– Нам нужно вскоре перенести ульи. Для пчел вредно сидеть внутри на жаре. – Она провела пальцем по ставшей ярче полоске света на столе, которая уже добралась до кувшина с цветами и продолжала потихоньку красться в сторону отца, сидевшего во главе стола.
Тот кивнул, вытер усы мятым носовым платком и сунул его обратно в карман синих брюк.
– Знаю, – сказал он и заскрежетал стулом по каменным плитам. Он был крепким мужчиной больших размеров, с внушительным животом и мускулистым сложением из-за целой жизни работы на мельнице. – Пойду разбужу его.
– А где мама? – спросила Элиан, отрезая кусок свежеиспеченного хлеба, лежащего на дубовой доске рядом с тем местом, которое только что освободил отец.
– Ушла к мадам Перре. Похоже, у нее ночью начались схватки.
– Я слышала, как рано утром звонил телефон. Значит, это была она? Но ей еще целый месяц до срока… – Элиан застыла с хлебным ножом в руке.
Отец кивнул:
– Твоя мать думает, это ложная тревога. Ты же знаешь Элизабет Перре, она дрожит при виде собственной тени.
– Ну, это ведь ее первый ребенок, – мягко укорила его Элиан. – Конечно, она волнуется.
Он кивнул:
– Надеюсь, твоя мать успокоит ее одним из своих отваров, и малыш решит погодить еще несколько недель.
Он придвинул к ней тарелку с маслом и банку с вишневым вареньем, а сам отправился будить Ива. До нее доносились его тяжелые шаги, от которых скрипела деревянная лестница.
Увидев, как мать, Лизетт, вкатывает велосипед под навес у сарая, Элиан взяла хлеб с вареньем и вышла помочь занести сумку с инструментами и корзинку с травяными лекарствами, которую мать всегда брала с собой на обход. Будучи местной акушеркой, она знала большинство жителей в округе деревушки Кульяк.
– Как мадам Перре?
– В полном порядке, просто сильное вздутие живота. Вот что бывает, если за раз съесть целую банку корнишонов! Ничего такого, с чем бы не справились несколько чашек фенхелевого чая. Думаю, этот малыш пробудет на своем месте еще добрых несколько недель. У нее высокий живот, ему слишком удобно, чтобы захотеть наружу. Типичный мальчик! – Мать Элиан с поразительной точностью предсказывала пол ребенка, которого должна была принять. – Кстати, о мальчиках, где твой брат? Я думала, он сегодня утром поможет вам с отцом перенести ульи до того, как ты уйдешь на рынок.
Элиан кивнула, опуская плетеную корзинку рядом с раковиной и забирая кофейник, чтобы налить матери чашку кофе.
– Папа пошел его будить.
– А вот и он! – объявил о своем прибытии Ив, широко улыбнувшись Элиан и обняв мать. – Как только позавтракает, тут же возьмется за работу.
Шестнадцатилетний Ив закончил школу этим летом и вовсю наслаждался относительной свободой, которую давала работа с отцом на мельнице взамен строгостей уроков и экзаменов. Он был выше матери и обеих сестер, хотя те были старше него, а копна темных кудрей и беззаботная манера разговора сделали его любимцем сверстников. В последнее время казалось, что все больше девушек горят желанием помочь родителям отнести на мельницу снопы пшеницы и забрать мешки готовой муки, пытаясь сделать вид, что не поглядывают украдкой на то, как Ив забрасывает тяжелые мешки в кузов отцовского грузовика для отправки пекарям.
Сейчас грузовик Мартенов пополз вверх по пыльной крутой дороге, ведущей к Шато Бельвю. Гюстав старательно объезжал худшие выбоины и ямы, чтобы как можно меньше тревожить пчел. Прочно закрепленные и накрытые ветками бузины для защиты от солнца, ульи прибыли в свой новый дом в саду за шато. Там под руководством Элиан их поставили у западной стены, чтобы они смотрели на восток и каждое утро холодными зимними месяцами нагревались первыми лучами восходящего солнца. Сверху их защищала большая груша, сейчас ее ветви сгибались под тяжестью почти созревших плодов.
– Лучше вернись в машину и закрой окна, – сказала Элиан Иву. – Пчелы будут сбиты с толку на новом месте, и ты знаешь, как им нравится тебя жалить!
– Не понимаю, – проворчал он. – Ты часто даже не надеваешь сетку, но тебя они никогда не жалят.
– У этих пчел избирательный вкус, – поддразнил его Гюстав, взбираясь на водительское сиденье и проверяя, что окно хорошо закрыто.
Элиан проворно развязала веревки и отняла рейки, закрывавшие выход из ульев. Вскоре через узкие отверстия начали появляться первые пчелы, они почувствовали воздух и принялись бестолково летать зигзагами. Она улыбнулась, наблюдая за ними.
– Правильно, осмотритесь немного, подружки. А потом обязательно вернитесь и станцуйте свой танец, чтобы остальные узнали, где что находится. Здесь всем вам хватит лакомства.
Пчелы уже начали собираться в кучки вокруг темно-синих звездочек бурачника, а две самые отважные устремились вверх навстречу ослепительно-желтым цветам топинамбура, намереваясь отыскать драгоценный нектар среди темно-коричневой пыльцы, покрывающей серединку каждого цветка.
У входа в окруженный стенами сад стоял и наблюдал, опираясь на трость с серебряным набалдашником, граф.
– Доброе утро, Элиан. Благополучно поставили? Они уже смотрятся здесь как дома.
– Превосходно, – улыбнулась она своему пожилому хозяину. – Здесь, вдали от реки, им будет не так сыро, а стены укроют их от холода. Мерси, месье.
– Я рад, – кивнул он. – И, Элиан, уже разошлась молва, как это здесь быстро бывает. Ко мне обратился месье Кортини, виноградарь из Шато-де-ла-Шапель. У его свояченицы еще шесть семей, но сейчас у нее слишком разболелись руки, чтобы как следует ими заниматься. Он услышал, что ты будешь ухаживать за своими пчелами здесь, и спросил, не сможем ли мы разместить и остальных.
Обычно спокойные глаза Элиан, серые и ясные, как предрассветное небо, расширились от удивления и радости.
– Девять семей! Представьте, сколько будет меда!
– Думаешь, здесь в огороде всем хватит места? Не хотелось бы, чтобы у нас на руках оказались рои воюющих пчел.
– Да, бьян сюр[3 - Bien su?r (фр.) – конечно.]. Мы поставим новые ульи немного подальше от моих, вон там, ближе к углу, и слегка развернем их, чтобы линии полета не пересекались. Тогда не должно быть никаких осложнений.
– Очень хорошо. Кортини свяжутся с тобой сегодня на рынке, чтобы договориться о перевозке.
– Тысяча благодарностей, месье. А сейчас мне как раз пора на рынок.
Граф де Бельвю поднял руку, приветствуя автомобиль Мартенов, который направился обратно вниз по холму. На несколько секунд он задержался у входа в сад, наблюдая, как пчелы Элиан, уже немного освоившиеся, деловито летают от цветка к цветку на аккуратных клумбах, которые девушка несколько месяцев назад разбила вместе с садовником.
* * *
Рынок в Сент-Фуа-ла-Гранд уже гудел от звуков субботнего утра, когда Элиан добралась до него. Она продвигалась медленно, прокладывая себе дорогу через толпу, здороваясь с друзьями, соседями и продавцами, протискиваясь между стойками выставленных на продажу ярких товаров. В плетеных корзинках сияли поздние рубиново-красные ягоды и аметистовые сливы. Овощные ларьки под полосатыми навесами были завешаны плетеными косами золотистого лука и похожего на нитки жемчуга чеснока.
Она помахала господину Буану, мужу кухарки в Шато Бельвю. Он был занят вертелом с сочными домашними курицами. Жир с них капал на поднос с кусочками картофеля, которые постепенно приобретали карамельно-коричневый цвет.
Элиан пробралась сквозь толпу к прилавку, где ее подруга Франсин бодро обслуживала собравшихся вокруг нее покупателей. Их варенья всегда пользовались популярностью, а баночки меда Элиан расходились не менее быстро.
– Ну и цены, – проворчала женщина, поднимая одну из банок с янтарным содержимым.
– Сейчас конец сезона, мадам, и это лучший акациевый мед, – невозмутимо улыбнулась Франсин. – Это последние банки до весны, так что советую купить сегодня, если хотите меда. – Она расправила протянутую ей смятую купюру и осторожно убрала ее в кожаный кошелек, висевший на поясе, прежде чем вложить в протянутую руку покупательницы сдачу. – Мерси, мадам, и хорошего вам дня.
Элиан скользнула за прилавок и расцеловала Франсин в обе щеки. Девушки были лучшими подругами с той самой минуты, как познакомились в первый день школы. Многим они казались неподходящей парочкой. Франсин была порывистой и компанейской, в то время как спокойная и молчаливая Элиан казалась более сдержанной. Но их характеры подходили друг другу так же хорошо, как две половины грецкого ореха в скорлупе. Еще в шесть лет они обнаружили, что обе обладают живым чувством юмора и врожденным стремлением заботиться обо всем живом. Со временем их дружба превратилась в горячую преданность. Родители Франсин несколько лет назад вернулись в родной По, чтобы быть ближе к ее стареющей бабушке, но Франсин решила остаться и зарабатывать на жизнь, возделывая небольшой участок земли, принадлежащий их семье.
– Прости, что я поздно, – извинилась Элиан.
– Ничего, я знала, что вы утром перевозите пчел. Все в порядке?
Элиан кивнула.
– Теперь они устроены на зиму. Когда я уходила, они как будто осваивались на новом месте. Давай я пока сменю тебя. Ты, должно быть, ужасно хочешь кофе.
Франсин передала ей кошелек и сняла передник, убирая его за прилавок. Она помахала группе друзей, сдвинувших несколько столиков у Кафе-дез-Аркад, и жестами попросила заказать ей кофе.
– О, чуть не забыла! Видишь вон того парня? Большой такой между Бертраном и Стефани? Вообще-то, Стефани, как обычно, флиртует и чуть ли не забралась к нему на колени. Он подходил и спрашивал тебя. Говорит, его зовут Матье как-то-там и он ученик в Шато-де-ла-Шапель, помогает Кортини со сбором винограда. Сказал, они послали его разыскать тебя. Что-то насчет перевозки ульев. Я пошлю его к тебе.
Обслуживая следующего покупателя, Элиан взглянула на компанию, хохотавшую из-за чего-то, что сказала Стефани. Франсин села и, наклонившись через стол, обратилась к Матье. Он посмотрел на прилавок Элиан на другой стороне людной рыночной площади. На секунду толпа расступилась и их взгляды встретились. Казалось, спокойные серые глаза Элиан смутили молодого человека. Он так поспешно поставил на стол чашку кофе и поднялся на ноги, что чуть не опрокинул жестяной столик, расплескав при этом напитки к всеобщему веселью и явной досаде Стефани. Та схватила несколько бумажных салфеток и принялась яростно промакивать рукав блузки.
Матье ждал, отойдя в сторону и притворяясь, что поглощен чтением объявлений на доске перед мэрией, пока поток покупателей немного не стих. Тогда он подошел.
– Элиан Мартен? – просто начал он и протянул свою загорелую руку. Она была широкая и сильная, как медвежья лапа. Но несмотря на свои размеры, он двигался с легкой, животной грацией. – Меня зовут Матье Дюбоск. Я работаю у Кортини. Они послали меня передать вам кое-что.
Пожимая протянутую руку, Элиан окинула его своим ясным взглядом, а потом улыбнулась, отчего его щеки стали не менее красными, чем земляничное варенье Франсин.
– Да, конечно. Граф де Бельвю уже мне все объяснил. У них есть ульи, которые нужно перевезти к моим в саду шато, не так ли?
Матье кивнул и провел рукой по черным густым волосам, неожиданно подумав, что, пожалуй, их неплохо бы немного пригладить, когда он стоит перед девушкой, ведущей себя с таким достоинством. Ее улыбка, кажется, лишила его дара речи.
– И они в саду тети Беатрис в Сент-Андре?
Воцарилось неловкое молчание, пока Матье безуспешно пытался понять, о чем таком она говорит.
– Пчелы, – мягко напомнила Элиан. – Ульи в саду тетушки Патрика Кортини? Кажется, господин граф сказал, они принадлежат свояченице месье Кортини?
– Да. Да, все верно.
– Бьян[4 - Bien (фр.) – хорошо.]. В таком случае я узнаю, смогут ли отец с братом пригнать грузовик в понедельник до рассвета. Это лучшее время, пчелы еще будут в ульях. Я принесу все, что нужно.
– Я тоже там буду, мадемуазель Мартен, и помогу с переноской.
Она снова улыбнулась, и эта улыбка осветила все ее лицо.
– Элиан. Спасибо, Матье. Тогда буду ждать встречи в понедельник.
Он немного постоял, наблюдая, как она обслуживает следующего покупателя, по-видимому, не спеша вернуться к кампании в кафе.
Стефани протиснулась через толпу, заполнившую рыночную площадь после того, как часы на церкви пробили одиннадцать. Взяла со стойки банку сливового варенья, сморщила нос и поставила ее обратно, но не на свое место, а на прилавок.
– О, бонжур, Элиан, – сказала она, как будто только заметила, кто стоит за прилавком. – Идем, Матье, мы заказали тебе новый кофе вместо того, который ты пролил, и он остывает. – Потом собственнически взяла Матье под руку: – И посмотри, – продолжила она, с притворной строгостью постукивая его по руке, – ты испортил рукав моей блузки. Хорошо еще, что она старая.
Он мягко и вежливо высвободился. Взял банку отвергнутого варенья и поставил на место – на самый верх аккуратной пирамидки из банок. Потом снова протянул свою огромную руку и, теперь уже более уверенно, ответил на открытый взгляд Элиан собственной улыбкой.
– До свидания, Элиан. До понедельника.
Аби, 2017
Небо за кухонными окнами снова и снова разрывают вспышки молний и удары грома. По крыше шато, поглощенного ливнем, яростно стучат капли дождя.
При звуках грома я вздрагиваю, а потом даже нервно спрашиваю, не попадает ли в них молния.
– Не волнуйтесь, – заверяет Сара, продолжая безмятежно выкладывать купленные продукты на стол. – Шато стоит здесь уже больше пятисот лет. Сейчас у нас установлено несколько отличных громоотводов, они защищают здание. Остается только выдернуть из розеток все устройства, чтобы они не сгорели из-за скачка напряжения. – Она ставит картонные коробки с молоком в карман дверцы огромного холодильника и достает бутылку вина. – Скоро стихнет. В разгар лета грозы могут длиться по полночи, но весенние никогда не затягиваются надолго.
– Вы отлично говорите по-английски, – осмеливаюсь сказать я.
Она смеется.
– Вот это комплимент! Да я ведь англичанка. Я переехала сюда несколько лет назад. И вышла замуж за француза.
Внезапно кухонная дверь распахивается. Мужчина, одетый в рабочий комбинезон, захлопывает ее за собой и встряхивает мокрыми волосами, а потом тянется обнять Сару. Она смеется, совершенно не придавая значения тому, что его одежда пыльная и мокрая, и целует его.
– У нас гостья, – она указывает на то место, где я сижу за деревянным столом.
– Простите, мадам, – подходит он, и прежде чем пожать мне руку, вытирает свою о штанину. – Я вас не заметил.
– Это мой муж, Тома. Тома, это Аби. Мы встретились на дороге как раз перед грозой.
– Вид у вас такой, будто вы сбежали из центра йоги, – улыбается он.
– Меня выдали легинсы, да? Простите, что вот так вторглась в ваш дом. Сара любезно предложила мне переждать грозу. Я уйду, как только она закончится.
– Лучше поужинайте с нами. – Сара наполняет три бокала прохладным вином и ставит один передо мной. – Вы ведь уже пропустили ужин в центре. Потом я вас отвезу.
Боль в ноге и пульсирующее жжение в натертой пятке вынуждают меня согласиться.
Тома делает глоток вина и уходит переодеваться.
– Можно я накрою на стол? – спрашиваю я Сару, пока она пассирует в сковородке картошку с чесноком. От заполнившего кухню аромата у меня текут слюнки. Я раскладываю посуду, салфетки, расставляю стаканы с водой. Делаю маленький глоток вина. Отмечаю про себя, что оно очень вкусное, с фруктовыми нотками.
– Вы не вегетарианка? – спрашивает Сара. – Я запекла курицу, но если хотите, запросто сделаю вам что-нибудь другое.
Я отрицательно качаю головой:
– Нет, курица – это чудесно. Вы ужасно добры, что вот так меня приняли.
От их щедрости меня вдруг захлестывают эмоции. Горло сжимается, а на глаза наворачиваются слезы. Может, это еще и эффект от вина? Или тот факт, что я умираю от голода, а еда так хорошо пахнет? Или влияет расслабленная сердечность, которую излучает эта дружелюбная пара, готовая разделить со мной свой дом и свой ужин?
Не глупи, – говорю я себе. – Как бы там ни было, ты только познакомилась с этими людьми. Ты же не хочешь, чтобы они посчитали тебя совсем чокнутой. Плохо уже то, что они нашли тебя шатающейся по сельской местности перед грозой.
Сара замечает мою тревогу. Под предлогом того, что ей нужно поставить кувшин с водой, подходит ко мне и ободрительно треплет по руке.
– Мы рады помочь, – улыбается она. – Вы, должно быть, устали? Хорошенькое расстояние прошли сегодня. Как вам йога-ретрит?
Хорошо, что она сменила тему. Я рассказываю о занятиях йогой. Их я люблю, и они очень помогают для укрепления поврежденной ноги и рук (хотя эту вторую часть я не произношу вслух). И даже рассказываю о том, как Пру встретила своего симпатичного голландца, стараясь, чтобы звучало весело.
Сара качает головой:
– О! Похоже на то, будто ваша подруга вас бросила.
Я пожимаю плечами:
– Все в порядке. По крайней мере, в палатке теперь чуть больше места.
