– У девочек сейчас очень сложный период, Тиша. Давай дадим им отдохнуть.
Они еще перешептываются, а потом чья-то рука касается моего лба. От неожиданности вздрагиваю и приоткрываю глаза.
– С добрым утром, – улыбается Ирма.
Кошусь на дядю, он тоже улыбается. Какая странная семья, сплошные улыбки.
– Где Мила? – вместо приветствия сажусь на кровати и озираюсь. – Где она?
– Во дворе.
– Как вы могли оставить ее одну? – голос истерично подпрыгивает.
Откидываю одеяло. Срочно нужно выглянуть наружу и увидеть сестру. Прикрывая глаза ладонями от солнца выхожу на балкон. Нагретые половицы обжигают босые ноги. Натыкаюсь взглядом на сестру: сидит в тени яблони и жует крупное спелое яблоко. Тычу пальцем и через плечо спрашиваю у родственников:
– Мытое?
– Она сорвала его с дерева. Не думаю, что… – не успевает договорить дядя, как я его перебиваю: – Там же микробы!
Ирма переглядывается с ним и подступает ко мне. В ее взгляде читается жалость, а в жестах желание успокоить. Но мне не нужна ни она, ни ее показное сочувствие.
– Мила, – кричу, вцепившись в парапет, – не смей это есть!
Пролетаю мимо дяди с тетей и сбегаю по ступенькам. Вырываюсь на свободу, едва не выбив москитную сетку на пути, и в несколько прыжков оказываюсь возле сестры. Она поворачивается ко мне и хмурится, продолжая жевать.
Отдышавшись, протягиваю руку:
– Отдай.
– Нет!
– Отдай, Мила. Это может быть опасно.
– Тетя сказала, что тут все чистое! – и, чтобы позлить меня сильнее, сестра вгрызается в яблоко, силясь откусить кусок побольше.
Все происходит за секунду: взмах, шлепок, тихое оханье и чистое нежное яблоко, упавшее на газон и покатившееся по траве. Земля и листья липнут к нему, муравьи, подсуетившись, подбирают фрукт и куда-то несут.
Мила сжимает кулачки, глядя глазами, полными слез.
– Я тебя ненавижу! – она подскакивает и отпихивает меня в сторону.
Мила убегает в дом. От стыда горят щеки, а от свежего воздуха кружится голова. Прислоняюсь к яблоне и перевожу дух. Что со мной? Когда я успела стать гиперопекуншей?..
# # #
Не обращая внимания на окружающий меня сад, захожу в дом и поднимаюсь. Тетя внизу успокаивает сестру, а дядя стоит на балконе. Повернувшись, он заходит внутрь и смотрит на меня.
– Что?! – взрываюсь я. – Не надо было давать ей всякую немытую гадость!
– Мы ведь не в городе, Вера. Здесь все другое: воздух, экология. К тому же мы с Ирмой сами все выращиваем, ничего вредного не добавляем.
– Ты что, оправдываешься? – останавливаюсь и наконец замечаю, что на мне другая одежда. – Это еще что такое? – показываю на себя.
– Ты упала в обморок вчера вечером. Ирма тебя переодела в чистую одежду.
– Где моя одежда?
– Сушится снаружи.
– Пойду заберу, – разворачиваюсь. Дядя придерживает меня за плечо. – Пусти.
– Ты слишком беспокоишься о Миле. Ей нужно личное пространство.
– Знаешь, может, я бы и послушала тебя, если бы ты был нашим дядей прошлые шестнадцать лет, но сейчас у тебя нет никакого пра…
– Я ваш опекун, – прерывает мой вспыльчивый монолог дядя и отпускает руку. – И я отвечаю за вас не только головой, но и сердцем.
– Прекрасно. Тогда не приставай ко мне. С сестрой я сама разберусь.
Тихон качает головой и подходит к двери. Он оборачивается, сжимая ручку:
– Ты очень похожа на Надю, Вера. Такая же упрямая, дальше своего носа не видишь.
# # #
Отношения с кем-либо всегда были для меня сложной штукой. Первым сложным человеком в моей жизни, естественно, стала мама. Она все время чего-то требовала и огорчалась, когда я этого ей не давала. А я никогда не могла ее понять, почему она хочет, чтобы я что-то делала, когда я этого не хочу, и почему она не радуется, когда у меня получается то, что нравится мне.
Она часто задерживалась на работе, я дожидалась ее дома. Прошло время, и мне стало гораздо интереснее с телефоном, чем с ней. Иногда из-за этого мы ругались: мама упрекала меня в безразличии, а я притворялась, что не замечаю боли в ее голосе.
А потом она сделала самую большую глупость в своей жизни. Ни за что не расскажу Миле, но сама, увы, не смогу избавиться от этого знания. Однажды, поругавшись со мной, мама в очередной раз задержалась на работе. Она пришла, когда я уже спала, и мы увиделись только утром.
Вскоре после этого она обнаружила, что беременна, и через несколько месяцев огорошила меня предстоящим появлением на свет еще одного человека. Не знаю, случайность это, или мама все же хотела другого ребенка. Кого-то доброго, любящего ее, в общем, идеального.
И вот так появилась Мила, дитя света и любви. Мама вложила в нее всю себя, а заодно и меня приставила, чтобы я охраняла ее сокровище. У меня не было времени на ненависть к сестре. Я должна была следить и за ней, и за собой.
И вот теперь, сидя на кровати в мансарде я чувствую опустошение. С появлением дяди и его жены наша связь с Милой порвалась. Она уже не слушается меня, делает все, что ей разрешают другие…
Может, это к лучшему?
Взгляд натыкается на рюкзак на деревянном стуле. Похоже, он сделан кем-то вручную, а не куплен в магазине.
– Вера, спускайся обедать, – зовет снизу дядя.
Отвечаю ему, приоткрыв дверь, что не голодна, и выхожу на балкон. Наша с сестрой одежда висит на веревках и колышется порывами ветра. Нужно как-то забрать одежду. Так, чтобы никто не заметил и не остановил меня.
# # #
Весь день провожу в комнате, изредка выглядывая с балкона. Мила и Ирма постоянно ходят вместе, переговариваются и улыбаются. Хорошо быть ребенком, не нужно решать в уме никакие дилеммы.
Ставлю смартфон на зарядку. В пути он мне точно пригодится. Нарезаю круги по мансарде, отсчитываю время, а оно тянется слишком долго.
Наконец наступает вечер. Прячу телефон в рюкзак и забираюсь в кровать, притворяюсь спящей. Почти засыпаю, когда слышу топот.
Мила врывается в комнату.
– Дядя, а можно мне мультики посмотлеть? – кричит она.
Тихон издает звук: «Ш-ш».
– Можно? – громким шепотом переспрашивает сестра.
– Можно, но внизу. Вере нужен отдых, она очень устала.
– А почему она устала? – голос Милы отдаляется.
Напрягаю слух, чтобы узнать ответ дяди:
– Она была сильной слишком долго.
Когда дверь закрывается, продолжаю лежать. Глаза щиплет, но я не плачу. Дядя правильно сказал, я была сильной слишком долго. Теперь, когда у меня пропал прежний смысл жизни, настала пора выбрать новый.
# # #
Однажды мама взяла меня в поход. Она этого не хотела, просто я закатила истерику с требованием отвести меня в лес. Не знаю, откуда я тогда взяла эту мысль, но почему-то в восемь лет мне казалось, что все нормальные семьи должны раз в неделю отправляться в поход.
Мы собрались, выехали в лес, и прошли совсем немного до того, как я поскользнулась и упала с небольшого склона. Встать не смогла, потому как подвернула ногу. Пока я ревела, мама вызвала скорую помощь, а потом подняла меня на руки и понесла прочь из леса.
Больше мы о походах не разговаривали, но я до сих пор вспоминаю то чувство безопасности на маминых руках.
Теперь ее нет, и я потерялась где-то в глубине себя. Только одно поможет мне выбраться из этого состояния – побег.
Когда в доме всё затихает, выбираюсь из кровати, скручиваю простыни и крепко связываю между собой. Не хочется сломать себе что-нибудь, выбираясь на улицу.
Скидываю хлопковую длинную ночнушку и оказываюсь в нижнем белье. Надеваю рюкзак, привязываю «веревку» к парапету и перебрасываю. Осторожно спускаюсь, вглядываюсь в горящие приглушённым светом окна дома, пригибаюсь и резкими перебежками перемещаюсь к сушилке. Забираю рубашки с джинсами, отползаю в ближайшее темное место и одеваюсь. Сразу становится жарко. Последней забираю кепку и тут же надеваю.
Кидаю прощальный взгляд на дом, закрываю глаза и выдыхаю.
Пусть.
Мила должна знать, что такое нормальное детство, а я уж как-нибудь справлюсь.
Под светом полной луны бреду куда-то вперед, через высокие непроглядные стебли. Иду так долго, что ноги начинают ныть, в горле пересыхает, а желудок урчит. Прижимая руку к животу, понимаю, что не взяла с собой ничего, кроме одежды и телефона. Даже воды не набрала. Обессилев, опускаюсь на колени и поднимаю голову. Небо заволокло, луна больше не светит. Сижу посреди поля и не могу различить, что за растения меня окружают.
Кажется, мой побег не удался.
Ложусь на землю и подкладываю рюкзак под голову. Отдохну и вернусь обратно.
Неудачница.
13
Открываю глаза из-за яркого света, закрываюсь от него раскрытой ладонью – луна вернулась из-за туч. На экране смартфона уже два часа ночи. Ни одного пропущенного. Похоже, они еще не заметили, что я ушла. Что ж, так даже лучше.
Приподнимаюсь на локтях, встаю и отряхиваю одежду. Ладно, будь, что будет. Нет смысла лежать здесь и ныть, пора возвращаться.
Размяв затекшую шею, поправляю кепку и иду по направлению к дому. Проходит минут двадцать, прежде чем понимаю, что заблудилась. Из одной высокой травы выхожу в другую. Домов не видно, дороги тоже.
Черт!
Становится прохладно, но мне жарко от волнения. А если я заблудилась навсегда? Что, если никто не будет меня искать? Дядя решил удочерить нас с сестрой, а я сбежала. Не удивлюсь, если он решит, что меня не стоит искать.
Что… что делают в таких ситуациях? Что мне нужно делать?
Хватаюсь за смартфон и вспоминаю про экстренный вызов. Воспользуюсь им, если не получится выбраться самой.
Облегченно выдыхаю. Ну хоть что-то в голове еще осталось. В крайнем случае позвоню Миле или напишу ей сообщение.
Может, по картам смогу выйти? Точно, у меня должен быть навигатор. Открываю приложение, собираюсь ввести адрес и понимаю, что не знаю, на какой улице живет дядя.
Проклятье.
Перевожу аккумулятор смартфона в энергосберегающий режим и выбираю примерное направление, отличное от предыдущих. Надо просто выйти из травы. Лучше всего к дороге.
# # #
Луна настолько яркая, что мне не нужен фонарик. Очертания проясняются: меня окружают кукуруза и пшеница попеременно. Чувство, будто я зверек из леса, внезапно попавший во владения людей, занимающихся сельским хозяйством. Вот только звери не могут заблудиться… верно?
Ноги саднят. Только сейчас замечаю, что ушла в домашних тапках. Походы – не моя сильная сторона.
Дыхание сбивается, по щекам текут робкие слезы – медленно и одна за другой. Останавливаюсь, вдыхаю ночной воздух и позволяю себе всхлипнуть. Шмыг за шмыгом, и вот я уже реву, стоя посреди очередного поля.
Мамы больше нет.
Все рушится.
Для Милы будет лучше, если меня не найдут. Я буду для дяди и его жены обузой, а она – чудесный ребенок. Послушная, прилежная, умная.
Утираю слёзы, размазываю по лицу. Нужно успокоиться и продолжать путь. Когда дыхание выравнивается, оглядываюсь по сторонам.
Бесполезно.
Желудок стягивает голодными спазмами, стертые ноги жжет, будто на них не тапки, а листы крапивы. Отчаяние душит, нашёптывает: «Сдайся».
Может, просто ждать на месте, пока меня не начнут искать? Обычно в таких случаях подключают волонтеров, кинологов и вертолеты.
