Я стою, не в силах двинуться от шока, пока клиент грубо не отталкивает меня с дороги. Я отхожу в сторону и кладу рис на полоку.
– Что она здесь делает? – я слышу, как женщина шипит через прилавок Фионе, расплачиваясь за маленький пакетик степной муки. – Разве эта благотворительность не продолжается уже достаточно долго?
– Шай теперь наша семья. Это и ее дом тоже.
Женщина расплачивается с Фионой, раздраженно фыркая, и уходит. Когда Фиона ловит мой взгляд, я опускаю глаза. Стыд обжигает мне лицо. Потому что это правда – ее семья относилась ко мне, как к родной, пусть даже остальная Астра хотела бы, чтобы меня тоже нашли мертвой.
Но Мадс пошел к бардам ради меня. У меня кружится голова даже от малейшего проблеска надежды. Возможно, существует какой-то шанс добиться справедливости. Если я подожду еще немного, все будет хорошо.
Это, конечно, благородный поступок. Вероятно, я все это время видела его в неверном свете.
Я могу влюбиться в человека, который ищет справедливости ради меня.
Внезапно все ужасные чувства, которые душили меня, начинают понемногу отступать, уступая место чему-то другому: легкому трепету в груди. Шепоту веры.
– Шай, иди посмотри на это! – лицо Фионы светлеет, когда она машет мне рукой из-за прилавка. В руке у нее изящный серебряный гребень для волос, инкрустированный цветным стеклом. Он похож на бабочку, пойманную в полете, и отражает свет, когда Фиона наклоняет его в руке. Шепот веры наполняет меня простой радостью от осознания его красоты. – Мисс Инес только что обменяла его на мешок степной муки. Сказала, что гребень хранился в ее семье в течение шести поколений.
– Должно быть, она уже обменяла свои манеры, – бормочу я, и Фиона хихикает. Кончики моих пальцев скользят по гребню. Изящный узор далеко не так хорош, но он немного напоминает мне узор на уздечке, которую я видела на лошади Равода. Я не могу удержаться от того, чтобы представить, как гребень будет выглядеть в моих волосах.
– Папа не любит, когда я меняю продукты на что-то чисто декоративное, – говорит Фиона, – но я не могла устоять. Это слишком красиво.
– Но это явно дорого. Стоит гораздо больше, чем мешок муки.
Фиона закатывает глаза и подражает глубокому деловому голосу Хьюго, что всегда заставляет меня смеяться.
– Людям нужны практичные вещи, – говорит она. Затем, посерьезнев, добавляет: – Мы не можем его перепродать. Любой посмотрит на это и скажет, что серебра недостаточно, чтобы сделать из него что-нибудь полезное. И все равно, насколько это красиво.
– Ты должна сохранить его, – говорю я.
Фиона тихо улыбается, любуясь крошечным гребнем.
– Может быть, сейчас, – говорит она, – даже если нет повода носить его, это приятное напоминание. Мы должны держаться за красивые вещи, пока они у нас есть.
Ее слова заставляют меня вспомнить о маме. Ее улыбке. Ее нежных руках. Ее теплых объятиях. Прекрасные вещи, которые я не смогла удержать.
Что бы сделала мама, если бы была здесь?
Я беру у Фионы гребень и втыкаю ей в волосы. Он ловит свет среди золотых волос Фионы, как будто всегда был там.
Мне удается улыбнуться.
– Идеально.
* * *
В конце дня перед закрытием магазина Фиона подметает пол. Я потягиваюсь, тело болит от того, что приходится стоять часами, – эта работа отличается от фермерства, она по-своему утомительная. Я сдерживаю зевок, Фиона заканчивает вытирать пыль с прилавка и подходит к полкам. Я уже представляю, как свернусь калачиком на кровати, закрою глаза и отгорожусь от остального мира, когда дверь магазина открывается.
Все во мне опускается.
– Констебль Данн, всегда рада вас видеть! – даже я слышу напряжение в голосе Фионы, когда она украдкой смотрит на меня. Это то, о чем я думаю?
Данн снимает широкополую шляпу.
– Добрый вечер, Фиона, – он даже не потрудился повернуться ко мне. – Шай.
Это не сулит ничего хорошего. Я откладываю в сторону метлу и подхожу к нему.
– Есть новости? – спрашиваю я. – Вы нашли убийцу?
Он теребит шляпу, и я считаю секунды, пока он наконец не поднимает взгляд на меня.
– Это опасное слово, Шай. Мы не знаем, что произошло той ночью. Мы не можем делать поспешных выводов.
– Поспешные выводы? Я видела кинжал! Весь пол был в крови!
– Послушай, Шай…
– Я не знаю, что вы нашли или не нашли, но вам нужно продолжать поиски. – Мой мозг начинает лихорадочно работать. Фиона подходит ко мне и обнимает за плечи. – А как насчет следов на дороге? Или на кинжале? Конечно, они должны быть…
– Шай, – его голос спокоен, но тверд, – все кончено.
Фиона сжимает мое плечо, но я вырываюсь, мои глаза блестят от ярости.
– Я не понимаю. Вы обещали мне, констебль. В тот день. Вы меня уверяли, – это были лживые слова, – я думала, вы человек слова. Или это неправда?
Фиона задыхается.
– Будь осторожна, малышка, – произносит Данн сквозь зубы. – Возможно, наша доброта заставила тебя забыть о том, где твое место. Тебе нужно оставить все, что произошло, позади. – Данн надевает шляпу. Я сжимаю ручку метлы, чтобы за что-нибудь держаться. Костяшки пальцев белеют. – Я знаю, это трудно. И это не то, что ты хочешь услышать. Но больше ничего сделать нельзя, – он поворачивается, чтобы уйти.
– Значит, слово «справедливость» в этом городе означает «сдаться»? – кричу я ему в спину. – Значит, теперь мне остается потерять надежду? Притворяться, что мамы и Кирана никогда не было? Забыть?
– Прошло почти две недели, а новых зацепок нет. Больше я ничего не могу сделать, – говорит Данн, – пора начинать двигаться вперед. У тебя еще много всего впереди. Это то, чего хотела бы твоя мама.
Я чуть не сломала метлу, так сильно вцепилась в нее.
– Как вы смеете предполагать, чего бы она хотела, – шиплю я тихо.
– Оставь его в покое, – говорит Фиона, следя, как дверь широко распахивается и снова закрывается. Когда становится ясно, что он ушел, она теребит меня за плечо, чтобы снять напряжение.
– Шай, ты не можешь бросаться такими обвинениями.
Я бросаю метлу на пол и кладу голову на руки, навалившись на стойку. В голове стучит, и я никак не могу выкинуть из головы слова Данна, которые привели меня в бешенство.
Я провожу руками по волосам, и мне кажется, что стены магазина нависают надо мной.
– А почему бы и нет? – хотя мои глаза открыты, я вижу лишь темноту. – Мне больше нечего терять.
Как только я это говорю, мне хочется взять свои слова обратно. Увидев вспышку боли на лице Фионы, я почти готова извиниться.
Но все дело в словах. Как только ты их произнесешь, пути назад уже не будет. Остаток вечера мы не разговариваем.
Глава 7
Мои сны полны кошмаров. Шепот в темноте и глаза, нацеленные на меня, словно у хищника, готового напасть. Мое тело становится тяжелым и вялым, я не могу ни бежать, ни сражаться. Я могу только слабо сопротивляться, но чем больше я пытаюсь, тем ближе подкрадывается тьма, ее когти все глубже погружаются в мою кожу, пока я не падаю в чернильную черноту.
Я приподнимаюсь на локтях. Бешено колотящееся сердце замедляется, когда я успокаиваюсь. Я лежу в постели у камина в комнате Фионы.
Пламя догорело, оставив тлеющие угли; должно быть, уже далеко за полночь.
Сев поудобнее, я протираю глаза. Лоб покрыт холодным потом, а руки болят: я сжимаю кулаки во сне.
– Это то, чего хотела бы твоя мама, – безжалостно повторяет эхо, но я знаю, это неправда.
Не раздумывая, я сбрасываю с ног старое одеяло и поднимаюсь, хватая одежду и обувь. Я жду, пока не окажусь по другую сторону двери, прежде чем надеть все и тихо спуститься по лестнице.
Мне нужно вернуться домой, я должна увидеть все своими глазами. Может быть, я найду какую-нибудь зацепку, которую упустил Данн.
Я спускаюсь в магазин, направляясь к двери. Я вернусь до рассвета. Они даже не узнают, что я уходила.
– Шай, – я замираю, когда слышу за спиной удивленный голос Фионы, – куда это ты собралась?
Я поворачиваюсь к Фионе и даже в тусклом свете вижу, что ее лицо заметно омрачено беспокойством. Не знаю, что ей сказать. Дни, проведенные в магазине, кажутся мне непроглядным туманом. Я словно брожу с завязанными глазами в шторм.
Фиона была единственным человеком, который удерживал мою голову над безжалостными волнами горя, угрожающими уничтожить меня. С моей стороны слишком эгоистично заставлять ее волноваться.
– Я… – я поднимаю голову, чтобы встретиться с ней взглядом, когда она подходит ближе, – я хотела увидеть свой дом.
Рыдание вырывается из моего горла, и Фиона обнимает меня, пока я даю волю слезам.
– Шай, – говорит она, нежно поглаживая мои растрепанные волосы, – тебе там нечего искать, кроме еще большего горя. Не наказывай себя так.
В темноте магазина она долго держит меня, прежде чем отпустить. Я вытираю глаза тыльной стороной ладони.
– Я чувствую себя такой бесполезной. Я этого не вынесу, – говорю я наконец, – в этом нет никакого смысла.
– Это понятно, – голос Фионы успокаивает. – Все это нелегко и несправедливо. Но ничто не может изменить произошедшего. Все, что ты можешь сделать, двигаться вперед.
Я чувствую укол негодования от ее слов. Кто-то входит в мой дом, убивает мою мать и исчезает, а я должна забыть об этом и жить дальше?
– Я не могу, – качаю я головой, – это еще не все. Есть человек, у которого была причина убить маму.
– Даже если это было бы правдой, разве это не еще одна причина не ввязываться? Ты должна быть благодарна, что осталась жива.
Я смотрю на нее, и меня охватывает холод.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего, – быстро отвечает она, – я рада, что ты в безопасности, вот и все, и хочу, чтобы так и оставалось.
– Ты думаешь, что проклятие на нашей семье реально, не так ли? – мой голос повышается.
– Шай, успокойся. Я ничего такого не говорю…
– Не говоришь? А что, если это случилось бы с твоей матерью? – я никогда раньше не повышала голос на Фиону. Разочарование и чувство вины скручиваются внутри, терзая сердце.
В глазах Фионы мелькает какое-то незнакомое выражение.
– Не надо, – ее голос становится ровным, – не надо так говорить. Это опасно.
– Думаешь, я этого не знаю? Мою мать убили! – мои кулаки сжимаются по бокам, ногти впиваются в ладони.
Она задыхается. «Убийство». Это запретное слово. Я думала об этом – много раз за последние недели. Но никогда, никогда не произносила это вслух. Как только слово вылетает у меня изо рта, я жалею, что не могу забрать его обратно. Оно висит в воздухе между нами, уродливое и невидимое, и я вздрагиваю, внезапно чувствуя тошноту. Может, она права.
Может, я представляю опасность для всех – включая ее.
– Я больше не могу, – говорит Фиона в оглушительной тишине, – не могу ничего не делать, если ты собираешься подвергнуть риску меня и мою семью.
Я замираю. Лишенная дара речи.
– Прости, я не хотела…
– Нет, Шай. Ты хотела, – шипит Фиона, – ты ведешь себя как капризный ребенок. Так ты благодаришь нас за все, что мы для тебя сделали? – ее глаза сверкают холодным огнем, когда она смотрит на меня. Я никогда не видела Фиону такой. Я не представляю, как реагировать.
– Я не пытаюсь никому навредить. Я просто…
– Может, и не намеренно, – Фиона обрывает меня, – но это твоя вечная проблема, Шай. Ты никогда ничего не продумываешь. Ты слишком настойчива. Твой гнев сжигает тебя заживо. Ты подожжешь всю деревню. И я не могу стоять и смотреть, как это происходит.
Мое дыхание вырывается сквозь зубы.
– Если ты хочешь спрятаться, прекрасно. Но не жалуйтесь, что я хочу поступить правильно. Есть вещи поважнее, чем покорно подчиняться правилам.
– Важнее, чем твоя жизнь? Твоя безопасность? Твое счастье? – ее голос срывается. Она выглядит так, будто вот-вот заплачет, и в ее дрожащем голосе звучит невысказанный вопрос: «Важнее меня?»
– Правда, – тихо говорю я. – Правда гораздо важнее.
Я поворачиваюсь и бросаюсь в темноту, оставляя ее позади.
* * *
