– Ну, днем она сидит с детьми, а вечером рисует. Она могла бы посвятить рисованию все свое время, но ей нравится возиться с ребятишками.
– Классно.
Я помрачнела.
– Думаю, да.
– В чем дело?
– Просто недавно она перестала работать няней. И не рисует, как раньше, – сказала я, заерзав на бревне. – Думаю, у нее просто нет сил после химиотерапии.
Улыбка Грейсона угасла.
– Мне очень жаль, Элли.
– И мне тоже. – Чем меньше она рисовала, тем реальнее становилась для меня ее болезнь. Но я изо всех сил старалась отогнать от себя эти мысли. Стоит мне только соскользнуть в пучину тоски, и обратно уже не выбраться. – А твои родители? Чем они занимаются? – спросила я, меняя тему.
Он пожал плечами.
– Отец – генеральный директор компании по производству виски, а мама бесконечно путешествует. Я их редко вижу. Маму я не видел уже пару недель, а отец только иногда забегает поспать. Большую часть времени он живет в квартире в Чикаго, чтобы не ездить домой.
– Выходит, ты почти все время один?
– Да. Раньше у меня был дедушка, но с тех пор как он умер… да, я остался один.
– Ты скучаешь по ним? – спросила я. – По родителям?
– Это неважно. Моя тоска по ним не заставит их остаться. И я постоянно говорю себе, что не стану таким, как они, понимаешь? Я хочу быть другим, если когда-нибудь у меня появятся дети. Я бы никогда их не бросил. Предполагается, что через пару лет я возглавлю компанию, но буду вести дела иначе, нежели мой отец. Я бы чаще бывал дома. Мой дедушка мог делать и то, и другое: не только вести бизнес, но и быть родителем. Он постоянно появлялся дома.
– Мне кажется, многие люди не понимают, как важно просто приходить домой.
– Да, это многое значит, – согласился он.
– Значит, ты унаследуешь отцовскую компанию?
– Да. Ее основал дедушка. Полагаю, это семейное дело.
– И ты именно этим хочешь заниматься? Кем ты хочешь стать, когда станешь взрослым? – спросила я.
– Хочу стать счастливым, – мгновенно ответил он.
– Счастливым?
– Да. Только и всего. Именно об этом мне всегда говорил дедушка. Он говорил: «Слушай внимательно, Грейсон. Ты можешь быть кем угодно, и все будет хорошо. Заслуги на работе не так уж важны, пока на столе есть пища, а в очаге горит огонь. А вот что действительно важно, так это ощущение счастья. Поэтому, когда ты по-настоящему повзрослеешь, постарайся стать счастливым. И тогда все остальное встанет на свои места». Поэтому я хочу быть счастливым. И мне все равно, чем я занимаюсь, если я счастлив.
Мне несказанно понравился его ответ.
– А ты, Элли? Чего хочешь ты?
– Хочу быть счастливой, – повторила я его слова. – Думаю, я тоже просто хочу быть счастливой.
Он улыбнулся и ласково подтолкнул меня плечом. А затем вскинул голову, уставившись в небо.
– Как же мне здесь нравится…
– Да. Как хорошо укрыться от мира маглов, – заметила я.
Он ухмыльнулся.
– Ты сильно увлечена всем, что связано с Гарри Поттером, да?
– Для меня это словно воздух, – как ни в чем не бывало откликнулась я.
Я и представить себе не могла, как бы пережила последние несколько лет, если бы не книги о Гарри Поттере. Если бы не они, я могла бы поверить во всю ту чушь, что люди рассказывали обо мне.
Я бы поверила, что во мне нет ничего волшебного, и это стало бы для меня огромным позором.
Как печально, что многие люди жили на свете, даже не догадываясь, сколько в них волшебства.
– Думаю, здорово, что ты так увлечена этим, – сказал он. – И я жду не дождусь выхода следующей книги.
– Я тоже, – призналась я. – Скорей бы.
Мы сидели, наблюдая, как вокруг с жужжанием носятся стрекозы, и я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула.
– Я могу спросить тебя? Ты можешь не отвечать, если не хочешь.
– Спрашивай.
– Что это за история со Стейси Уайт? Не хочешь – не говори, но, мне кажется, раз уж она стала причиной нашего знакомства…
Он потер переносицу.
– Мне неловко.
– Можешь не рассказывать, правда. Я спросила из любопытства.
Он стиснул ладони, расправил плечи, щелкнув позвоночником.
– Ну, мне тоже было бы любопытно. Но это ужасно нелепая история.
– Грейсон, я ношу вязаные кардиганы со стрекозами. Вот что нелепо.
Он вздохнул и, кивнув, обернулся ко мне. А затем снова сжал ладони.
– Ладно. Мы со Стейси встречались некоторое время, совсем недолго, и я даже не знал, стоило ли вообще мне с ней встречаться, потому что она совершенно не в моем вкусе. Она слишком самовлюбленная, но это уже неважно. Все шло неплохо, пока она не захотела, ну, ты понимаешь… – Грейсон покраснел, еще никогда я не видела его таким смущенным.
Наконец-то мы оказались на равных.
– Догадываюсь. – Я кивнула, изо всех сил стараясь ободрить его.
– Когда я сказал ей, что никогда раньше этим не занимался, она расхохоталась, решив, что я разыгрываю ее, и я рассмеялся в ответ, решив обратить все в шутку. Но когда мы занялись сексом, я не смог… – Он опустил глаза. – Ну, я так разволновался, что у меня… не получилось. – Последние слова он произнес едва слышно, и я прониклась к нему еще большей симпатией.
– Я волновался и преувеличивал, и я понимаю, что мне семнадцать, а я еще ни разу…
– Я тоже ни разу, – оборвала его я.
Он изумленно уставился на меня, и его взгляд поразил меня. Он удивлен, что любительница кардиганов и Гарри Поттера все еще девственница?
Это невозможно!
– Правда? – произнес он с таким видом, словно он не единственный чудак на планете.
– Правда-правда. Ничего удивительного. Я даже ни разу не целовалась.
– Ты ошибаешься, – возразил он. – Еще как удивительно.
Я пожала плечами.
– Думаю, большинство наших ровесников преувеличивают важность таких отношений.
– Именно так и поступила Стейси. Она рассмеялась мне в лицо, а затем принялась оскорблять, говоря, что самый популярный в школе парень не смог удовлетворить ее. И я порвал с ней. Она разозлилась и пригрозила, что расскажет всем о моих… способностях. Я все рассказал Лэндону, и он разрулил ситуацию. У него был компромат на Стейси, и она не хотела, чтобы другие узнали неприятные подробности о ней, поэтому заткнулась. Вот почему я обязан Лэндону.
– Понятно.
– Да. Он придурок, но он мой лучший друг, так что, по крайней мере, он верный придурок.
– Ух ты. Конечно, это очень мило с его стороны… но он шантажом заставил тебя заговорить на вечеринке с настоящей чудачкой.
– Но я ни капельки об этом не жалею, – как ни в чем не бывало откликнулся он.
Вздох.
– Я тоже.
– Я благодарен тебе, Элли.
– За что?
Откашлявшись, он почесал затылок.
– С тех пор как умер дедушка, я чувствовал себя одиноко, мне было очень грустно и даже на вечеринках, среди других людей, я чувствовал себя не в своей тарелке. Но с тобой я не одинок. С тобой я чувствую себя самим собой. И я благодарен тебе за это. А я почти забыл, каково это.
– Забыл, каково это?
Он пожал плечом.
– Быть счастливым.
8
Элеанор
– Так что за приключение у нас ожидается сегодня? – поинтересовалась я у Грейсона, когда одним субботним днем он зашел за мной. Мне хотелось хотя бы ненадолго забыть о реальности, потому что у мамы выдалась непростая ночь. И сейчас она отдыхала под присмотром папы.
Я спросила, хочет ли она, чтобы я осталась дома, но она настояла, чтобы я пошла на свидание с Грейсоном и хорошо провела время. Ей хотелось, чтобы я наслаждалась жизнью, а не тревожилась постоянно о ней.
Грейсон улыбнулся и засунул руки в карманы джинсов.
– Я подумывал о том, чтобы выиграть для тебя плюшевую игрушку на сельской ярмарке.
Что ж, мне это вполне подходило.
Мне многое нравилось в общении с Грейсоном. Я обожала смотреть, как он оживленно жестикулирует, рассказывая мне о чем-то. И слушать, как он что-то напевает, когда счастлив. Иногда мы шли по улице, и он начинал стучать пяткой в такт какой-нибудь песенке, которую мурлыкал себе под нос.
Мне нравилось, что, когда он смотрел на меня, он глядел мне в глаза, словно я единственная девушка на Земле. Нравилось, что, слушая меня, он задавал вопросы, чтобы поддержать разговор. И я обожала маленькую ямочку, появлявшуюся на его левой щеке каждый раз, как он улыбался.
Мне нравилось, как его ладонь случайно касалась моей, когда мы держались за поручни кабинки на карусели на ярмарке. Мне нравилось, что он мог зараз слопать три корн-дога и тут же захотеть сахарную вату. И я обожала его смех.
Боже, как же я обожала его смех.
И восхищалась его решимостью выиграть для меня эту дурацкую плюшевую игрушку.
– Ладно уже, Грей, – расхохоталась я. Мы стояли перед будкой, где он изо всех сил пытался сбить мишень бейсбольным мячом, чтобы заполучить приз.
– Нет! Я смогу, – пропыхтел он, похоже, еще больше исполнившись решимости добиться своего, хотя промазал уже четырнадцать раз подряд. Взяв мяч, он сделал шаг назад, размахнулся и изо всех сил сделал бросок.
И промахнулся всего на пару дюймов.
– Вот черт, – пробормотал он.
– Пять баксов еще за пять мячей, – заявил служащий.
– Это того не стоит, – произнесла я, слегка коснувшись руки Грейсона. – Здесь никто не выигрывает.
Грейсон прищурился и, порывшись в бумажнике, извлек еще пять долларов. При таком раскладе бедняга собирался растранжирить деньги, отложенные на колледж, чтобы выиграть для меня эту панду.
Он снова принялся бросать мячи, и, конечно, опять безрезультатно. В какой-то момент даже служащему надоело упорство Грейсона.
– Вот этот, – сказал Грейсон, сжимая в руке двадцатый мяч. – Этот бросок будет не такой, как остальные, – пообещал он.
И в каком-то смысле он оказался прав.
Грейсон размахнулся, метнул мяч, но, к несчастью, мяч ударился о край мишени и отскочил назад, угодив ему прямо в лицо.
