказались на травянистом берегу. Дальше простиралась вода.
В следующую секунду оба замерли как вкопанные.
Через сужение пруда был переброшен изящный чугунный мостик.
Это было прихотливое сооружение, выкрашенное в светло-кремовый цвет, все в завитушках, утыканное вазонами с яркими цветами.
Эта длинная пешеходная дорожка над водой была знакома любому по сотне фильмов.
Мост «Боу-Бридж».
Никакой это был не Париж. Никакой не Дублин.
Они находились в Нью-Йорке.
В Центральном парке.
3
Сентрал-парк-Уэст
Мы жаждем истины, но в себе находим лишь неуверенность.
Блез Паскаль «Мысли», XXI
– Боже правый! – просипел Гэбриэл. Лицо Алисы выражало потрясение.
Как ни трудно было принять реальность, последние сомнения исчезли. Место, где они пришли в себя, «Рэмбл»[1 - Ramble – блуждание (англ.).], считалось самым диким уголком всего Центрального парка. Это был настоящий лес площадью полтора десятка гектаров к северу от озера.
У обоих сердца колотились так, что грозили выскочить из грудной клетки. Подойдя к берегу, Алиса и Гэбриэл оказались на людной аллее; столпотворение здесь было типичным для раннего утра. Приверженцы бега трусцой гармонично соседствовали с велосипедистами, адепты гимнастики тай-чи с собачниками, выгуливающими своих питомцев. Слух выбравшейся из зарослей помятой пары до отказа наполнила характерная городская какофония: рокот уличного движения, гудки, завывания пожарных и полицейских сирен.
– С ума сойти… – пролепетала Алиса.
Чтобы остаться в своем уме, она попыталась мыслить рационально. Лучше всего было бы, если они с Гэбриэлом и вправду знатно злоупотребили накануне вечером спиртным и провели ночь в отключке, а тем временем кто-то против их воли… Что? Загрузил их в самолет? Исключено. Она часто проводила отпуск в Нью-Йорке с Сеймуром, своим коллегой и лучшим другом. Ей ли не знать, что перелет из Парижа в Нью-Йорк длится восемь с лишним часов, но, учитывая разницу во времени, сокращается всего до двух. Чаще всего Сеймур брал билеты на рейс из аэропорта Шарль де Голль в 8:30 утра, приземлявшийся в Нью-Йорке в 10:30. Память подсказала и время последнего вечернего вылета – около 8 вечера. Вся штука в том, что накануне как раз в это время она находилась в Париже! А вот если бы ее отправили ночным рейсом, вылетевшим, скажем, в 2 часа ночи, то она приземлилась бы в Нью-Йорке в 4 утра по местному времени – в самый раз, чтобы продрать глаза в Центральном парке в 8 часов… Теоретически такая вероятность сохранялась, но в действительности… Даже прилетающие в США частным бортом проходят длительную и обременительную бюрократическую процедуру. Нет, тут явно что-то не вяжется.
– Упс! Сорри!
В них едва не врезался парень на роликовых коньках. Но его смущение быстро сменилось недоумением: засмотревшись на наручники, он чуть не сбил с ног кого-то еще.
В голове у Алисы завертелась тревожная «мигалка».
– Нечего торчать на виду у зевак! – прорычала она. – Минуты не пройдет, как сюда нагрянут копы.
– Что вы предлагаете?
– Возьмите меня за руку, живо!
– Не понял…
– Притворимся влюбленной парой! Идем на мост! – поторопила она его.
Парочка ступила на мост «Боу-Бридж». Воздух был прохладным и сухим, за парком четко вырисовывались на фоне безоблачного неба величественные здания, высящиеся к западу от Центрального парка: башни-близнецы «Сан-Ремо», легендарная «Дакота», прославленный «Маджестик» в стиле ар-деко.
– Нам так или иначе придется сдаться властям, – нудил на ходу Гэбриэл.
– Не терпится сунуть голову в волчью пасть?
– Лучше внять голосу разума, деточка…
– Еще раз так меня назовете, и я задушу вас наручниками! Шею сверну, удавлю – так и знайте! Вот увидите, мертвецы не несут чушь.
Он пропустил угрозу мимо ушей.
– Раз вы француженка, обратитесь за помощью в ваше посольство.
– Сначала надо понять, что произошло этой ночью.
– Но только на меня не рассчитывайте, я не намерен играть в прятки. Как только мы выйдем из парка, я брошусь в первый же полицейский участок и расскажу все как на духу.
– Вы совсем безмозглый или притворяетесь? Объяснение для ненаблюдательных: мы скованы одной цепью. Мы с вами неразлучны, неразделимы, связаны неодолимой силой! И пока мы не нашли способ разбить наши кандалы, вы будете делать то же самое, что я.
«Боу-Бридж» служил прелестной связкой между бурной хаотичной растительностью «Рэмбл» и аккуратным садом на южной стороне озера. Пройдя по мосту, они вышли на дорожку, ведущую вдоль озера к гранитному куполу фонтана «Черри Хилл».
– Почему вы отказываетесь отвести меня в полицию? – гнул свое Гэбриэл.
– Потому что, представьте, я знаю, что такое полиция.
– По какому праву вы затаскиваете меня в свою галеру? – возмутился джазист.
– С каких пор это «моя» галера? Я, допустим, вляпалась в дерьмо, но вам никуда не деться, вы тоже в нем по шею.
– Я ни при чем, мне не в чем себя упрекнуть!
– Неужели? Откуда такая уверенность? Я думала, прошлая ночь полностью выпала из вашей памяти…
Ее ответ привел Гэбриэла в замешательство.
– Вы что, не верите мне?
– Ни капельки. То, что вы плетете про какой-то бар в Дублине, – просто болтовня, Кейн.
– Не больше, чем ваши россказни про гулянку на Елисейских Полях! Между прочим, это вы вся в крови, а не я. Это у вас в кармане ствол, это вы…
