«Всю жизнь нас мучает главный вопрос, – сказал Далай-лама еще до поездки. – В чем смысл человеческого существования? Я долго раздумывал над этим и наконец решил: смысл жизни в том, чтобы найти счастье».
«Неважно, буддист ли вы, как я, или христианин, как архиепископ, принадлежите к какой-либо другой религии или вовсе не религиозны, – с момента рождения каждый человек стремится к счастью и пытается избежать страдания. Это стремление не зависит от культурных различий, образования и религиозной принадлежности. Всем своим существом мы желаем радости и хотим быть довольными жизнью. Но радость часто мимолетна и труднодостижима; она как бабочка, что садится на нас и через миг улетает.
Главный источник счастья сокрыт внутри. Деньги, власть и статус тут ни при чем. У меня есть друзья-миллиардеры, и они очень несчастны. Власть и богатство не приносят душевного покоя. Достигнутое во внешнем мире не подарит истинной внутренней радости. Ее нужно искать в сердце.
Увы, многие препятствия, которые мешают нам радоваться жизни и быть счастливыми, выстраиваем мы сами. Нередко причиной бывает склонность ума к негативизму, импульсивность и неспособность увидеть и использовать свои внутренние ресурсы. Мы не в силах избежать страданий от стихийных бедствий, но можем сделать так, чтобы мелкие повседневные проблемы на нас не влияли. Чаще всего мы сами творцы наших переживаний и, по логике, можем быть творцами собственного счастья. Все зависит лишь от восприятия, способности взглянуть на вещи иначе, реакций на события и взаимоотношения с людьми. Каждый может сделать очень много, чтобы ощущать себя счастливым».
Когда шасси коснулись земли, нас качнуло вперед; затем самолет задрожал, зарокотал и вскоре остановился на короткой посадочной полосе. Через иллюминатор мы увидели Далай-ламу: тот стоял на асфальтированной площадке, укрывшись от палящего солнца ярко-желтым зонтом. На нем было его обычное багряное одеяние и красный шарф, из-под которого выглядывал кусочек шафраново-желтой монашеской рубашки без рукавов. Ламу окружала свита сотрудников аэропорта и служащих в деловых костюмах. За безопасностью следили индийские военные в зеленой форме.
Журналистов в аэропорт не пустили. Никто не должен был мешать этой встрече; нас снимал только личный фотограф Далай-ламы. Архиепископ, прихрамывая, спустился по крутой лестнице; на нем были фирменное рыбацкое кепи и синий блейзер.
Далай-лама шагнул навстречу. Он улыбался, и глаза блестели за большими очками в квадратной оправе. Он отвесил глубокий поклон, архиепископ раскинул руки, и они обнялись. Затем разомкнули объятия и, взявшись за плечи, посмотрели друг другу в глаза, словно не веря, что встретились снова.
– Давненько мы с тобой не виделись, – сказал архиепископ, ласково коснувшись щеки Далай-ламы кончиками пальцев. – Выглядишь очень хорошо.
По-прежнему сжимая узкие плечи архиепископа, Далай-лама выпятил губы, словно посылая ему воздушный поцелуй. Архиепископ поднял руку, блеснув золотым обручальным кольцом, и потрепал Далай-ламу за подбородок, как любимого внука. Потом приблизился и поцеловал его в щеку. Не привыкший к поцелуям Далай-лама слегка вздрогнул, но тут же рассмеялся с искренним восторгом. Радостный смех архиепископа не заставил себя ждать.
– Не любишь целоваться? – воскликнул он и чмокнул Далай-ламу в другую щеку. А мне стало интересно, сколько раз в жизни Далай-лама удостаивался поцелуя: его забрали у родителей в два года и растили в атмосфере возвышенной духовности, далекой от нежностей.
Далее последовал официальный ритуал преподнесения белого шарфа – хадака. Так в Тибете приветствуют гостей и выражают почтение. Далай-лама склонился, сложив руки на сердце: приветственный жест, символизирующий единство всех существ. Архиепископ снял кепи и поклонился в ответ. Затем Далай-лама накинул шелковый длинный белый шарф на шею гостю. Они шептались, несмотря на шум реактивных двигателей, все еще гудевших рядом. Далай-лама взял архиепископа за руку, и на минуту мне показалось, что им обоим по восемь лет, а не по восемьдесят. На пути к терминалу друзья смеялись и перешучивались, спрятавшись под желтым зонтом.
Архиепископ обмотал белый шарф вокруг шеи, но тот все равно свисал почти до пят. Длина хадака отражает степень почтения к высокому гостю: длиннейшие полагаются лишь ламам высшего ранга. Это был самый длинный шарф из всех, которые мне доводилось видеть. А архиепископ всю неделю шутил, что похож на вешалку: столько хадаков ему намотали на шею за эти дни.
Нас провели в небольшую комнату, где стояли коричневые диваны. Здесь Далай-лама коротал время в ожидании рейсов, которые в аэропорту Дхарамсалы часто задерживали или вовсе отменяли. У входа в аэропорт собрались журналисты; они выстроились вдоль стеклянной стены и ждали, когда им выпадет шанс сделать снимок или задать вопрос. Лишь тогда я полностью осознал, насколько эта поездка важное событие. Даже, пожалуй, историческое. Все мои мысли были заняты дорожными хлопотами, и я совершенно забыл, что встреча Далай-ламы и архиепископа – мероприятие мирового масштаба.
В зале ожидания архиепископ присел отдохнуть на диван. Далай-лама опустился в большое кресло. Рядом с архиепископом сидела его дочь Мпхо, одетая в яркое красно-зеленое африканское платье и тюрбан из той же ткани. Младшая из четверых детей, она вслед за отцом приняла сан священнослужителя и сейчас занимает пост исполнительного директора Фонда наследия Десмонда и Леа Туту. Во время нашей поездки Мпхо встала на одно колено и сделала предложение своей подруге Марселин ван Фурт. Через пару месяцев после этого Верховный суд США принял историческое постановление о легализации однополых браков. Однако архиепископ поддерживал права ЛГБТ-сообщества на протяжении нескольких десятилетий и прославился своим высказыванием: «Я не пойду в рай для гомофобов». Многие – особенно те, кто удостаивается морального порицания с его стороны, – забывают, что он против угнетения и дискриминации в любом виде, где бы они ни имели место. Вскоре после вступления в брак Мпхо лишили сана – англиканская церковь ЮАР не признает однополых союзов.
– Я очень хотел приехать к тебе на день рождения, – заметил Далай-лама, – но у твоего правительства возникли ко мне претензии. Помню, как ты был недоволен, – сказал Далай-лама, опустив руку на плечо архиепископа. – Спасибо.
«Недоволен» – это еще мягко сказано.
Собственно, сама идея отпраздновать день рождения Далай-ламы в Дхарамсале появилась четыре года назад, когда архиепископ Туту отмечал в Кейптауне свое восьмидесятилетие. Тогда Далай-ламу пригласили на торжество как почетного гостя, но правительство ЮАР уступило давлению китайских властей и отказалось выдать ему визу. Китай – один из основных закупщиков южноафриканских минералов и сырья.
Накануне торжества лицо архиепископа ежедневно мелькало на передовицах южноафриканских газет: он критиковал правительство за вероломство и двуличие. Дошло даже до сравнения правящего Африканского национального конгресса с ненавистным правительством апартеида. А ведь именно Туту десятилетиями боролся с прежней системой, помогая многим членам нынешней партии власти вырваться из заключения и ссылки. Теперь же он утверждал, что конгресс даже хуже, – правительство апартеида, по крайней мере, совершало злодеяния в открытую.
– Я всегда стараюсь избежать проблем, – с улыбкой произнес Далай-лама и указал на архиепископа, – но обрадовался, узнав, что кто-то готов взбаламутить воду ради меня. Я правда был очень рад.
– Знаю, – кивнул архиепископ. – Ты меня используешь. Вот в чем проблема. Ты всегда меня используешь, а я ничему не учусь.
Он ласково взял руку Далай-ламы в свою.
– Из-за того, что правительство ЮАР не пустило тебя на празднование моего восьмидесятилетия, само событие получило большую огласку, чем мы рассчитывали. Ведь наши беседы должны были проходить под эгидой Google, и интерес прессы оказался огромен. Впрочем, любое твое появление всегда вызывает интерес. Но я не завидую.
– Помню, когда мы были в Сиэтле, – продолжал Туту, – организаторы пытались подыскать площадку, которая вместила бы всех желающих тебя увидеть. В итоге остановились на футбольном стадионе. Семьдесят тысяч человек пришли тебя послушать, а ведь ты даже толком не говоришь по-английски!
Далай-лама расхохотался.
– Ничего смешного, – ответил архиепископ. – Лучше помолись, чтобы я стал хоть немного популярнее тебя!
Когда люди так иронизируют, это говорит о привязанности и близкой дружбе. Все мы иногда выглядим смешными, у всех есть недостатки, но это не заставляет нас меньше любить друг друга. Впрочем, Далай-лама и архиепископ подшучивали скорее над собой, чем над приятелем. Их юмор не был унизительным, а лишь укреплял их связь.
Архиепископ захотел поблагодарить тех, кто помогал организовать поездку, и познакомить нас. Он представил свою дочь Мпхо, миротворца и филантропа Пэм Омидьяр и меня, но Далай-лама ответил, что уже знает нас. Тогда архиепископ представил мою супругу Рэйчел – своего американского врача; Пэт Кристен, коллегу Пэм по Omidyar Group; а также невесту и будущую супругу Мпхо Марселин – нидерландского врача-педиатра и профессора эпидемиологии. Последний участник нашей группы вовсе не нуждался в представлении: им оказался достопочтенный лама Тензин Донден из монастыря Намгьял, где настоятелем был сам Далай-лама.
Далай-лама с теплотой сжал руку архиепископа (за неделю он сделает это еще не раз). Они обсуждали перелет и нашу остановку в Амритсаре.
– Хорошо, что остановились отдохнуть, – заметил Далай-лама. – Отдых очень важен. Я вот сплю по восемь-десять часов в день.
– Но ты же рано встаешь, – возразил архиепископ.
– Да. В три часа утра.
– В три?
– Каждый день.
– И молишься по пять часов? – Для наглядности архиепископ выставил пять пальцев.
– Именно.
Туту поднял взгляд к небу и покачал головой:
– Нет, для меня это слишком.
– Иногда я медитирую на природу «я» – так называемый семиуровневый анализ[3 - Имеются в виду «Семь шагов логических рассуждений» Чандракирти (600–650 н. э.), индийского философа и буддистского монаха, где он логически обосновывает отсутствие абсолютной основы дхарм (явлений), определяя относительную реальность.], – продолжил Далай-лама. Позднее Джинпа объяснил, что суть этой буддистской практики созерцания в попытке отыскать истинную природу «я», анализируя взаимоотношения между нашим «я», физическими и умственными аспектами ума и тела.
– К примеру, – разъяснил Далай-лама, – если провести этот анализ, глядя на тебя, можно сказать, что передо мной мой дорогой уважаемый друг, епископ Туту. Но нет: это его тело, а не он сам. Это его ум, а не он сам. – Далай-лама наклонился к епископу, излагая этот древнейший буддистский парадокс. – А где же его «я»? Где «я» архиепископа Туту? Его мы найти не можем. – Он игриво похлопал архиепископа по плечу.
Тот выглядел немного озадаченным и зачарованным этой мистикой.
– Правда?
– В квантовой физике сейчас придерживаются похожей теории, – заключил Далай-лама. – Объективных вещей не существует. В конечном счете нет ничего, что можно было бы обнаружить и зафиксировать. Мы приходим к такому же выводу в аналитической медитации.
Архиепископ в изумлении закрыл лицо руками.
– Я бы так не смог.
Далай-лама заявлял, что, по сути, епископа Туту не существует, но вместе с тем тот сидел перед нами – его дорогой друг, которого, несмотря на ровное дружелюбное отношение ко всем, он явно выделял и считал особо значимым человеком в своей жизни. Чуть позже мы с Джинпой поговорили о том, почему отношения между этими людьми так много значили для них обоих. Видимо, настоящие друзья для них большая редкость. Не так уж много в мире нравственных лидеров. Большинство людей воспринимают Далай-ламу и архиепископа как святых. Приятно, должно быть, пообщаться с человеком, который не хочет с тобой сфотографироваться. А еще их объединяют общие ценности, составляющие саму суть всех религий мира. И неподражаемое чувство юмора. Я начал понимать, какую важную роль играет дружба и взаимоотношения в способности испытывать радость. Тема человеческой взаимосвязи еще не раз возникнет в течение этой недели.
– Я всем говорю, что самое удивительное в тебе – безмятежность. «Каждый день он медитирует по пять часов», – рассказываю я. Внутреннее спокойствие проявляется в том, как ты реагируешь на болезненные вещи – страдания твоего народа и всего мира. Я тоже пытаюсь больше молиться, но пять часов – для меня это слишком много. – Скромный, вечно держащийся в тени, архиепископ считал, что три-четыре часа его ежедневной молитвенной практики – это мало. Он действительно встает позже Далай-ламы – в четыре утра!
Почему духовные люди всегда рано встают и медитируют? Видимо, это действительно сильно влияет на то, как в дальнейшем складывается их день. Впервые услышав, что Далай-лама просыпается в три утра, я решил, что за этим последует очередной рассказ о рьяной религиозности, на которую обычный человек не способен. Подумал, что он, наверное, спит по два-три часа в день. Каково же было мое облегчение, когда я узнал, что он просто очень рано ложится – около семи вечера! Конечно, это не слишком практичный распорядок для человека семейного, которому нужно покормить детей ужином и уложить спать. Но если бы все мы ложились хотя бы на час раньше и вставали на час раньше – а это не так уж сложно, – привело бы это к духовному росту? Сделало бы нас счастливее?
Далай-лама прижал ладонь архиепископа к своей щеке.
– А теперь поедем ко мне в гости.
На выходе из аэропорта Далай-ламу и архиепископа окружили журналисты, выкрикивая вопросы о том, как прошло путешествие. Архиепископ остановился ответить и, пользуясь случаем, обратить внимание на несправедливость.
– Я очень рад наконец оказаться рядом с дорогим другом. Люди и обстоятельства пытались помешать нашей встрече, но наша любовь друг к другу и милосердный Божий промысел позаботились о том, чтобы мы увиделись. Когда правительство ЮАР отказало ему в выдаче визы и Далай-лама не смог приехать на празднование моего юбилея, я спросил его: «Сколько отрядов в твоей армии? Почему Китай так тебя боится?» Меня удивляет подобное отношение – хотя, возможно, китайцы правы и духовных лидеров действительно следует воспринимать всерьез. Мы надеемся, что мир станет лучше и в нем будет больше добра, сострадания, щедрости. Что люди смогут ужиться и не будет того, что сейчас происходит между Россией и Украиной, в Кении или Сирии. Бог плачет, когда видит такие вещи.
Архиепископ повернулся и собрался идти, но задержался, когда кто-то из журналистов спросил его о цели поездки.
– Мы встретились ради дружеского общения. Будем говорить о радости.
Архиепископ и Далай-лама сели в поджидающую автоколонну. Путь до резиденции занимает около сорока пяти минут. В честь поездки ламы в аэропорт движение перекрыли, и на улицы вышли люди – тибетцы, индийцы и редкие в этих краях туристы. Все надеялись увидеть Далай-ламу и его почетного гостя хотя бы одним глазком. Я понял, почему лама так редко выезжает в аэропорт: это крупнейшая логистическая операция. Перекрывается одна из основных улиц, а это отражается на жизни всего города.
Мы прибыли в Дхарамсалу, чтобы узнать, как радоваться жизни, невзирая на сложные жизненные обстоятельства, и это место как нельзя лучше подходило для нашей цели. В Дхарамсале на каждом шагу попадались напоминания о пережитом тибетцами угнетении и изгнании. Город стоит на склоне горы, он изрезан извилистыми наклонными улочками; на краю отвесных скал ютятся ремесленные лавки. Как повсюду в Индии и других странах третьего мира, здесь пренебрегли строительными нормами и правилами безопасности, чтобы резко увеличившемуся населению было где жить. Я невольно задумался, выстоят ли эти лачуги при землетрясении. Как бы горы не стряхнули с себя город, подобно вздрогнувшей при пробуждении собаке, которая сбрасывает со спины сухой листок.
Автоколонна медленно продвигалась вверх по извилистым улицам, а толпы почитателей Далай-ламы сгущались. Одни жгли благовония; другие держали в сложенных для молитвы руках четки мала. Нетибетцу сложно понять, как много значит для тибетского народа Далай-лама, как ценят его в этой общине изгнанников. Для них он символ национального и политического самосознания и средоточие духовных стремлений. Перевоплощение бодхисатвы[4 - Бодхисатва (санскр., буквально «существо, стремящееся к просветлению») – в традиционном буддизме лицо, принявшее решение стать буддой, чтобы достичь нирваны и помочь другим существам выйти из безначальных реинкарнаций и страданий.] милосердия – фигура, во многом приближающаяся к Христу. Можно лишь предположить, как сложно Далай-ламе нести эту ответственность и одновременно подчеркивать, что в нем нет «ничего особенного», что он всего лишь один из семи миллиардов жителей Земли.
Улицы сужались, и я подумал, как нашей кавалькаде удастся прорваться сквозь толпу. Мы замедляли скорость, лишь когда на середину улицы выходила священная корова, которой, наверное, тоже хотелось взглянуть на религиозных лидеров.
Все же приходилось ехать быстро: по соображениям безопасности и чтобы движение по улицам возобновилось как можно скорее. Но главной была все-таки первая причина. Как и во всех индийских городах, в Дхарамсале существует постоянное трение культурных тектонических плато, которые сдвигаются и сталкиваются, представляя яркую, но довольно тревожную картину религиозного и национального разнообразия.
Горное поселение Маклеод-Гандж, где проживают тибетские буддисты, расположилось в верхней части индуистской Дхарамсалы, подобно наслоению осадочных пород (поэтому его еще называют Верхней Дхарамсалой). Дхарамсала, или Дхарамшала, как это название произносится на хинди, означает «духовная обитель». Слово состоит из двух корней – дхарма (духовное учение) и шала (дом, жилище); вместе они обозначают «пристанище паломника». Подходящее название для города, ставшего в наши дни центром поклонения.
Мы спешно миновали простые металлические ворота, ведущие на территорию комплекса резиденции Далай-ламы, где находятся его приемные и частные покои. Полукруглая дорожка огибала пышную клумбу с весенними цветами. Последний раз я был в Дхарамсале в январе: планировал нынешнюю встречу вместе с сотрудниками канцелярии Далай-ламы. Тогда город был окутан облаками, стоял колючий холод. Но сейчас сияло солнце, а цветы, казалось, стремились перещеголять друг друга буйством красок, как всегда бывает в недолгий сезон цветения в высокогорье, где жизнь бутона коротка и быстро обрывается, отчего каждый день ценится больше и проживается ярче.
Близилось начало наших диалогов, и я поймал себя на мысли, что очень нервничаю. И я был в этом не одинок. Когда мы с архиепископом созванивались накануне путешествия, меня глубоко тронула его честная тревога из-за предстоящей «битвы умов». «Он гораздо рассудительнее меня, – заметил Десмонд Туту, имея в виду большую любовь Далай-ламы к дебатам, интеллектуальным и научным изысканиям. – Я мыслю более инстинктивно». Помню слова архиепископа, что во всех важных поворотных моментах жизни и в миссии по борьбе с апартеидом им руководило глубокое интуитивное знание и смирение пред лицом судьбы. Но, как видно, даже великие религиозные лидеры нервничают, ступая на неизведанную территорию.
Архиепископ отдохнул один день, и затем мы начали беседы о природе истинной радости.
День 1
Природа истинной радости
Почему ты не печалишься?
В начале беседы я предложил архиепископу произнести молитву: в англиканской традиции молитва предваряет любой важный разговор.
– Да, спасибо, – ответил он. – Помощь свыше никогда не помешает.
Давайте умолкнем на минуту. Да снизойдет на нас Святой Дух. Да наполнит Он сердца верующих, разжигая в них пламя любви Твоей. Пусть Дух Твой обновит людские души и обновит лицо Земли. Аминь.
– Аминь, – повторил Далай-лама.
Я спросил, чего он ждет от этой встречи. Лама откинулся в кресле, потирая ладони.
– Мы живем в XXI веке. Совершенствуем открытия, сделанные в ХХ веке, и продолжаем улучшать материальный мир. Хотя многие люди все еще живут в бедности и голодают, в целом современная цивилизация высокоразвита. Проблема в том, что наш мир и система образования сосредоточены целиком на внешних, приземленных ценностях. Внутренние ориентиры заботят нас куда меньше. Те, кто воспитывается в этой системе образования, живут как материалисты, и в конечном итоге все общество пропитывается этим духом. Но культура, обслуживающая вещественные представления, не в состоянии решить проблемы человечества. Истинная проблема здесь, – Далай-лама указал на свой лоб.
Архиепископ же коснулся сердца, показывая, что проблема и в душе.
– И здесь, – кивнул Далай-лама. – В уме и сердце. Материалистические ценности не в состоянии обеспечить спокойствие ума. Для этого мы должны сосредоточиться на духовных ориентирах – на том, что делает нас людьми. Лишь таким образом мы обретем внутренний покой, а тот, в свою очередь, приведет к спокойствию во внешнем мире. Многие из проблем, с которыми мы сталкиваемся, – наших рук дело. Насилие, война – в отличие от природных катастроф, мы, люди, сами творим эти несчастья.
– Налицо огромное противоречие, – продолжал Далай-лама. – Население планеты составляет семь миллиардов человек, и никто не хочет страдать или иметь проблемы, но откуда в таком случае в мире столько проблем и страданий, большинство которых – наших рук дело? – Теперь Далай-лама обращался непосредственно к архиепископу. Тот согласно кивал. – Чего-то нам не хватает. Я тоже один из этих семи миллиардов, и мне кажется, ответственность за счастье всего мира лежит на плечах каждого из нас. Нужно больше думать о благополучии окружающих. Другими словами, культивировать в себе добро и сострадание, которых сейчас не хватает. И уделять больше внимания духовным ценностям. Нужно заглянуть в себя.
Он повернулся к архиепископу, поднял руки и сложил ладони в жесте, выражающем почтение.
– Теперь твоя очередь, архиепископ Туту, мой старый друг. – Он протянул руку, и приятель сердечно сжал ее в ладонях. – Мне кажется, у тебя большой потенциал…
– Потенциал? – архиепископ с притворным возмущением отдернул руку.
– Именно так, большой потенциал. В твоих силах сделать человечество счастливее.
Архиепископ откинул голову и рассмеялся.
– Ах, да.
– Достаточно на тебя посмотреть, – продолжал Далай-лама. – Ты всегда смеешься, всегда рад. Ты очень позитивно влияешь на людей. – Далай-лама снова потянулся, взял архиепископа за руку и погладил ее. – У некоторых политиков или священников такие серьезные лица… – Он выпрямился в кресле, нахмурился и сделал очень суровое лицо. – Хочется держаться от них подальше. Но когда смотришь на тебя…
– Это все мой длинный нос, – заметил архиепископ, и они одновременно рассмеялись.
– Итак, я очень благодарен, что ты приехал для этой беседы, – сказал Далай-лама. – Развитие ума происходит на более глубоком уровне. Все люди стремятся к счастью, хотят радоваться жизни, но связывают это с внешними благами: деньгами, властью, престижным автомобилем, большим домом. Многие редко задумываются о главном источнике счастливой жизни, который находится внутри, а не снаружи. Даже источник физического здоровья стоит искать внутри.
Да, между нами есть различия. Ты делаешь упор на веру. Я буддист, и вера для меня очень важна, но реальность такова, что из семи миллиардов людей на Земле более одного миллиарда – атеисты. И их нельзя исключать из общей картины. Миллиард – это очень много. Они ведь тоже люди, наши братья и сестры. У них есть право стать счастливее и проявить себя достойными членами общей человеческой семьи. Поэтому для воспитания внутренних качеств вера не основное.
– Мне очень сложно понять твой глубокий анализ, – заговорил архиепископ. – Я думал, ты скажешь: если пытаться найти счастье, ничего не получится. Ощущение счастья очень мимолетно. Его нельзя обрести, просто сказав себе: так, сейчас я не буду думать больше ни о чем и стану счастливым! У Клайва Льюиса есть книга «Настигнут радостью»[5 - Льюис К. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 7: Кружной путь, или Блуждания паломника; Чудо; Настигнут радостью: (духовная автобиография). СПб.: Фонд имени отца Александра Меня, 2006.]: вот так оно обычно и бывает.
Глядя на тебя, многие вспоминают, сколько ужасов тебе пришлось пережить, – продолжал архиепископ. – Что может быть кошмарнее изгнания из собственного дома, разлуки со всем, что по-настоящему дорого? Но стоит встретиться с тобой лично, и они видят человека необычайно спокойного… невероятно милосердного… который к тому же любит пошалить.
– Последнее мне нравится, – заметил Далай-лама. – Не люблю лишней строгости.
– Не перебивай меня, – укорил архиепископ.
– Ого! – рассмеялся в ответ Далай-лама.
– Как прекрасно понимать, что на самом деле нам нужно не счастье. И я буду говорить совсем не об этом. Хочу поговорить о радости. Она превыше счастья. Представьте мать накануне родов. Каждый стремится избежать боли. И любая мать знает, что ей предстоит испытать боль – сильнейшие родовые муки. Но она принимает это. И после самых болезненных схваток, когда ребенок уже родился, ее радость невозможно измерить. Это один из самых невероятных парадоксов в мире: страдание может настолько быстро смениться радостью.
– Мать может прийти с работы уставшая, без сил, – продолжал он, – и на уме у нее будут одни тревоги. Но вот оказывается, что ребенок заболел. И мать тут же забывает об усталости; она всю ночь сидит у кровати больного ребенка, а когда он выздоравливает, мы видим радость в ее глазах.
