Нинка миновала это славное заведение и сразу повернула к входной двери. На ночь ее запирали изнутри, чтобы никто чужой не вошел. Но сейчас она была открыта. Потому что в нее уже вышли.
Отлично! Считайте, что лопата у нее в кармане.
Нинка потянулась, прогоняя остатки ночной истомы из тела. И сразу услышала характерное цоканье. С таким красотки вышагивают на железных набойках, с таким старики идут, опираясь на палки с железными набалдашниками. Так тонкая лопата ударяется об асфальт. Умный Тинтин топал, ударяя лопатой рядом со своей правой ногой. Ау! Кто-то еще не встал? Время подъема!
– Я даже не сомневалась, – вместо приветствия произнесла Нинка.
– Зачем лопата? – Тинтин выдвинул ее вперед и сделал жест, словно сейчас отпустит и уронит на Нинку. – Если ты не скажешь, я ничего делать не буду. И вообще мне ее надо быстренько вернуть.
– А ничего особенного делать и не надо. Только выкопай кое-что.
Неплохая лопата, звонкая. От неожиданности Тинтин опустил ее на ногу, взвыл. Лопата упала на асфальт. И от этого зазвенела.
Доброе утро, любимый лагерь!
– Не отставай, – скривилась Нинка и побрела к клубу.
Когда она выходила, человек пять вслед глядели. Сейчас из-за грохота эти пятеро пялятся в окна. Интересно, что они подумают, увидев лопату? Что они идут копать клад? Им тогда еще чемодана не хватает. Или что Тинтин от ревности решил прибить Нинку лопатой и для этого ведет в живописное место? Ладно, потом узнается.
Клуб место удачное. Непроходное. Если уж ты сюда пришел, значит, именно сюда и направлялся. Дорожка была тупиковой. Справа и слева ее охраняли высокие кусты. Что-то не цветущее, но густое. Так просто, с шага, их не преодолеешь. С разбегу надо. А разбежаться тут негде – дорожка неширокая, чтобы три человека прошли. Или двое – отряды ходят парами, – но свободно. За клубом начинался лес. Хороший густой лес, натоптанный и заплеванный. Сюда бегали жаждущие неформального общения. И вот для этого «утекания» в иные миры между кустами была единственная лазейка. Кусты настойчиво смыкались. Надо было поднырнуть под них, туда, где стволы и почти нет веток, и на свободу.
Нинка поднырнула, цепанув волосы только одной веткой, и сразу повернула вдоль кустов, чтобы подальше уйти от пятачка с окурками. Судя по треску, обладатель лопаты зацепился всей шевелюрой. И может быть, оторвал наконец свой невозможный кок.
– Вот здесь.
Они стояла под березой. Рядом были еще елка и дуб. Но береза выглядела эпохальней. Была в ней среднерусская тоска, закатная слеза и соловьиный размах.
– Что?
Даже если Тинтин и имел какие-то мысли, то высказать их он не успевал.
– Копай. Полтора на полметра. Этого хватит.
– Глубоко? – Он еще не понимал. Смотрел на елку, на дуб, на пробивающееся сквозь листву солнце.
– На лопату. В самый раз.
– Для чего?
– Для выправления жизни. Раз – и как новенький.
– «Бух в котел и там сварился»?
Нинка задумалась. Цитата была знакома, но не навскидку.
– Зачем нам кипяток? Копай. Надо до подъема управиться. А я – сейчас.
Нинка пошла к кустам чубушника и стала их с наслаждением ломать. Пахло одуряюще. Если кто сюда и придет, то не на звук, а на запах.
Вернулась через полчаса, наверное, а Тинтин все еще воевал с дерном. Трава плотно сцепилась корнями и не пускала лопату. Он неловко вгонял ее в землю, наклонял и бессильно вытаскивал.
– А чего она? – качнул он инструментом своего труда.
– Надо сверху землю срезать, – Нинка сгрузила охапку чубушника и с сомнением посмотрела на результат работы героя комиксов. – Потом легче пойдет.
– Кого ты тут хоронить собралась?
– Прошлое. У тебя было что-то плохое в прошлом?
Тинтин почесал чуб, сбивая его вертикальность.
– От прошлого надо избавляться буквально – выбрасывать, закапывать, – решила просветить своего неспешного друга Нинка. – В Италии на Новый год старые вещи выбрасывают из окна. Если ненужное выбросить, то на смену ему придет хорошее нужное.
Тинтин поддел дерн, он снялся хорошим пластом.
– А про братьев и опасность врала? – спросил Тинтин, выпрямляясь.
– Если бы. – Нинка села на корточки, отметила, как острый край лопаты с харканьем врезается в землю. Камешков тут много, песка, резать дерн получается звонко. – На нашем роду проклятье. И трепать об этом – последнее дело. Я предупреждала, если кому-то это рассказать, проклятье передается.
– Ваще отсталая, – от злости Тинтин стал работать активней. У него даже получаться стало.
– Кто еще дурак, – выпрямилась Нинка. – Для таких как ты специально фильмы снимают про заброшенные дома и старые проклятья. Но вы же ни черта не понимаете.
Она пошла за дуб.
– Ты хочешь здесь свое проклятье похоронить?
Идея была отличная. Над этим надо было подумать.
– Я бы тебя похоронила, – вздохнула Нинка, – но ты еще нужен. Копай.
Сказала, а сама пошла в самую гущу зелени. Рвать траву руками было не очень удобно. Острые края резали ладони. Но с другой стороны – хорошо, что она была. Июнь не конец июля, когда все уже вытоптано и выжжено. Трава лезла с корнями и землей. Корни – ладно, потом лопатой отмахнет.
То ли от злобы, то ли еще от чего, Тинтин вошел в работу, приспособился, копал бойко. Снятый дерн лежал в стороне. На другую он выбрасывал землю. Нинка таскала траву. Все должно было быть красиво.
– Что-то странное получается, – выдал Тинтин, в последний раз вгоняя лопату в землю. – Могила, что ли?
Нинка промолчала. Раскрывать карты было рано.
– Не, ну что у тебя в башке? Кого ты сюда класть собралась?
Себя из числа лежащих Тинтин сразу вычеркнул. Молодец какой. Смог подсчитать, что в полтора раза длиннее выкопанного.
– Тебя что-то волнует? – спросила Нинка.
Руки были грязные от травы и земли. Хотелось умыться. Даже больше – хотелось залезть в душ. Но утром это была непозволительная роскошь – времени нет.
Может, Тинтин думал о том же, потому что он качал головой и молчал.
– Пойдем, а то скоро подъем.
– А лопата? – оживился Тинтин. – Я сторожу сказал, что ненадолго.
О боже! Тут еще и сторож есть. Количество игроков в их команде увеличивается. Нет, Тинтин невероятен.
– Оставь. Я тебе после завтрака верну.
У входа в корпус Нинка обняла Тинтина. Обвила шею рукой, притянула к себе, заставляя наклониться, шепнула: «Спасибо!» И королевой пошла в стеклянные двери. Спина невольно выпрямилась. Она плыла вперед, оставляя безответными удивленные взгляды.
– Вы помирились? – тут же нависла над ее кроватью с косой.
Нинка потерла грязную ладонь. Она не заметила, кто их увидел. Но что зрители были, не сомневалась. Слух быстрее долетел до палаты, чем она дошла до нее.
– Он дурак, – Нинка вытянулась на кровати. Вообще-то она устала, спину ломит.
– Да они целовались на крыльце, – фыркнула красотка.
Нинка закрыла глаза. Как же она все это любила. Искренне. От души.
Подъем, зарядка и завтрак снова создали вокруг Нинки зону отчуждения. И это было хорошо. После столовой ей не хотелось привлекать лишнее внимание.
– Ну? – подошел к ее столу Пося.
Нинка только занесла черенок ложки, чтобы размазать масло по хлебу. Нравилось ей так – белый хлеб, масло и сыр. Хорошо бы еще хлеб поджарить в тостере. Но можно и без этого обойтись. Никто масло не ест, бережет фигуру, а Нинке нравится. Ради вкуса и удовольствия можно миллиметром талии пожертвовать.
В этот раз жертва не удалась. Или была отложена.
Пося стоял, надув губы, словно их отряду масло не полагалось. А так же стульев и ложек. Кашу ели руками.
– Доброе утро.
Нинка отложила ложку. Вид у Поси был не очень. То ли помятый, то ли подсдутый.
– Ты зачем Таньке говоришь, что она некрасивая? – спросила Нинка. Кто-то в этой истории был крайний.
– Она первая начала, – произнес Пося и пришлепнул губами. – А сейчас с шоколадкой заложила. Меня Лана из-за стола вывела и сказала, что таким, как я, вообще нельзя давать есть. Ты когда ее убьешь?
Нинка покосилась на пустой стол. Девчонки уже поели и ушли, унеся тарелки. Остался стакан чая и кусок хлеба с неразмазанным маслом. Ну и на тарелке еще масло. Много. И сыр.
– Сейчас этим займусь, – Нинка придвинула к Посе хлеб, положила сверху сыр, прижала пальцем, раздавливая масло. – Через пару часов будет как новенькая. Не узнаешь.
– А это не насовсем?
– Как получится.
Нинка оглядела столовую. Первый отряд ушел. Был ли ей нужен сейчас Тинтин – не понятно. Она могла справиться и сама.
– Ты тут пей чай, – Нинка встала, уступая место Посе. – Две ложки сахара положила, ничего? А я пойду готовиться.
– Но ты учти, она очень шумная. – Пося сопел над угощением. Есть он хотел. Причем сильно. Но держал лицо. Крепкий пацан.
– Учту, – пообещала Нинка и отправилась к корпусу.
По палатам шныряли проверяющие – смотрели, как заправлены кровати. Если находили песок или замятость, сдергивали покрывала и переворачивали одеяла. Кровать с косой всегда была идеальна, а вот красотка чем-то провинилась. Разворошена постель оказалась и у Нинки. Это было кстати. Она стянула простыню, скомкала и вышла в холл.
– Тааааак! – вышагивал вдоль палат Максим. – Кто еще не вышел?
Судя по шортам и полотенцам, все собирались на речку.
– Перрррвый отряд!
Нинка юркнула на выход. Ее отряд гнездился в беседке. Все головы повернулись к ней. Нинка ввалилась обратно в корпус.
– Тааааак! – обрушил на нее Максим. – Почччччему ходим? Второй отряд?
Нинка коротко кивнула и повернула к своей палате. Проскочила мимо кроватей, ногами взобралась на красоткину постель и спрыгнула за окно.
– Ккккккуда? – напоследок рявкнул Максим, но это было уже не ей. На кого-то из своих кричал.
Пригибаясь, Нинка рванула вдоль кустов. Белые цветы норовили заглянуть в лицо, влезть в нос. У, чубушник проклятый!
Кудрявая маялась на танцевальной площадке. Она вырядилась – белое платье с воланами и кружевами, розовые цветочки и широкий красный пояс.
– Ништяк! – восхитилась Нинка.
– Правда? – Кудрявая крутанулась.
Нинка посмотрела по сторонам. В этом возрасте обычно по одному не ходят. Кудрявая совершила подвиг, если ухитрилась нарядиться и никого с собой не привести. В это не верилось. Ну как так? Идешь в новую жизнь, и об этом никто не знает? Знает! Может, подглядывают? Не показываются? Или все-таки случилось чудо?
– А Посю-то чего заложила? – сбила праздничный настрой кудрявой Нинка. Кудрявая остановилась, с удовольствием послушала, как шуршит, опадая юбка, только потом ответила:
– Надоел потому что. Лана на меня так кричала! А мы долго? Наши на речку должны пойти.
Нинка молча повернула к клубу. Все на речке. Это хорошо. Кудрявая задержалась, сорвала белый цветок, вставила в волосы. Все-таки странно, что она одна. Нинка полезла в кусты. Кудрявая опять задержалась. Заботливая, хочет платье не испортить. Наконец, и она пролезла – Нинка услышала за собой быстрые шаги. И больше ничего подозрительного. Неужели, и правда, повезло?
Сорванная трава подвяла, чубушник напоследок пах так, что кружилась голова. Кудрявая терла кремовые туфельки – испачкала.
– Ну вот, – Нинка спихнула траву в вырытую яму, распределила ее по всей длине, прикрыла простыней. – Не испачкаешься. Ложись.
– А это не больно? – Боевой задор из кудрявой улетучивался. Она сделала шаг назад, наступила на чубушник. Хихикнула.
– Щекотно, – огрызнулась Нинка, подняла цветы и стала делать вид, что собирает букет. В душе появилась неправильная тревога. Нинка выпрямилась, заставляя себя думать о другом. Все она делает правильно, и нечего тут сопли распускать.
Кудрявая нерешительно смотрела по сторонам. Неужели все-таки ждет зрителей? Но ведь не знала, где спектакль. И Пося не знает. И если они не шли за ними с самого начала… Нинка глянула на березу, дуб, на далекие осины. Нет, дети бы себя давно выдали. Они не умеют долго и тихо сидеть в засаде.
– В ботинках ложиться? – спросила кудрявая.
– Ну не босиком же!
