Уоррен нервно сглотнул, словно ком застрял в горле. Вот бы Петула оказалась права.
Над головами, промеж потолочных дверей, зиял провал парадной лестницы, соединяющей все восемь этажей. Когда отель стоял на ногах, Уоррен одним махом скатывался вниз по перилам, но сейчас гравитация работала против него. Нужен другой путь.
– Лифт! – спохватилась Петула.
– Он же сто лет не работает, – напомнил Уоррен.
– Вот именно! – сказала Петула.
Тут только он сообразил, что к чему. Теперь, когда отель лежал на боку, шахта лифта стала самой короткой дорогой с верхнего этажа в холл. Уоррен побежал в другой конец коридора, перепрыгивая через дверные ручки и настенные бра.
Двери лифта были, как всегда, закрыты. Объявление гласило:
Уоррен написал это объявление собственноручно, лучшим своим почерком. Особенно он гордился подписью «Администрация», тем более что вся администрация – это он сам. Но теперь объявление пришлось убрать. Осторожно сняв его, Уоррен засучил рукава:
– Попробуем раздвинуть двери.
Петула кивнула. Оба они просунули пальцы в щель между дверьми лифта. Со стоном и скрипом две тяжелые панели разъехались, одна вверх, другая исчезла где-то внизу.
– Иди первая, – сказал Уоррен, надеясь, что это прозвучало вежливо, а не испуганно.
Петула шагнула вперед и почти сразу исчезла из виду.
– Ого! – послышался ее голос.
Уоррен поспешил следом. В шахте лифта было холодно и пахло машинной смазкой. Они продвигались вниз – теперь поперек – к центральному холлу. На каждом шагу им мешали трубы, канаты, цепи и шестеренки, а единственным освещением служили тоненькие лучики, просачивавшиеся сквозь дверные щели на каждом этаже.
Отсчитав восемь этажей, Уоррен увидел перед собой последнюю пару дверей и, потянув со всей силы (Петула тоже ему помогла), раздвинул их и вывалился в холл.
– Ой-ой-ой! – сказала Петула.
Потирая ушибленную голову, Уоррен огляделся по сторонам. Действительно, ой-ой-ой. Холл – парадный вход в отель «Уоррен», первое, что гости видели, приехав, последнее, с чем они прощались, уезжая, – обратился в хаос. Чинные растения в горшках опрокинуты, грязь повсюду. Портьеры соскользнули с карнизов и комом лежат в углу, словно грустные бархатные привидения. Стойка портье перевернулась, бумаги рассыпаны. Большая люстра неуклюже свисает с превратившегося в стену потолка, а напротив нее – пол в шахматную клетку, тоже ставший стеной.
– Серьезная тут уборка понадобится, – заметила Петула.
Уоррен чуть было не вздохнул в ответ, но вовремя остановился. Вздыхать – непрофессионально, он же управляющий!
– Заглянем в кухню, – предложил он. – Надо проверить, все ли там целы.
Если холл обратился в хаос, то в кухне и вовсе случилась катастрофа. Все кастрюли, сковородки, все кухонные принадлежности и приправы, которые не были надежно закреплены, скатились на ту стену, на которой теперь стоял Уоррен. С потолка вниз капали расквашенные яйца и подливка. Поначалу ребята вовсе не увидели шефа Буньона и его подручного Скетчи. Но когда Уоррен влез в кухню – а следом и Петула, – он обнаружил щупальце Скетчи в нагромождении горшков, яблок, картофеля и консервов. Шефа Буньона, как выяснилось, засыпало мучным холмом.
– Не тревожься, мой мальчик! – сказал повар после того, как Уоррен его откопал, и стряхнул с фартука белую труху. – Мы тут быстренько разгребемся.
Скетчи тихонько и не так уж бодро присвистнул.
– Да ладно, – сказал шеф Буньон. – Я как раз собирался все тут переоборудовать.
– Я скоро вернусь и помогу вам, – пообещал Уоррен, – но сначала сбегаю к контрольному пульту, надо же снова поставить отель на ноги.
Вместе с Петулой он добежал до секретного прохода к пульту управления. В конце прохода виднелась распахнутая – вероятно, тоже из-за падения – дверь.
– Скверно выглядит, – сказала Петула.
Но на деле все оказалось еще хуже, чем с виду. Внутри все шипело и трещало, казалось, навигационное оборудование погибло безвозвратно. Из опрокинутой приборной панели выскакивали искры. Между кнопками, рычагами и рукоятками струились усики дыма. Тускло мерцали похожие на леденцы огоньки, обычно такие яркие.
– Нет! – вскрикнул Уоррен и вцепился себе в волосы. – Как же так? Дядя Руперт ведь следил за приборами…
– Уоррен? – послышался голос. – Это ты?
Хотя в комнате было темно – окна оказались внизу, на земле, – виноватую ухмылку дяди Руперта дети видели вполне ясно.
– Что здесь случилось? – спросил Уоррен.
– Понятия не имею! – прикинулся невинным младенцем дядя. Передав управление отелем Уоррену, он позабыл о костюме с галстуком, стал одеваться небрежно: в данный момент на нем были шорты, гавайская рубашка вкупе со шляпой и сандалиями – не иначе как в предвкушении остановки в прибрежном городке Шелби. – Лежал себе в гамаке, никому не мешал, думал выпить холодненького, и вдруг мне в чашку влетел огромный мотылек!
– Не понимаю, при чем тут мотылек? – удивился Уоррен.
Руперт выпрямился во весь свой – не слишком впечатляющий – рост.
– Я так испугался, что швырнул чашку через всю комнату. И, видимо, попал в приборную панель…
Уоррен присмотрелся к дымящимся кнопкам, рычагам и рукоятям. Так и есть – сбоку стекает липкая жижа. Он хотел было потрогать, но поспешно отдернул палец от шипящих искр.
– Ты же знаешь, что на контрольную панель не должна попадать вода! – крикнул он дяде.
– Так я не воду пил! – обиделся Руперт. – Рутбир с ананасом. И объясни, пожалуйста, почему все так покривилось? Голова кругом.
Петула нарисовала портал:
– Сбегаю в кладовку за губкой.
– Погоди, – сказал Уоррен, но Петула уже исчезла. Сильно разозлившись, он обернулся к дяде.
– Новое правило, дядя Руперт! Никаких напитков рядом с контрольным пультом. Ни воды, ни прочих.
– Но… но… – залепетал дядя Руперт, указывая на гамак, прежде натянутый от стены к стене, а теперь свисавший с потолка. – Где же мне тогда пить днем мой рутбир?
– Где хочешь, лишь бы не здесь, – ответил Уоррен.
Дядя Руперт надулся.
– Сначала следует решить проблему с мотыльком, а потом новые правила устанавливать.
К счастью, вновь замерцал портал и вернулась Петула с мыльной тряпкой в руке.
– Многие постояльцы сумели выбраться в холл, – предупредила она. – Я тут уберу, а ты пока с ними поговори.
– Не надо! – Уоррен вырвал у Петулы тряпку. – Не слышала, что ли? Уборка не поможет – приборная панель очень чувствительна!
– Я всего лишь пытаюсь помочь, – нахмурилась Петула.
Это пристыдило Уоррена.
– Извини, – сказал он. – Пойду в холл, успокою гостей.
Петула нарисовала ему портал. На этот раз Уоррен не возражал. Он вошел в воронку, его закружило, желудок словно вывернуло наизнанку, и вот уже мальчик вышел в холл, битком забитый разъяренными людьми. При виде управляющего все начали жаловаться:
– Где вас носит?
– Почему отель опрокинулся?
– Я растянула запястье, когда упала.
– Эта остановка не значится в маршруте.
– Ужас какой, я так напугана!
– Можно подумать, мы на аттракционах. Вот только совсем не забавно.
Уоррен подбежал к стойке и выровнял ее.
– Прошу прощения за все неудобства, леди и джентльмены! Небольшая техническая проблема! Скоро двинемся в путь.
– Я заплатил кучу денег за проживание в движущемся отеле, – взорвался один из гостей. – А он стоит и более того – лежит!
– Вот именно! – подхватил второй. – Я сейчас же выписываюсь и требую деньги назад.
Уоррен побледнел.
– До ближайшего города много миль. Идти некуда!
Гости завопили хором:
– Лучше целый день пешком идти, чем тут торчать.
– У меня синяк размером с грейпфрут!
– Как тут спать, когда кровать вверх тормашками?
– И я выписываюсь! И мне деньги верните!
Уоррен как мог старался унять своих разбушевавшихся клиентов и отговорить от задуманного, но они и слушать не хотели. Выстроилась очередь к стойке – и Уоррен с досадой заметил поблизости корреспондента по имени мистер Вандербелли с его неизменным блокнотом, куда попадут все детали происшествия.
– Вы же не станете писать об этом! – взмолился Уоррен.
– Журналист фиксирует то, что видит, – парировал мистер Вандербелли, печально качая головой. – Заголовок: «Уоррен пал. Конец недолгой моды?» или как тебе: «Отель “Уоррен” рухнул – как и его доходы».
Уоррен застонал. Ничего не поделаешь. Придется возвращать деньги.
* * *
Через час холл был пуст. И касса отеля тоже.
Уоррен обернулся к мистеру Вандербелли.
– Вы, конечно, тоже выписываетесь?
– Пропустить лучший сюжет года? – возмутился он. – Ни за что!
