Марина Эльденберт "Ныряльщица"

Глава 9. Бессильный

Лайтнер К’ярд

Неделя еще только началась, а я успел расстаться с девушкой, поссориться с лучшим другом и понять, что сила отца отказывается меня слушаться. Неутешительные выводы.

Исключение составляет разве что синеглазка, но с ней мы никогда и не дружили. Мэйс меня бесила, я ее – тоже. Нас связывала одна общая работа по подводной зоологии и раг’аэна. Хотя в том, что Вирна видела и запомнила Эн, я уверен не был.

Почему? Да едх знает, почему.

Возможно, потому что Вирна ничего не спросила, когда я рассказал ей про ранения океанских бабочек. И еще раньше, когда я отвозил ее домой. Любой бы на ее месте впал в транс (даже я надолго залип, когда впервые встретил Эн), а потом забросал бы вопросами. Но Мэйс молчала, будто старалась забыть тот страшный день, и в этом я ее понимал. Хотя если она и видела раг’аэну, то наверняка решила, что это галлюцинации. Если Ромина права, Вирне еще и дрянь какую-то вкололи.

Не знаю, что я больше испытывал от осознания факта, что об Эн по-прежнему знаю только я: облегчение или досаду. Просто потому что хотелось поделиться этим хоть с кем-то. Нет, не с кем-то – с Вирной. Мне казалось, синеглазка его не сдаст.

И я какого-то едха решил, что для начала мы сможем просто начать нормально общаться. Тогда я вспомнил о своем обещании Кьяне и самому себе. Но как только предложил Мэйс свою помощь, она снова меня выбесила.

Из библиотеки я выходил с мыслью, что совместная работа может превратиться в пытку. Отчасти от того, что синеглазка умеет быть невыносимой, отчасти от того, что когда она сидела так близко, у меня ускорялся пульс, словно от рывка под воду. Сегодня я мог рассмотреть ее получше, и новый образ ей удивительно шел: с голубыми волосами кожа казалась еще светлее, а губы – хотя она совсем не пользовалась косметикой – ярче. И мне невыносимо хотелось их коснуться.

Задумчивая Мэйс выглядела такой беззащитной и нежной, что я забывал, что от одного прикосновения к ней можно пораниться как о вытащенный из воды коралл. До крови. Сегодня, когда она в очередной раз меня оттолкнула, мне в очередной раз захотелось поинтересоваться, что с ней не так.

Поэтому и ушел. Куда подальше.

С мыслью, что хотя бы здесь все привычно, а не наперекосяк. Пусть даже я зол как самый глубоководный едх! В основном, правда, на себя, потому что никто меня за язык не тянул, к тому же, меня с моей помощью и раньше посылали далеко-далеко. И вообще надо Мэйс сказать спасибо за «спасибо», которое она мне сказала после ее спасения…

Сообщение на тапет пришло неожиданно.

Сначала вообще подумал, что ошибся чатом. Ну или у синеглазки украли тапет, и кто-то таким образом развлекается. Не может Вирна Мэйс за этот месяц говорить столько слов благодарности!

Только тут вспомнил слова Кьяны о том, что синеглазке приходится постоянно со всеми сражаться. Отстаивать свое право на учебу в Кэйпдоре, на жизнь в Ландорхорне. На жизнь, в принципе. Сцена в библиотеке – лучшее тому подтверждение. Другая либо попыталась бы показать, что мы вместе, либо слилась бы со стулом. Но не Мэйс!

Как она уела глазеющих на нас.

Волна, а не девчонка!

– Что, или кто – причина улыбки моего мальчика?

Я так увлекся мыслями о синеглазке, что даже не сразу заметил мать, спускающуюся по лестнице. Лифт она всегда игнорировала, заявляя, что количество пройденных за день ступеней лучше всего бережет фигуру и здоровье.

– Привет, мам. – Подхожу ближе и целую в светлую, словно внутренняя часть раковин, щеку. И такую же хрупкую. Мама вся хрупкая. Даже удивительно, как она стала женой Диггхарда К’ярда. Видимо, для мирового баланса. – Учеба, конечно же. Каждый день только и делает, что радует.

– Что? – смеется мама. – Ты в детстве не любил школу, я не поверю, что вдруг полюбил академию. Разве что дело вовсе не в Кэйпдоре.

Она мне подмигивает.

– Дело в девушке? Ромина?

– Нет.

Едх меня забери, нет!

– Нет, это не Д’ерри.

На лице матери расцветает улыбка.

– Значит, все-таки девушка, – заявляет она. – Но ладно. Буду ждать, когда ты нам ее представишь.

Представить Мэйс родителям? Совсем не уверен, что хочу ее им представлять. Точнее, уверен, что не хочу. Когда-то это казалось мне забавным – позлить таким образом отца. Но тот я, видимо, сгинул в океане.

Потому что нынешний я не собирался подставлять девчонку, которая и так одна против толпы.

Против студентов Кэйпдора. Против учителей, которые считают людей обузой. Против таких как Д’ерри, с которой мы пока не закончили. Она решила прикрыть собой Родреса, а тот и рад прикрыться. Без Родди доказать ее вину несколько сложнее, но едха с два они оба останутся безнаказанными. Какой бы популярной Ромина не была среди своих подпевал, большинство студентов Кэйпдора сделают все, чтобы угодить, читай подмазаться к наследнику правителя Ландорхорна. Пусть отец не спешит помогать, мне поможет мое имя.

Так что Вирна больше не одна. Она со мной.

– Мам, ты не знаешь, где сейчас отец?

То, что его нет дома – понятно и так. Она не выходит из дома, когда может ему понадобиться.

Ее улыбка блекнет. Мама по-прежнему улыбается, но уже не так искренне, как мгновение назад.

– Кажется, у него какая-то важная встреча, – она пожимает плечами. – Но к ужину должен вернуться.

– Хорошо. Спасибо большое.

– Люблю тебя, мой мальчик.

– Я не мальчик!

– Для меня ты всегда мальчик.

Мама снова смеется, целует меня в щеку и убегает по своим делам.

А я поднимаюсь в свою комнату, переступаю порог и последнее, что помню перед глазами – дизайнерский узор на полу.

Когда я прихожу в себя, узор на том же месте – подо мной. Разве что он то приближается, то отдаляется, то темнеет так, что рассмотреть его становится невозможно. В ушах шумит, а в горле скребет, будто я не пил месяца два, либо наоборот, сильно перебрал с выпивкой. Голова раскалывается, словно меня приложили чем-то тяжелым. Ко всему прочему, я не чувствую в себе не капли силы: ни силы въерха, ни простой физической, когда не можешь пошевелить рукой или ногой. Я долго соскребаю себя с пола, прежде чем доползти до кровати и привалиться к ней спиной.

Думал, что хоть на третий день станет легче, но нет, кажется, сегодня откат еще сильнее.

Когда я соглашался на вливание силы, то точно думал не головой!

В итоге я изображаю припадочную девицу дважды в день. Утром, когда принимаю чужую силу вместо витаминных коктейлей, и вечером, когда она так или иначе покидает мое тело. Вчера, после стычки с Харом пришлось прогулять два факультатива, чтобы себя не выдать. Потому что контролировать это сложно. Если собственная сила отзывалась на любой мой зов, отцовская заставляла быть начеку и сражаться с собой каждую минуту.

Я подергал кистью, сжимая-разжимая пальцы, покрутил шеей, разминая мышцы. Силы понемногу возвращались: конечно, глыбу я не сдвину и воду не остановлю, но сейчас хотя бы уже способен держаться на ногах.

И принять душ.

Стягиваю кэйпдорскую форму, швыряю ее на стул и плетусь в ванную. Вода забирает усталость, смывает ее. Считается, что верхи не любят воду, мы же дети земли и огня, но, видимо, я родился неправильным въерхом, потому что жить без воды не могу.

Точнее, без океана.

И подобное ждет меня еще несколько месяцев? Хидрец!

Но отказаться от этого сейчас нельзя. Не из-за отца, а из-за Вирны.

Пока не разберусь с Д’ерри, никто в Кэйпдоре не должен узнать, что я остался без сил въерха.

Теперь даже Хар.

От мысли о друге внутри снова царапает злостью. Хочется ему выедхиваться, пусть! Мне плевать. Остынет, сам предложит мир, а пока у меня самого достаточно проблем. При всем при этом никто не отменял учебу. Доклад по политологии сам себя не напишет.

Последним я как раз и занялся вплоть до ужина. Тем более что после него мне предстоит разговор с отцом, а потом я собирался сгонять в «Бабочку» и поговорить с управляющим насчет возвращения Мэйс на работу. Не хочет, чтобы я помогал в поисках сестры? Хорошо, но исправить то, что испортил сам, я просто обязан.

После выходных нам с отцом так и не удалось нормально поговорить. Утром разговоров не получалось по той причине, что вливание силы требовало концентрации обеих сторон: меня выматывала боль, ощущение было такое, будто под кожу вливали раскаленную магму, отца все это напрягало. Пусть он мне в этом не признавался, на его лице отражалось раздражение, проступающее сквозь привычную маску Диггхарда К’ярда. Я привыкал к чужой силе и вечером просто валился с ног, но Ромина по-прежнему посещала Кэйпдор, поэтому сегодня я собирался его дождаться. Впрочем, долго ждать не пришлось.

Отец приехал сразу после ужина и сам пригласил меня к себе в кабинет.

Он указывает на кресло напротив себя и спрашивает:

– Как успехи с контролем силы, Лайтнер?

– Сегодня я продержался на час дольше.

– Значит, никак, – припечатывает отец.

Для него всегда так: либо идеально, либо плохо. Но меня давно не волнуют его замечания, чтобы я не делал, он все равно останется разочарован, так стоит ли стараться?

– У меня не всегда будет возможность пополнить твой ресурс, – говорит он. – Так что не забывай тренироваться. Я рассчитываю, что к следующей неделе ты сможешь показать лучший результат. Думаю, ты сам в этом заинтересован.

– Ты даже не представляешь, насколько сильно, – отвечаю, складывая руки на груди.

Отец хмурится, но так как намек, что я не слишком хочу его видеть, очень завуалирован, то и сказать по этому поводу ему нечего.

– Ты только за этим меня позвал? – интересуюсь я.

Если отец рассчитывал на то, что я смогу удерживать силу дольше суток, то я рассчитывал получить ответы на свой вопрос о судье Д’ерри.

– Нет. – Отец соединяет пальцы и пронизывает меня взглядом. – Я хотел бы поговорить о тебе.

– Обо мне? – я приподнимаю брови.

– Ты расстался с Кьяной М’эль.  Перестал общаться с друзьями, смотришь на них, как на мусор, хотя это достойные парни и девушки. Зато общаешься с девчонкой из трущоб.

– Разве имя К’ярдов не позволяет мне общаться, с кем хочется?

– Не дерзи, мальчишка! – В голосе отца землетрясение в шесть баллов. Пока что в шесть. – Ты еще не дорос до того, чтобы приписывать себе заслуги нашего рода. Я хочу услышать, что ты скажешь по этому поводу.

Скажу, что это полный хидрец. Как давно за мной шпионят, докладывая отцу о каждом моем шаге? Даже про Кьяну узнали, хотя очень сомневаюсь, что она дала интервью кэйпдорскому новостному порталу о том, как чувствует себя девушка, бросившая Лайтнера К’ярда. Что касается достойных… Попытки подлизаться ко мне со стороны последних (сообщив, что Ромина – отстой) на фоне нашей с ней “размолвки” вызывали у меня исключительно рвотные позывы.  Я едва сдерживаюсь, чтобы не сжать кулаки, потому что показать, что я в бешенстве (а я в бешенстве), не самый умный ход!

– Что Шадар хорошо выполняет свою работу.

– Да, он ни разу меня не разочаровывал, поэтому я его держу рядом с собой, – отец скупо улыбается. – Но не переводи тему. Почему тебя снова видели в обществе этой Мэйс?

Он выплевывает фамилию Вирны так, будто и фамилия, и сама девушка ядовиты.

– Потому что у нас с ней общая работа по подводной зоологии. Об этом я тебе говорил сам, а Шадар забыл напомнить?

Ноздри отца яростно подрагивают, но он берет в себя в руки, и даже голос его звучит спокойно:

– Я советую тебе отказаться от совместной работы с Мэйс.

Желание Диггхарда К’ярда – закон. Его «советую» означает приказ, который нужно обязательно исполнить. Но для меня это как удар волной в морду. Потому что мое «хочу» идет вразрез с его.

Потому что мне нужна Вирна.

И я не собираюсь от нее отказываться.

Но если сейчас упрусь, то только привлеку еще большее внимание к ней.

– Я решу эту проблему, – говорю. – А что насчет моей?

– Проблемы?

– С Роминой Д’ерри, – напоминаю я, – и ее отцом.

На этот раз отец смотрит на меня, и от силы этого взгляда нехило потряхивает. А еще от осознания, что у меня теперь нет никакой защиты. Я будто человек. Люди чувствуют себя так же? Паршиво.

– Только не говори, что забыл об этом.

– Нет, Лайтнер, я не забыл. Скорее раздумывал.

И что надумал?

Хотелось так спросить, но не стану.

– И?

– Это не твоя проблема.

– Нет?

– Нет. Я считаю, что тебе еще слишком рано лезть в большую политику. Ты не видишь всей глубины.