Тварь мотнула головой и неуклюже задела скалу. Сверху на девушку обрушилась новая снежная лавина. Та барахталась в ней, словно в море.
Костюм настойчиво пищал, выдавая предупреждающие надписи, но девушка не обращала внимания.
Главное – встать!
Не дать снегу сбить с уступа.
Огромный кулак припечатал снег на том месте, где девушка стояла секунду назад. Прыжок – и она оказалась на краю пропасти.
Глаза твари.
Напротив.
Что они выражают – не понятно, зрачков-то нет.
Тварь сообразила, что жертва в ловушке, открыла пасть и заревела. Даже в костюме девушка почувствовал смрад – словно нырнула в канализацию.
– Ф-фу-у! Кт-то-то у нас з-зубы не привык чистить, – прошептала она.
Зверь на мгновение замер, ноздри втянули воздух. Он будто оторопел от нового запаха – жертва больше не боялась.
Слишком устала бояться.
Экран показывал 1% – в любом случае это последние минуты ее жизни, так зачем доставлять удовольствие твари?!
– Я н-не з-знаю, к-кто ты, – сказала девушка, – н-но меня т-ты н-не получишь.
Тварь тряхнула головой, не понимая, что происходит.
Их всех видов смертей девушка выбрал ту, которая казалась правильной.
Естественный полет.
– С-словно птица, – сказала она и переступила за край обрыва.
Клацанье зубов позади – и тишина.
Экран погас, время остановилось.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СПЯЧКА
Глава 1. Трагедия
За три года до этого
Силуэт в дверях детской. Хотела закричать, но так и не смогла – страх сковал горло: не продохнуть!
Человек в черной мантии.
В руках незнакомца блеснуло лезвие огромного меча.
Меч?! И кто с такими ходит? Разве что «падальщики» – служба зачистки неугодных на службе Триумвирата. Или попросту убийцы.
Спина сразу покрылась потом. Мне всего тринадцать – слишком много, чтобы играть куклами, и слишком мало, чтобы взять в руки импульсную винтовку и надеть костюм «Буревестник». Совершеннолетие – только через три года. И хотя папа с мамой хотели оправить дочку на учебу в Мануфактуру, где для солдат шьют термобелье, у Алисы были свои планы на сей счет.
До сегодняшнего дня.
Незнакомец, не шелохнувшись, стоял в проеме и смотрел на девочку, пока дверь автоматически не закрылась. Щелкнул переключатель, мигнули огоньки – с зеленого на красный – закрыто!
Сердце бешено колотилось.
Понимала, что надо кричать. И сейчас же! Но просто не могла – ком в горле.
Спальня родителей дальше по коридору, и именно туда направился незнакомец.
– Мамочка-а! – простонала я. Слишком тихо, чтобы кого-то разбудить. Тем более – в соседней комнате.
Скользнула к видеофону. По щекам катились слезы, пока искала нужную кнопку – с розовым сердечком.
Экран включился – мамочка спит, не подозревая, какая опасность ей угрожает.
Нажимала кнопку снова и снова, но мама, похоже, не слышала, как пиликает видеофон.
«Она, наверное, выключила звук на ночь, чтобы никто не беспокоил», – с ужасом поняла девочка.
– Мама-а! – снова простонала я.
Черная тень скользнула за спиной мамы. С той стороны, где спал отец. Занесла руку с мечом. Вновь сверкнуло лезвие.
Вскочила с кровати.
– Мама-а! – стонала я. – Папочка… там-м… у вас там…
Запнулась и упала на колено. Ободрала коленку о железный пол, но все же добралась до двери.
Убийца пришел в наш дом. Но зачем кому-то убивать родителей? Зачем? Да, отец был «шишкой» в Сенате, но никогда не претендовал на власть. «Мэрство мне не нужно» – так он говорил. Только занимался научными разработками – возглавлял отдел термовооружения.
Дверь с тихим шипением открылась, и я практически выпала в коридор.
До спальни родителей добиралась, будто на автомате. Слезы катились по щекам. Проклинала себя за бессилие.
Стонала и мычала.
А когда дошла до порога родительской спальни, то просто упала на пол и зарыдала. Все пространство комнаты, словно свежей краской, которую нечаянно пролил споткнувшийся маляр, было залито бордово-алой жидкостью.
Кровью родителей.
***
Кажется, все это время я проплакала. Первыми пришли полицейские, оставили термоэкзоскелеты в прихожей – значит, явились с поверхности. А там было жутко холодно – настолько, что большая часть жителей и коммуникаций давным-давно переместили глубоко под землю. Иначе трубы бы просто разрывало от мороза – так папа говорил.
Боже мой, папочка!
Грудь отца не вздымалась. Он больше не звал к себе, что расцеловать в обе щечки. Или сыграть в гляделки.
Голова папы превратилась в выпотрошенную маску. Полицейский сказал, что отцу «вскрыли голову». Очень похоже на правду.
– Ты что, немая?! – спросил полицейский, лысый мужчина с глазами ищейки. Зрачки бегали туда-сюда, попутно смотрели мои трясущиеся губы и вспотевший лоб.
Подняла голову. Очень хотела рассказать про убийцу. Хоть что-то, но я просто не могла – язык не слушался, в горле стоял ком.
Взгляд упал на тело мамы – ей, как сказали стражи порядка, «повезло больше»: голова на месте. А вот на груди краснела полоса, из которой натекло много крови. Преступник воткнул меч в грудь. Глаза будто вылезли из орбит – наверное, мама перед смертью задыхалась, легкие ведь пробиты.
Сама едва не задохнулась, от слез, которые, казалось, иссякли. Но нет, хлынули с новой силой. Капали прямо на пол.
– Ну-у, не стоит на это смотреть! – ко мне подошла вторая полицейская, женщина с рыжими волосами. У нее – доброе лицо, которое выражало сочувствие. Насколько это возможно. – Пойдем со мной!
Я не сопротивлялась, позволив полицейский отвести меня на кухню. Там женщина запустила автоматический холодильник – на самом деле просто подъемник, который опускал железный шкаф с продуктами. Не с поверхности, конечно же, но все же находившийся выше той глубины, на которой мы жили (порядка пятнадцати метров). Там земля была мерзлая – «естественный холодильник, который не требует энергозатрат», как говорил папа.
Полицейская достала бутылку с молоком:
– Тебе согреть?
Кивнула.
«Надо рассказать ей! Надо рассказать!» – пульсировала мысль, но сделать ничего не могла – тело не слушалось.
Полицейская согрела в термокомбайне молоко, подала стаканчик. Улыбнулась – женщина так добра ко мне.
– Алиса, кажется, так тебя зовут?! – спросила она.
Снова кивнула.
– Ты сейчас очень испугана, но, поверь мне, пройдет и это… – сказала полицейская, взяв за руки. – Ты просто должна это пережить. Постарайся найти себе занятие, постарайся в нем раствориться, если получится.
Женщина говорила так уверенно, что хотелось поверить.
– Я знаю, что говорю… Моего отца убили «зимники», именно поэтому и стала полицейским. Сначала, – под глазами женщины блеснули слезинки, – сначала было очень больно, а потом… потом, знаешь, стало легче. Потому что это теперь – мое занятие, которое занимает все время. И мне просто некогда плакать
Женщина показала на значок.
– Но, конечно, не стоит заниматься именно этим, – полицейская едва заметно улыбнулась. – Можно найти себе другой занятие. Например, начать рисовать. Хоть это сейчас официально властями и не поощряется, – женщина перешла на шепот, – но тебе можно. Я разрешаю. Пусть это будет твой маленький секретик, понимаешь, о чем я?
Женщина наклонилась ко мне. Она будто исповедовалась, но я же не священник! Мне и самой плохо!
– Прозоров приехал, – в дверях показался полицейский-мужчина.
Женщины скривила губы, а, когда заметила, что я увидела, пояснила:
– Я знаю, что это твой дядя, но все-таки… – полицейская пожала плечами, потом выдохнула. – И ничего не говори ему из того, что я тебе сказала. Хорошо?
Кивнула.
– Вот и славно. Просто помни, – женщина остановилась в дверях, – жизнь продолжается.
«Просто помни».
Но зачем жить?! Папы с мамой нет! Я осталась одна.
Но не совсем – дядя Анатолий уже в дверях. Грузная фигура, казалось, не входит в проем, но при этом он умудрялся перемещаться на моноколесе, что само по себе трудно – надо же балансировать. Папа говорил, что моноколесо – его разработка. Помимо вооружений отец иногда что-то конструировал. «Вот и для родственника не забыл», – так он сказал.
В полумраке казалось, будто у дяди всего одна нога. «Костяная нога», – вспомнилась фраза из сказки. По телу пробежал холодок.
Дядя медлил пару секунд, словно соображая, куда попал. Потом раскинул руки и въехал в кухню.
– Девочка моя, я так тебе сочувствую! – сказал он.
Но на лице не отражалось ни капли того самого сочувствия – только натянутая улыбка.
Сжал меня в охапку. Так, что кости затрещали. Слезы хлынули с новой силой.
– Мне так жаль, так жаль, девочка моя! – Анатолий потрепал меня по голове, одновременно улыбаясь полицейским, которые наблюдали за сценой со стороны. – Но ничего – поживешь у меня. Добрый дядя не бросит в трудную минуту. Ни за что!
Дядя взял меня за руку и «повел» (точнее – потащил на буксире) к выходу. При этом направился не к переходу в подземный комплекс «Д», где мы жили, а к лифту на поверхность. Оттуда же явились полицейские. Интересно, почему?
Когда проходили-проезжали мимо спальной родителей, дядя прижал меня к потной кофте – сопли разом вышибло.
– Не смотри туда, девочка моя.
Он называл меня «моя». А мне каждый раз становилось противно – казалось, что так я предаю родителей.
Почему должна быть теперь «его»? Почему?!
Лифт зашумел, поднимаясь к поверхности. Живот сразу свело.
«Мы даже костюмы не одели, – подумала я. – Мы же замерзнем!»
Но дядю ждали – прямо напротив выхода открылась дверь лимузина – большого черного «катафалка», который передвигался на огромных, ростом с человека, колесах. А еще у него сверху – огромная плазменная пушка. У же не знаю, для чего она дяде, учитывая, что он ездил в основном от Сената до Замка и обратно.
– Прокатимся немного? – спросил дядя и, не дожидаясь ответа, запихнул меня внутрь.
