– Он пролежал пятьдесят лет на дне Роны, на глубине пяти метров.
– Ясно.
Сэм нервно сглотнул:
– Как думаете, его можно отреставрировать?
Жобе громко вздохнул:
– К сожалению, это уже не инструмент. Ловушка для рыбы – да, аквариум с педалями – вполне. Но точно не рояль.
– Нет, вы не понимаете… вода его даже не коснулась. Он оказался в воздушном кармане, в водонепроницаемом помещении. Просто немного пострадал от влажности, ничего особенного. Вы… когда вы могли бы им заняться?
– Не горячитесь, молодой человек. Я найду время.
9
Натан вернулся домой со свежим багетом и кусочком козьего сыра из лавочки Жанье. В кои-то веки решил побаловать себя. Если нарезать помидоры колечками, сбрызнуть оливковым маслом, добавить хлеб и сыр, получится вкусный и простой обед на одного. На работу только вечером, разносить напитки во время концерта, а пока было полно времени, чтобы перекусить и спокойно поработать над диссертацией.
Войдя в квартиру, он заметил в прихожей пиджак своей девушки.
– Сибилла? Ты тут?
Тишина. Должно быть, возвращалась за чем-то и забыла пиджак.
Натан пошел на кухню, включил радио и под чарующий голос Пьера Бельмара открыл воду и помыл помидоры.
«Черт, куда делось полотенце?»
Стараясь не заляпать шкафчики мокрыми руками, он открыл один из кухонных ящиков. Здесь нет.
«Почему Сибилла никогда не кладет вещи на место? Туда, где им логичнее всего лежать?»
Он раздраженно перерыл всю квартиру в поисках чистых полотенец. Это заняло не так много времени, учитывая, какое крохотное жилье они снимали.
В стенном шкафу в прихожей нет, в консоли под телевизором нет, на стеллаже в гостиной нет.
«Да что ж такое? Где эти чертовы полотенца?»
Оставалось одно место. Положить туда вещи из кухни было настолько нелогично… что, возможно, именно там и следовало посмотреть. В шкафу Сибиллы. Она вряд ли обрадуется, узнав, что он рылся в ее вещах, но ведь рассказывать необязательно.
Натан поднялся на второй этаж и открыл шкаф, доставшийся Сибилле от ее бретонской бабушки.
«Ну конечно!»
Вот они – выглаженные и аккуратно сложенные под стопкой футболок.
Он хотел аккуратно вытащить самое нижнее, чтобы стопка не развалилась, как вдруг рука на что-то наткнулась. Маленький твердый предмет. На ощупь непонятно, что это. Натан машинально достал его и осмотрел.
Это оказался крошечный диктофон.
Натан видел такой впервые.
Какого черта Сибилле это понадобилось?
Он присмотрелся. Внутри виднелась кассета.
«Может, послушать?»
Его раздирали любопытство и чувство вины. Он знал, что Сибилла очень разозлится, если он сунет нос в ее дела. Не просто разозлится – она будет в ярости и никогда этого не забудет.
Он благоразумно вернул диктофон на место, взял полотенце и закрыл шкаф.
Спустившись на кухню, он распаковал сыр и нарезал небольшими кубиками. Пьер Бельмар все еще рассказывал свою трогательную историю, но Натан уже ничего не слышал. Голова была занята странной находкой.
«Черт возьми! Что она там записывает? Такой крошечный прибор нужен, если хочешь сделать это незаметно. Но зачем ей это? А главное… кого она записывает? Интересно кого?..»
Он выложил на тарелку нарезанные помидоры, сверху кусочки сыра, сбрызнул оливковым маслом…
Нет, так нельзя. Надо все узнать. Невозможно жить с человеком, который исподтишка записывает чьи-то разговоры. Натан решил послушать кассету и убрать диктофон на место. Сибилла ничего не узнает, а ему станет спокойнее.
Он тщательно вымыл руки, вытер их жестким льняным полотенцем и снова поднялся на второй этаж. Достал из шкафа диктофон, нажал кнопку «Play» и стал ждать.
Тишина. Сквозь прозрачную крышку было видно, что кассета крутится, но… абсолютно беззвучно.
Он нашел кнопку перемотки, вернул пленку в начало и еще раз нажал «Play».
Снова тишина. Однако несколько секунд спустя раздался глухой, замогильный голос, принадлежавший скорее мертвецу, чем живому человеку. На фоне мелодичного журчания Пьера Бельмара, доносившегося с кухни, этот голос звучал особенно пугающе.
Человек говорил очень медленно. Из-за долгих пауз между словами было практически невозможно понять, о чем он говорит. Пытаясь уловить смысл, Натан сосредоточился и весь превратился в слух. Речь звучала более чем странно. Мужчина зачем-то перечислял части тела своего собеседника и предлагал почувствовать их одну за другой, начиная с кончиков пальцев на ногах. Он четко называл их, время от времени хвалил, говорил: «У вас хорошо получается» – и предлагал еще больше расслабиться. Некоторые фразы были как будто неправильно построены, смысл ускользал, словно в них чего-то не хватало – то ли глагола, то ли дополнения. Другие вообще казались бессмысленным набором слов без всякого намека на логику. Все было тем более странно, что уверенный тон и хорошо поставленный голос выдавали человека, хорошо владеющего речью. Несколько минут Натан в недоумении слушал эту белиберду. Человек ненадолго замолчал и снова заговорил, теперь уже совсем о другом. Казалось, он описывал характер или темперамент своего собеседника, хотя правильнее было бы сказать – приказывал ему, что тот должен думать и чувствовать. Натан слушал это с нарастающим беспокойством. Опять наступила тишина. А затем прозвучали слова, от которых у молодого человека кровь застыла в жилах:
– В глубине души, – вещал замогильный голос, – в самой глубине вашей души гнездится чудовищный страх, подспудная тревога…
Пауза.
– Страх оказаться плохим, аморальным человеком.
Натан еле дышал. То, что он услышал, ошеломило его.
Голос снова заговорил:
– Выйдя отсюда, вы забудете эти слова, но тревога останется с вами навсегда. Она будет жить в недрах вашей души, и вы будете делать все возможное, чтобы заглушить ее.
10
Я открыла глаза. В голове промелькнула мысль: «Ничего не изменилось». Может, система дала сбой? Я чувствовала себя как обычно. Внезапно я порадовалась, что с меня не взяли денег, иначе я бы чувствовала себя обманутой.
Из вежливости я поблагодарила Фирмена. Этот милый человек уделил мне время, и, даже если его работа оказалась напрасной, стоило вести себя корректно.
Я попрощалась и вышла на улицу.
Все надежды рухнули. Но если вдуматься, кто был виноват в этом разочаровании? На что я вообще рассчитывала? Это же просто глупо – прийти к другому человеку и попросить решить мои проблемы. Только я могла исправить ситуацию, в которой оказалась, а для этого надо было взять себя в руки и действовать.
Кстати, пока я пробиралась по узким улочкам Старого города среди толп беспечных туристов, в голову одна за другой приходили свежие мысли о том, что можно улучшить на корабле. Я повторяла их про себя, чтобы не забыть, и, когда вдали показался «ПигмаЛион», уже знала, чем займусь.
– Мелочи не найдется? – послышался хриплый голос.
Небольшая компания, прогуливавшаяся по набережной, как раз остановилась, чтобы сфотографировать базилику Нотр-Дам-де-Фурвьер на другом берегу реки. К ним подошел бездомный в жалком тряпье и стал тыкать кепкой в каждого по очереди, как заведенный повторяя свой вопрос.
Глядя на это, я внезапно разозлилась на несправедливое устройство общества. Почему одни горожане не могут позаботиться о других? Почему кто-то вынужден спать под мостом и зарабатывать на жизнь милостыней? Если бы все объединили усилия, мы бы справились с этой проблемой!
– Эй, ну хоть че-то дайте, блин! Че, тут одни скряги, а?
Боже, какая вульгарность! Нельзя же так обращаться к людям!
Надо ему объяснить.
В этот момент бродяга повернулся ко мне, и я решительным шагом подошла к нему:
– Вам нужно сделать над собой усилие и постараться говорить вежливо.
Он ничего не ответил, поэтому я пояснила:
– Всем будет лучше, и вам в первую очередь.
Бездомный косо посмотрел на меня. Взгляд не сулил ничего хорошо.
– А тебе-то какое дело?
Его грубость задела меня, но я все равно продолжила говорить, стараясь не обращать внимание на его слова. Я даже постаралась придать голосу мягкость, чтобы он почувствовал, что я забочусь о нем.
– Понимаете, если вы будете говорить более уважительно, получите больше денег. Люди почувствуют к вам симпатию и, возможно, захотят помочь.
Он пожал плечами, выудил литровую бутыль вина из кармана куртки и присосался к ней.
– Месье, алкоголь тоже не лучшее средство, вам стоит…
– Слышь, отвали, а?
Какое разочарование! Мне хотелось довести разговор до конца, убедить его.
Уже возле самого корабля я вдруг поняла, что произошло неслыханное, и застыла на месте.
Мне не было страшно.
Мне вообще нисколько не было страшно.
Хотя этот пьянчуга вел себя довольно агрессивно, ни перед разговором, ни во время его мысль об опасности даже не приходила мне в голову.
Это было поразительно – если знать мой характер… И могло означать только одно. Как гром среди ясного неба, на меня обрушилось осознание того, что я… стала другим человеком! Я правда стала кем-то другим! Все сработало!
Я была в шоке.
Меня распирало от счастья. А потом я поняла еще кое-что и чуть не лопнула от бури эмоций: я осталась самой собой! Я чувствовала себя той же самой Сибиллой, только впервые за тридцать два года жизни меня не душили страхи.
Наконец-то я дышала полной грудью. С легким сердцем я поднялась на борт. Жизнь менялась на глазах. Теперь я знала, что все получится, я оправдаю доверие Шарля, а главное – смогу наслаждаться жизнью, забыв о тревогах и сомнениях.
Я собиралась приняться за дело немедленно: взять все под контроль, организовать работу команды, исправить недочеты и трудиться, трудиться, трудиться, чтобы как можно быстрее выправить ситуацию. До окончания испытательного срока оставалось каких-то девять дней, но, если по-настоящему выложиться, можно получить неплохие результаты.
Поднявшись на борт, я решила попридержать коней и для начала поздороваться с сотрудниками – не стоило пренебрегать банальной вежливостью. Во время этого, казалось бы, привычного обхода я заметила кучу мелочей, требовавших исправления. Раньше я не обращала на них внимания, а теперь ужаснулась тому, как сильно эти недочеты и шероховатости портят общее впечатление. Отныне все изменится!
Я с удовольствием взялась за работу. Впервые в жизни я действовала, не задумываясь о том, к чему приведут мои решения, как отреагируют или не отреагируют люди, чем мы рискуем и какие подводные камни могут встретиться на пути.
Теперь меня заботило лишь одно: сделать все хорошо – и точка. Это оказалось несложно. Без лишних раздумий я бралась за очередную задачу, доводила ее до конца, всякий раз испытывая огромное удовлетворение.
Разложив по папкам документы, я вдруг поняла, что раньше, как ни перетасовывала их, не справлялась с постоянным хаосом на столе.
Я перестала откладывать дела на завтра и удивилась, как хорошо себя чувствуешь, если сразу переходишь от мысли к действию. Когда над тобой ничего не висит, даже дышится легче.
Единственным моментом, омрачившим мою радость, стал неожиданный разговор с Шарлем.
– Сибилла, – начал он, – я думаю, было бы неплохо собрать всю команду. Вы этого ни разу не делали, но мне кажется, это важно, чтобы подвести промежуточные итоги и наметить цели.
– Да, вы правы.
Я немного расстроилась, но сам упрек был справедливым. Нужно было как можно скорее провести собрание. Нужно, и все. Хотя что-то в этой идее меня смущало. Я не боялась, нет. На меня нахлынуло новое, незнакомое прежде ощущение. Дело в том, что я еще никогда не проводила собраний и не знала, как сделать это по-настоящему хорошо. А разве можно как-то иначе? Нет. Либо идеально, либо никак.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы все продумать, прежде чем предупредить команду. В конце концов я решила собрать всех в шесть часов, чтобы успеть до начала подготовки к концерту.
Я написала объявление и пошла с ним в комнату отдыха.
Гора грязной посуды в раковине опять меня взбесила. Попивая кофе, Джеф смотрел, как я вешаю объявление на доску, а затем, как ни в чем не бывало, прямо у меня на глазах положил свою чашку поверх остальных.
Меня охватила ярость, но я сумела сдержаться и как можно спокойнее сказала:
– Послушай, чашку нужно споласкивать сразу после того, как выпьешь кофе, иначе смотри, что происходит: их накапливается слишком много, и уже невозможно пользоваться раковиной.
– Именно поэтому я и не могу ее помыть.
