В чем, сука, смысл такого труда?
Трое охраняют – но на самом деле нихрена не делают. Двое таскают – но на самом деле больше отдыхают, чем работают. Я, конечно, далеко не менеджер по организации рабочего процесса, но даже я понимаю насколько это, сука, неэффективно.
Впрочем, если они никуда не торопятся…
Нет…
Будь я их боссом… уже бы отмывал их кровь с машины.
Измерив взглядом разделяющее нас расстояние, выждал на всякий случай еще пару минут и, когда оба сидящих сзади придурка синхронно закатили глаза и протяжно зевнули, я покинул укрытие и двинулся к ним, вскидывая ружье. Два прозвучавших выстрела не произвели много шума, да и тот быстро затерялся среди обросших зеленью разрушенных домов. Одно плохо – действовать приходилось в месте, где машину легко могли увидеть с небоскреба – пикап стоял посреди широкой улицы, частично освобожденной от буйной растительности. Если у этих дикарей имеется дозорная служба, и они хоть изредка прикладываются потными бровями к биноклям… они могли увидеть, как умерли двое из них, брызнув мозгами и упав навзничь. Подскочивший в кабине водитель врезался башкой в потолок, что-то испуганно заорал, пытаясь спросонья спросить, что случилось, а затем вопросы у него отпали – я схватил его за ногу, выволок наружу и утопил ему нож в правому глазу. Перешагнув через дергающееся тело, забрался в кабину. Пошарив там, выполз, сжимая под мышкой нужное, забрал из багажника еще несколько предметов и, уже солидно нагруженный, присел за машиной, где меня не могли засечь в оптику с Небесной Башни.
Три литровые бутылки с водой, десяток пресных кукурузных лепешек, банка с чем-то острым и овощным, судя по запаху, завернутая в тряпку жареная курица – это все ушло в сумку с длинным ремнем. Туда же лег весь огнестрел. Накинув на себя бронежилет, нахлобучил на башку шлем без забрала – я выбрал лучшее, что было – прихватил с трупа неплохой кожаный ремень, пару тряпок и, вскинув сумку на плечо, двинулся дальше, предварительно убедившись, что раскинувшиеся трупы хорошо видны отовсюду.
Немного жалел, что не было времени расспросить про люстру на капоте – Каппе там, наверное, уже стальную жопу сверлят, пытаясь добраться до сочной мякоти, так что надо ускориться. Но жалел именно что немного – еще представится шанс пообщаться с говорливыми туземцами. Имелись и предположения. Люстра – это пугач. И понятно, что вряд ли они отпугивали им гоблинов или жнецов. Они пугают этим зверье, что облюбовало покинутый людьми город. Хищников вроде пантер, что могут подкрасться незаметно и одним укусом порвать глотку.
Приостановившись, перезарядил ружье, закинул на плечо автомат, свернул себе буррито, выплюнул сигару, тщательно растер ногой, чтобы не случилось пожара и потопал дальше, не выпуская из виду медленно приближающийся небоскреб.
Интересно, когда до этих хренососов дойдет, что с их звеном сборщиков произошло что-то нехорошее?
Весь юмор в том, что они могут и не заметить гибели родных им ушлепков – потому что все их мысли сейчас заняты найденным в джунглях стальным гигантом Каппой. И это хорошо – вся эта ситуация позволит мне оценить дисциплинированность аборигенов небоскреба. Чем дольше они будут пропускать мимо глаз случившееся со сборщиками, гниющими на солнцепеке – тем хреновей у них с дисциплиной.
– А вкусно. – удивленно заметил я, распробовав овощной паштет. – Надо будет спросить рецепт…
Глава третья
Утирая пот, чертыхаясь, я высосал остатки воды из сплющенной хрустящей бутылки и уронил ее на татуированную мускулистую спину девки, что блаженно покачивалась в гамаке, расположенном под слишком низким тентом, что в свою очередь находился на крыше восьмиэтажного здания в полукилометре от Небесной Башни короля Джакомо Бубы.
Проклятье…
Дернуло же меня что-то инстинктивное и сумрачное перейти на бег. Думал, что пробегу не больше двух километров, но вошел в ритм, поймал привычную отстраненность и, еще чуть ускорившись, в итоге бежал целый час, петляя между деревьев, оббегая здания, перепрыгивая трещины и кочки. Я бы не заметил этих наблюдателей, не вздумай один из них гордо поссать с крыши, в то время как вторая насмешливо что-то ему говорила. Гулкое эхо их голосов отразилось от стены соседнего здания и достигло моих ушей. Увидев исходящий с крыши дымок, заметив качающийся темный силуэт на краю, я нырнул в один подъезд, тут же выскочил и сунулся во второй, да так там и остался, заметив явные следы регулярного его использования. Взлетев по очищенным от мусора истертым ступеням некогда роскошного старинного здания, я поднялся до крыши, в пару прыжков оказался у окруженного кирпичными бортиками наблюдательного пункта, схватил стоящую на дровяной железной плите раскаленную чугунную сковороду и вбил ее вместе с яичницей в харю разинувшей пасть девки. Следом брошенная сковорода угодила чуть ниже шеи ссущего дебила, отчего тот качнулся вперед и полетел вниз с перепуганным воплем:
– Горячо! Горячо!
Добив оглушенную девку, щеголявшую отвислым пузом и застиранным топом, я выпил воду, после чего занялся оружием. Дробовики разрядил и тут же уничтожил, безжалостно разбив механизмы и согнув стволы – это ржавье давно отслужило свое, но не оставлять же за спиной потенциально боеспособное оружие. На скверные ножи, тесаки и задолбавшие уже, сука, копья – на кой хрен их столько наклепали?! – я быстро осмотрел все и радостно заулыбался, когда в мои ладони тяжело легли три увесистых ребристых шара. Никак планировали врага прямо с крыши гранатами глушить?
Цапнув еще одну бутылку с водой, отбросив старый и подхватив новый с целым забралом шлем, отмеченный двойной линией алых крестиков, спрятав все в сумку, кроме автомата и обреза, я рванул прочь, с легкостью таща солидно потяжелевшую ношу. Не успел преодолеть и двух этажей, как на улице отрывисто затявкала тревожная сирена. Другой звук – не как у системы. Та выла протяжно и грозно. А здесь тявканье обосравшейся декоративной собачки. Притормозив у края окна, коротко выглянул наружу. Сирена доносилась от небоскреба, от него же повалил красноватый, но больше серый густой дым.
Разглядели наконец-то дохлых сборщиков? Или увидели, как я кормлю яичницей одного из их наблюдателей? Неважно. Так и так причиной переполоха был я.
Слетев вниз, нырнул в соседнее приземистое здание, что, как тут же выяснилось, раньше было банком – и солидным. Огромный старомодный мраморный зал, монолитные стойки… правда, сейчас большая часть дорогого покрытия отсутствовала – и я догадывался, куда оно делось. Выскочив через огромное окно, я очутился на заднем дворике, забитом потемнелыми остовами заросших машин. Замерев здесь, прислушался – снова голоса? Да… и голоса торопливые, чуток испуганные, переполненные адреналином. Убедившись, что там как минимум четверо хрипящих и орущих гоблинов, я зачерпнул грязи, растер по харе, снова захлопнул забрало и поднялся. Отшвырнув ногой полосатую змею, перепрыгнул через тянущуюся по земле толстую лиану, выскочил через дыру в обвалившейся стене и… оказался позади спешащей команды очередных сборщиков, сопровождаемых пыхтящей двойкой воинов. Причем воины бежали впереди. На меня, бегущего в шлеме с опущенным забралом, бойцы обратили чуток внимания, после чего… отвернулись и побежали дальше. Один хрипло велел:
– Держись сзади, амиго. И держи ствол наготове!
– С радостью! – буркнул я.
– Сумку отдай этим… пусть тащат! А ты держи лапы на стволе!
– Есть!
– Вот так… вот так, амиго! Че за тревога?
– Какой-то бастардо убил бригаду сборщиков. – произнес я чистую правду и подхватил запнувшегося сборщика под локоть, не давая ему упасть.
– Гратиас, амиго!
– Ага. – улыбнулся я ему сквозь забрало и подтолкнул вперед.
– Мы убьем этого бастардо! – продолжил сборщик с оттянутыми чуть ли не до плеч мочками ушей, со вставленными в них обрезками бамбукового ствола.
– Ага…
– Вон впереди подъем, амиго!
– Ага.
– Быстрее! – замахали нам от достаточно вместительной платформы грузового лифта.
С грохотом опустились решетчатые заслонки, лифт с лязгом, визгом и удивительной скоростью взлетел вверх. Все сгрудились у решетки, наблюдая за уходящим вниз городом.
– Может, увидим долбанного отсоса? – с надеждой спросил кто-то из них, когда лифт уже останавливался.
– Да его положили уже! – уверенно заявил второй. – Сейчас отрубят сирену.
Лифт встал. К этому моменту я уже стоял боком и сразу увидел замерших на краю этажа двоих в бронежилетах и шлемах. Поймал пристальный взгляд одного из их, уже раскрывшего рот, чтобы задать очевидный вопрос. Отшагнув, вскинул автомат и в упор всадил в каждого по несколько пуль, целясь под нижний обрез бронежилета. Повернувшись, перечеркнул очередью только начавших оборачиваться хренососов, после чего вернулся к первым двум и добил их, опустошив магазин. Услышав крики, шагнул внутрь здания. В разгоняемой парой не слишком ярких светильников полутьме увидел двоих – перемотанного бинтами лежащего парня и бегущую ко мне с копьем наперевес кричащую девку. Выстрел из обреза отшвырнул ее назад, после чего я заглянул в крохотную клетушку у стены, где прикончил писклявого старпера, прятавшего за спиной нож. И вернулся к перевязанном парню, опустившись рядом, спешно перезаряжая автомат и не спуская глаз с единственного входа – стальной сдвижной двери в противоположной стене.
– Ты кто, амиго? – выдохнул раненый, с перемотанной башкой. Бинты открывали только нижнюю часть лица. – Что за стрельба? А? Кто палил?!
– Кто тебя так? – проигнорировал я вопрос.
– Стальной… экз…
– Ну?
– Махнул рукой… снес половину лица… орал про сучьего ублюдка Оди… потом пробил мне кулаком в бок… порвало кожу… сломало ребра… а потом еще удар… и я наконец-то отключился. О Мама…
– Вот так сходу взял и врезал тебе?
– Нет… нет… сначала он спросил не видел ли я гребаного ушлепка Оди. А когда я сказал, что не видел… он заорал, что тогда мне нахрен не нужны мои гребаные глаза… и… и вырвал мне глаза вместе с лицом! Я ослеп из-за Оди! Да я его даже не знаю! Не знаю! А ты? Ты знаешь его?! Ты знаешь гребанного Оди?!
– Где тот экз?
– Он затих… его пронесли час назад. Во второй лифт… так ты слышал что-то про гребанного Оди, амиго? Я не узнаю твой голос…
Встав, я огляделся, наведался к лифту, забрав сумку и, не забыв содрать с одного из охранников разгрузку, чтобы тут же напялить ее на себя и распихать по отделениям трофейные боеприпасы, двинулся к проходу, задумчиво бормоча:
– Где мой экз?
– Амиго… так ты… ты… – уронив голову на бок, раненый что-то забормотал. Он уже входил в фазу агонии и, если ему повезет, она продлится недолго.
За узким коридором, снабженным толстыми бетонными укрытиями, способными вместить прижавшегося к стене бойца в полном снаряжении, никого не было. Но я понимал – это ненадолго. И постарался ускориться, благо коридор был идеально прямым, а все отходящие от него в прошлом двери были замурованы. Я пробежал тридцать метров и ненадолго оказался в густом сумраке. Почти темнота. Зато впереди мерцает тусклый желтый свет, освещая разошедшиеся в стороны изогнутые стены. На мгновение остановившись на пороге, я огляделся.
Округлое небольшое помещение. Напротив меня – следующий коридор. Глянув наверх, я понял суть этого «аппендикса» – в широкой щели пряталась поднятая железная створка, толщиной сантиметров в десять. Вот дерьмо… Осмотревшись внимательней – оставаясь в сумраке – на стенах я увидел две камеры наблюдения. Допотопные старые ящики, покрашенные в темный цвет.
Я невольно дернулся, когда впереди замелькал луч фонаря, а затем послышалось нервное посвистывание, что прервалось характерным щелчком и треском эфира:
– Да?
– Рацию отнес?!
– Несу! Несу я!
– Живей!
– Да рядом я уже! – зло прохрипели в ответ из коридора.
Я рванулся вперед, в несколько прыжков преодолев опасное место, влетев в противоположный коридор и резко остановившись в сантиметрах от охреневшего гоблина, что никак не ожидал моего появления и замер подобно испуганному оленю.
– Давай еще быстрей! Они не отвечают на звонок телефона! – столь же нервно донеслось из крепко сжимаемой в потной лапе рации.
Я поощряюще улыбнулся.
– С-си… – пробулькал побелевший гоблин, для чего-то наводя дрожащий луч фонаря себе на лицо и широко-широко улыбаясь, показав весь свой кариес и позеленелые десны.
– Канал общий для всех?
– Си?
– Канал рации – общий для всех? Все на нем говорят?
– Н-нет, сеньор. Этих всего три. – чуть ожил бледный гоблин в рубашке без рукавов и воротника – Обычно они для садовников…
– А ты садовник?
– Си, сеньор.
– А зачем тебе нож, винтовка и мачете, если ты садовник? – зевнув, поинтересовался я, не теряя времени зря и оглядывая те коридоры, что начинались за спиной вляпавшегося ушлепка. – Розы совсем охренели, а морковка грозится порвать жопу любому, кто ее сожрет?
– Сеньор… в сидаджи неспокойно… нам сказали взять оружие – мы взяли. Мы садовники, сеньор.
– И ты никого не убивал?
– Никогда, сеньор! Меня изгнали, когда я, спасая себе жизнь, убил сошедшего с ума дивинуса!
– Дивинуса?
– Священные звери, сеньор. Вижу, вы не из этих краев? И такие мышцы… будто отлиты из закаленной стали. Хотел бы я такое тело…
– Звери с электроникой внутри? Геномодифицированные?
– Очень сложные слова, сеньор. Может, и да. Дивинусы – посланники Матери. Они сошли на грешную землю, чтобы заботиться о реках и долинах, о лесах и горах. Они часто встречаются мирным путникам, но почти всегда проходят мимо. А порой приносят в дар только что убитого хромого оленя или гроздь вкусных ягод. Я слышал, что один дивинус принес даже целебную траву… Они славные и добрые. Почти всегда…
– Ты дважды повторил это.
– Что, сеньор?
– Почти всегда – ты дважды сказал это.
– Да… Почти всегда. Но иногда даже посланники бога сходят с ума, сеньор. Я убил спятившую лисицу! Она еще оставалась быстрой, но ее пожирали черви… падали из ушей, лезли из носа… и она убивала все, что попадалось ей на глаза.
– И ты убил ее?
– Она хотела убить всех нас! Без всякой причины! И начала с моей женщины, набросившись на нее из зарослей… Да, я убил ее. Тесаком. Но она успела вырвать у меня два куска мяса из ноги. С тех пор я хромой. Истекая кровью, я плакал над умершим дивинусом. Но вряд ли он простил меня. Как не простила Мать и не простило родное племя.
– Мать?
– Ее стальные вооруженные всевидящие глаза…
– Открыли огонь по тебе? – понимающе кивнул я, забирая рацию и фонарик.
– Да, сеньор. И племя изгнало меня. Я долго скитался, пока не вернулся к этому сидаджи, где и осел, выращивая овощи. Простите меня, сеньор.
– За что?
– За то, что я хочу прожить чуть подольше и поэтому отнимаю ваше время.
– А если я не убью тебя?
– Я спрячусь в самой темной дыре – а я знаю такую – и затаюсь. Если вы победите и уйдете… я уйду следом или останусь тут. Если вы умрете… я разобью себе голову о стену и скажу, что это сделали вы, оглушив меня.
Секунду подумав, я усмехнулся:
– Ладно, хромой садовник. У меня не слишком хорошие воспоминания про сады и садовников, но тебе я дам шанс. Исчезни. И никогда больше не попадайся мне на пути.
– Нет, сеньор! Никогда!
– Где трофейный экзоскелет с бойцом внутри?
– Выше, сеньор. Они тщательно охраняют его.
– Пытаются выковырять?
– Нам не разрешают смотреть. Это в одном из залов на шестидесятом этаже. Зеленая большая кнопка, сеньор.
– Садовник…
