– Все верно. Именно поэтому логично предположить, что мы будем двигаться именно по железной дороге, не так ли?
– Ты имеешь в виду, что…
– Да, это ловушка, именно здесь они нас и будут ждать. Должны во всяком случае. Если я не прав, то готов, после боя пронести тебя на собственной спине через весь твой бронепоезд под смешки твоей команды. Но, если я прав, то тогда понесешь ты меня.
Они рассмеялись. Возникшее было между ними напряжение отступило, и они, похлопав друг друга по плечам, вновь склонились над картой.
Анатолий продолжил мысль:
– Ты верно сказал, у нас на самом деле две задачи – первая «взять», а вторая «удержать». А вовсе не «взять и удержать».
Смирнов ничего такого не говорил, но предпочел согласиться с щедрой подачей хода событий и промолчал. Емец же, как ни в чем ни бывало, развил свою идею:
– Будь я на их месте, я бы выманил вот сюда, на открытую местность перед холмом, вражеский бронепоезд и эшелон с его войсками. Дал бы, к примеру, утечку информации противнику о предстоящем разрушении станции, и позволил бы обнаружить ложную батарею за холмом. Не факт, что те два демонстрационных орудия вообще способны стрелять, а не являются обыкновенной приманкой, которую позволили обнаружить нашей конной разведке.
– Но, тем не менее, та же конная разведка не обнаружила на указанном тобой удобном для засады участке ничего такого.
– Это не аргумент. Разведка увидела то, что ей позволили увидеть. К тому же, сведениям конной разведки минимум два-три дня, а провести аэроразведку погода не позволяла. За это время тут можно было развернуть не то что два-четыре полевых орудия, но и целый дивизион крупнокалиберных стволов Резерва Главного Командования, украсив округу пулеметными точками и заминировав все, что только можно. Ночью мы все равно не заметим следов подготовки позиций в лесу, даже если они не слишком тщательно маскировались. В чем я, естественно, сомневаюсь. Более того, будь я на их месте, то я бы предусмотрел повреждение участка полотна впереди и позади бронепоезда и тогда просто расстрелял бы его с дистанции в полкилометра из четырех орудий, замаскировав их, к примеру, вот здесь, на длинном холме, ближе к полотну дороги. А вагоны с войсками покрошил бы из пулеметов. Вот прямо на предыдущем участке, где тот холм, из-за которого поезда выедут на открытую местность. Взял бы, так сказать, в два огня. Более того, обнаружение ложной батареи будет требовать он нас приближения к холму с минимальным количеством шума, а значит, на очень маленькой скорости. Можно ли промахнуться в такой ситуации? Мы будем просто мишенями в тире.
Помолчали, глядя на карту.
– А если это лишь твои допущения? Ты же понимаешь, что описанная тобой картина требует от немцев очень высокой организации и координации сил на очень высоком уровне. Это операция даже не корпусного уровня. Тут усилия и разведки, и контрразведки, и артиллерии. И это в том хаосе, который у немцев творится сейчас в тылах! Ты вообще помнишь, что у нас приказ до наступления утра овладеть Туккумом? Если мы тут застрянем, шарахаясь от каждой выдуманной нами же тени, то в штабе это никому не понравится. Тем более что у нас на борту репортеры, пусть даже тот швед и «потерялся».
– А еще я знаю, что приказ графа требовал от нас избегать потерь и отходить если что не так.
Смирнов покачал головой.
– Это был не приказ, а напутствие. А отвечать мы будем именно за неисполнение приказа.
– А приказ мы выполним. Смотри сюда, есть у меня пару идей на сей счет…
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МИТАВА. ОПЕРАТИВНЫЙ ШТАБ СИЛ СПЕЦИАЛЬНЫХ ОПЕРАЦИЙ. 25 сентября (8 октября) 1917 года.
– Ваше сиятельство! Прошу простить! Срочная депеша!
Слащев несколько минут не мог сообразить где он и что с ним, но настырный голос адъютанта ни на секунду не позволял вновь погрузится в сладкие грезы Морфея.
– Ваше сиятельство!
– Черти бы тебя побрали, Ермолаев… Только глаза закрыл…
Граф тер глаза, пытаясь высыпать из-под век хотя бы немного того злого песка, который не позволял хотя бы проморгаться. Сколько он спал? Сколько он не спал?? О, Господи, твоя воля…
– Ваше сиятельство! Позвольте умываться. Водица холодненькая, только что из ключа здешнего…
Поняв, что песок сам не вытряхнется, и что его придется обязательно именно вымывать, генерал буркнул адъютанту:
– Давай уж свою водицу. Ключевую…
– Вот-с, ваше сиятельство!
Умывшись и кое-как раскрыв глаза, Слащев махнул рукой, дозволяя. Адъютант доложился:
– Ваше сиятельство, срочная шифрограмма из Ставки.
Граф глянул на шифр и застонал про себя. Личный шифр! А это значит, что расшифровывать ему придется самому. И это при том, что он сейчас даже читать не в состоянии, не то что работать с дешифровкой! Но высший приоритет, есть высший приоритет.
И, уже снимая рубаху, велел:
– Неси-ка, братец, еще ведро воды твоей ключевой. Да не сюда неси, во двор. Выльешь мне на голову…
* * *
ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Ночь.
Разгрузка эшелона происходила в спешке, но без суеты. Уже съехали по приставным мосткам многочисленные мотоциклы «Harley-Davidson» с колясками и без оных, уже с последней платформы скатились на грунт две махины «FWD-Руссо-Балт» БТР-1 со спаренными пулеметами, уже два эшелонных крана снимали с платформ командирскую бронемашину, пулеметный броневик «Джеффери – Поплавко» и бортовые американские грузовики «Nash Quad», когда к Емцу подошел Прокудин-Горский.
– Ваше высокоблагородие, позвольте на пару слов.
Занятый разгрузкой подполковник уже хотел жестко отбрить столичного писаку, но вспомнив, какого полета птица перед ним, решил все же уделить ему/ей пару минут, надеясь, что вопрос пустяковый и разрешится достаточно быстро.
– Слушаю вас, господин Лейб-фотограф. Прошу простить, но я категорически не располагаю временем для бесед, сами можете наблюдать разгрузку транспорта, посему прошу кратко.
– Я не займу у вас много времени. Я вижу, что ваша рота выгружается из эшелона, а значит, будет двигаться по шоссе. Хотел бы отправиться дальше в составе вашего отряда.
Емец со скукой в голосе ответил:
– Боюсь, что я ничем не могу вам помочь. Мы только что получили приказ возвращаться в Ригу и вряд ли вам там будет интересно.
– И тем не менее.
Сказано было вовсе не заискивающе, а холодно и властно, но Анатолий Юрьевич списал это на столичные привычки сего господина, который вхож ко Двору и привык строить из себя не пойми кого.
– Увы, господин Прокудин-Горский, но вынужден решительно вам отказать в вашей просьбе.
– Это не просьба, господин подполковник. Соблаговолите ознакомиться с этим. Не привлекая к себе внимания, будьте любезны.
ГЛАВА
IV
. И ПАР, И ОГОНЬ, И ПОЗОР
ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Ночь.
Емец, нахмурившись от нехорошего предчувствия, взял нечто, что напоминало сложенный аккуратно белый носовой платок. То, как этот «платок» был предъявлен, заставило подполковника насторожиться, оставалось лишь надеяться, что это не то, о чем он сейчас думает.
Оглянувшись по сторонам, он заметил, что его командирский броневик уже стоит на грунте и решительно направился к нему.
– Что ж, у меня есть пять минут и я готов уделить внимание Министерству информации.
– Я прошу лишь несколько снимков в командирской бронемашине. Нашим читателям это будет весьма интересно.
– Извольте. Прошу вас, господин Лейб-фотограф, думаю, нам тут никто не помешает. – И уже обращаясь к экипажу, велел. – Всем выйти из машины, тут, так сказать, дело государственной важности. Самойлов, проследи, чтобы ближе пяти метров никого не было, а то знаю я вас, будете потом косточки мне обмывать о том, как я тут позирую для прессы.
– Обижаете, вашвысокобродь. Разве ж мы когда…
– Отставить разговорчики, Самойлов. Исполнять.
– Слушаюсь, вашвысокобродь…
Когда они уже были в чреве бронемашины, Емец наконец-то аккуратно развернул шелковый платочек, на котором несмываемой краской было написано:
«Сим удостоверяется, что камергер Двора Е.И.В. господин Прокудин-Горский Сергей Михайлович, исполняет Высочайшее Повеление.
Для исполнения означенного Повеления камергер Двора Е.И.В. господин Прокудин-Горский наделяется чрезвычайными полномочиями. Всем государственным, военным и дипломатическим чинам, всем верноподданным Имперского Единства России и Ромеи, оказывать камергеру Двора Е.И.В. господин Прокудину-Горскому всемерное и полное содействие.
МИХАИЛ».
Емец едва не выругался в голос. Ну, да, – Имперский Комиссар! Один из десятка всемогущих людей, которые имели право действовать от имени Императора и отчитывались за свои деяния исключительно перед Государем. Власть их была формально ограничена лишь помилованием Государя, а по факту, ничем, кроме его благоволения. Кто-то называл их опричниками, кто-то инквизиторами, но Анатолий не знал ни одного случая, когда Комиссары употребляли свою неограниченную власть с целью личной наживы или в иных целях, осуждаемых обществом. Они вообще редко появлялись на арене событий, предпочитая оставаться за кулисами сцены и лишь давали секретные советы Императору по тому или иному вопросу.
И то, что один из них оказался в его отряде, Емца совершенно не радовало. А то, что он решил ему открыться, напрягало еще больше.
Удостоверившись, что знаки и печати на месте, подполковник кашлянул и протянул «бумагу» обратно Имперскому Комиссару.
– Слушаю вас, ваше превосходительство. Прошу простить, в чреве броневика не могу встать.
Прокудин-Горский отмахнулся.
– Пустое, Анатолий Юрьевич. Я человек сугубо штатский и далек от всего уставного церемониала, хотя и имею формальный чин генерал-майора. Государь поручил мне неофициальную инспекцию дел в Прибалтийском крае, в том числе и дел на фронте. Я здесь исключительно неофициально, лишь как Лейб-фотограф, не более. Я лишь хотел, чтобы между нами не было недосказанности и не случились прискорбные недоразумения в самый неподходящий момент.
– Понимаю.
– Я не стану вмешиваться в ваши прерогативы и ваши приказания – это ваши приказания. Я буду лишь снимать.
– Ваше превосходительство…
– Сергей Михайлович, с вашего позволения.
– Благодарю. Сергей Михайлович, позволю себе задать несколько вопросов, дабы расставить все точки над «i», поскольку мы идем в бой, и я должен знать ситуацию у себя в отряде.
– Благоволите. Все, что имею право вам сообщить, я скрывать не стану. Спрашивайте.
– Вы случайно оказались в составе нашей экспедиции?
– Нет.
– Почему вы хотите оказаться именно в моем отряде, а не хотите остаться в бронепоезде, ведь он идет в бой?
Камергер пожал плечами.
– Не знаю, право. Операция поручена вам, вы командуете, значит, я должен быть рядом. Вряд ли вы едете в Ригу. Мне это было бы известно, сами понимаете.
– Вы бывали в реальном бою?
– Да. Я, если позволите, Кавалер Ордена Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом, член Императорских географического, технического и фотографического обществ. Я снимал битву при Моонзунде, и взятие Константинополя, и участвовал в нескольких воздушных бомбардировках. Не считая того, что я много лет колесил по всей Империи, часто ночуя в самых странных местах под открытым небом и порой отстреливаясь не только от диких животных. Со мной в поле проблем не будет, если вы об этом.
– Да, об этом, благодарю вас.
Лейб… (кто он там? Столько всего!) располагал к себе и даже вызывал симпатию, но они шли в бой, а не на светский раут.
Прокудин-Горский, меж тем, подвел итог своим ответам:
– Возможно, стреляю я хуже, чем фотографирую, однако своих не подстрелю, уж будьте покойны. А теперь, если не возражаете, я хотел бы задать вопросы со своей стороны.
Емец кивнул.
– Целиком к вашим услугам, Сергей Михайлович.
– Почему вы приняли решение изменить план операции?
– Я принял такое решение сугубо на основании своих предчувствий и подозрений.
– Вот как? И часто вы так поступаете?
– Всегда.
– Гм, любопытная концепция. Впрочем, я наслышан о всех чудесах, связанных с вами, поэтому не стану вмешиваться в ход дела. Прошу лишь сообщить о том, какого рода предчувствие заставило вас остановить выполнение операции и вернуть эшелон на это место?
– Я посчитал весьма вероятным, что нас ждет засада в предхолмье Туккума. Место очень уж хорошее, а наше появление там весьма ожидаемо. Лично я вскрыл бы там бронепоезд, как консервную банку.
– И не подавились бы, смею полагать?
– Не подавился бы. И потерь бы не понес.
– Охотно верю. Ваш послужной список говорит сам за себя. И что вы намерены делать в связи с этим?
