Он встал, привязав нож скальда к поясу.
– Я часто думал, как сложилась бы моя жизнь, если бы ты не появился в отцовской усадьбе.
Браги пожал плечами:
– Нельзя отрицать вмешательства норн. Но я горд своей ролью в твоей судьбе.
– Меня печалит, что наши пути вряд ли пересекутся снова.
– Они не пересекутся. – Скальд встал, сгибаясь под тяжестью медвежьей шкуры. – Вскоре и я покину Ругаланн.
– И куда ты отправишься?
Браги посмотрел на восток.
– Чувствую, как дрожит Мировое Древо. Войны, что мы нынче ведем, это не только войны между норвежцами, датчанами и саксами, но и между богами. Я намерен вернуться в родные края, в Упсалу. К своим.
– Да защитят тебя боги в пути, – сказал Гейрмунн.
– Ту же молитву я вознесу за тебя.
Гейрмунн кивнул старику и пошел к лошади.
– Прими еще один совет, – сказал Браги.
– С радостью приму, – ответил Гейрмунн, забираясь в седло.
– Следи за морскими людьми. Хьёрлейф, отец Хальфа, однажды поймал в сеть морского человека и услышал от него пророчество, которое впоследствии спасло Хьёрлейфу жизнь.
В голове Гейрмунна кружились вопросы, но времени задавать их уже не было.
– Прощай, Браги Боддасон.
Вскоре Гейрмунн вернулся к дожидавшимся спутникам, и все трое галопом поскакали на юг, к Авальсснесу. Они еще не достигли города, а солнце уже поднялось над горизонтом. Издали было видно, как на причале возле корабля Гутрума снуют люди.
– Ты все еще намерен ее повидать? – повернувшись к Гейрмунну, тихо спросил Стейнольфур.
Гейрмунн кивнул:
– Поезжайте и скажите Гутруму, что я скоро буду.
Стейнольфур открыл было рот, но возражать не стал.
– Передай ему, что я не задержусь.
– Ты уж постарайся. – Стейнольфур повернулся к Шальги. – Едем, парень.
Они пришпорили лошадей. Гейрмунн свернул с дороги на тропу, что вела на запад, к рощице у подножия травянистого холма. Подъехав к деревьям, он спешился и повел лошадь под уздцы. С каждым шагом ему все сильнее сводило живот. Может, в доме еще спят? Но вскоре его ноздри уловили запах дыма. Значит, кто-то успел проснуться и развести огонь в очаге.
Вскоре он увидел скромную хижину с крутой остроконечной крышей, покрытой мягким дерном. Гейрмунн ввел лошадь в пустую конюшню, примыкавшую к южной стороне дома, и привязал поводья к столбу. Из дому вышла Агада с мешком корма для кур. Не сразу узнав Гейрмунна, женщина испуганно подпрыгнула и выронила мешок, затем прижала руку к груди и виновато улыбнулась.
– Гейрмунн, несносный мальчишка, – прошептала она. – Напугал меня.
– Прости, – тоже шепотом ответил Гейрмунн. – А Лодхатт…
– Спит. – Агада подошла к Гейрмунну, перебросив через плечо тощую косу золотистых волос. – Лучше его не будить.
Гейрмунн не был здесь с прошлого года. Он приходил сюда незадолго до той судьбоносной охоты с Хамунном. Долгое отсутствие вызывало у него беспокойство, равно как и мысли навестить этот дом. Агада была в том же сарафане, что и в прошлый раз, только красный цвет ткани выцвел до коричневого. Но серебряная брошь – подарок Гейрмунна – ничуть не потускнела и все так же ярко блестела. Цвет глаз Агады был похож на цвет морских волн в бурю. Морщины вокруг них стали еще глубже.
Взяв Гейрмунна за руку, Агада отвела его подальше от дома.
– Здоров ли ты? Я слышала, ты был ранен.
– Был.
– Я сделала приношение Одину, прося о твоем выздоровлении.
– Я выздоровел.
– Тогда я сделаю еще одно приношение, в знак благодарности. – Она улыбнулась и разжала пальцы. – Что привело тебя сюда сегодня?
Гейрмунну стало неловко. Эта неловкость накатывала всякий раз, когда виделся с Агадой. Он терялся в словах и даже переставал понимать, зачем пришел. Он лишь знал, что так надо.
– Агада, я покидаю Авальсснес.
– Ой! – вскрикнула она, и жилы на ее тонкой шее напряглись. – И куда ты отправишься?
– Воевать с саксами.
– Ты? – Агада сглотнула ком в горле. – Значит, ты не скоро вернешься.
– Да. Я пришел проститься.
Она кивнула, плотно обхватив себя за плечи.
– Ты делаешь мне честь.
– Нет, Агада, – возразил Гейрмунн, подходя к ней. – Это ты делаешь мне честь.
В глазах женщины блеснули слезы.
– Хамунн отправится с тобой?
– Нет.
Гейрмунн не помнил, когда Агада в последний раз видела его брата. Счет шел на годы. У него не было ни времени, ни желания отягощать ее всей правдой своих изменившихся отношений с братом.
– Хамунн останется здесь, – просто сказал он, – с конунгом Хьёром.
– И с матерью, – добавила Агада.
– Да, и с конунгой, – помешкав, подтвердил Гейрмунн.
– Так и должно быть. – Агада качнула головой, смахивая слезы. – Когда ты уезжаешь.
– Сегодня утром.
– Так рано?
– Все решилось минувшим вечером. – Объяснять причину поспешного отъезда ему тоже не хотелось. Вместо этого Гейрмунн махнул в сторону конюшни. – Я оставляю тебе свою лошадь.
– Что? – У Агады округлились глаза. – Гейрмунн, я не могу принять…
– Можешь. Жеребца зовут Гармр, но, невзирая на имя, нрав у него покладистый. Если он тебе не понадобится, продашь. И еще. – Гейрмунн достал из-за пояса мешочек с серебряными монетами и вложил в ладони Агады. – Возьми.
Агада замотала головой, пытаясь оттолкнуть подарок.
– Гейрмунн, я не хочу…
– Бери. Пожалуйста, возьми. Жаль, что мне больше нечем тебя одарить. За то, как моя мать обошлась с тобой, ты заслуживаешь гораздо большего.
– Она не… – Агада отстранилась, оставив деньги в руках Гейрмунна, и оправила сарафан. – Все давно решилось. Конунга загладила свою вину.
Но не всякую несправедливость, не всякую душевную рану можно исправить мерой серебра и золота, какую бы цену ни назначали за них на альтинге.
– Тогда прими это как мои подарки, – сказал Гейрмунн. – Серебро и Гармр не исправят случившегося. Они – знак моего уважения и благодарности тебе как моей первой матери.
– Гейрмунн! – Агада оглянулась по сторонам, словно желала удостовериться, что их не подслушивают. – Ты не должен так говорить.
– Я говорю то, о чем давно собирался сказать, – возразил Гейрмунн, хотя слова пришли на ум только сейчас. – Агада, тебя никто не обязывал возиться с нами, как со своими детьми. – Он махнул в сторону дома. – Лодхатт отказался, и я его не виню. Но ты не отказалась, и благодаря тебе я стал таким, какой есть.
Агада склонила голову и молчала, словно взвешивая следующие слова.
– Когда я вижу тебя, то чувствую гордость. Такую же, как за родного сына.
К глазам Гейрмунна подступили слезы. Он вдруг понял, что пришел не только говорить, но и слушать.
– Я и дальше дам тебе повод гордиться мною.
– Знаю, что так и будет.
Гейрмунн снова предложил ей мешочек с серебром. На этот раз Агада взяла подарок.
– Да хранят тебя боги, – сказала она.
– И тебя, Агада.
Повернувшись, Гейрмунн быстро пошел по лесной тропе. Когда хижина скрылась из виду, он бросился бежать, желая поскорее добраться до корабля Гутрума. Однако на самом деле стук сапог и удары сердца помогали оттолкнуть волны горя и душевной боли, угрожавшие поглотить его. Ветер осушал глаза. Чем быстрее и неистовее бежал Гейрмунн, тем больше роздыхов становилось между ним и всем, что было прежде. Сейчас Гейрмунна волновало лишь то, что ожидало впереди.
Довольно скоро он достиг пристани. Корабль Гутрума еще стоял на якоре, но готовился поднять паруса. Стейнольфур и Шальги успели отвести лошадей в конюшню и теперь ждали на пристани. Рядом лежали тяжелые мешки с их пожитками. Стейнольфур держал в руках знакомый меч.
Сапоги Гейрмунна гулко застучали по причальным доскам.
– Никак здесь побывал Хамунн? – спросил он.
– Да. И просил отдать тебе меч.
Гейрмунн взял меч. Поведение брата не особо его удивило. Должно быть, Хамунн устыдился вчерашнего предательства и попытался хоть как-то загладить вину. Тот же стыд побудил брата не дожидаться Гейрмунна, а передать оружие Стейнольфуру.
– Он еще что-то говорил? – спросил Гейрмунн.
– Нет. Скорее всего, забыл. Но если представить себя на его месте… можно сказать, он знает, что ты сумеешь накормить этот меч лучше, чем он.
Дождись его Хамунн и предложил меч сам, Гейрмунн отказался бы от подарка, ибо никакой меч не мог стереть предательство, совершенное братом. Но поскольку Хамунн передал оружие Стейнольфуру, Гейрмунн счел глупым оставлять меч на пристани. Тем более что он завидовал брату и мечтал о таком мече с тех самых пор, как отец подарил его Хамунну.
– Отличное оружие, – восхищенно сказал Шальги.
– Конунговское, – добавил Стейнольфур.
Гейрмунн взглянул на парня:
– По-моему, и тебе пора обзавестись собственным мечом.
Он снял с пояса свой меч, обыкновенный, но из хорошей стали, и протянул Шальги.
– Этот меч уступает мечу Хамунна. Но мне он служил достойно. Послужит и тебе, если попросишь Стейнольфура поучить тебя обращаться с ним.
Немногие молодые воины отправлялись в первый поход с собственным мечом. Шальги принял оружие с почтением, словно оно было из чистого золота.
– Спасибо, Гейрмунн, – пробормотал парень.
Стейнольфур улыбнулся краешком рта и одобрительно кивнул Гейрмунну:
– Адская Шкура!
Гейрмунн повернулся к кораблю. На палубе стоял Гутрум. За его спиной датчане поднимали мачту, готовясь поставить на место.
– Слышал, ты хочешь плыть со мной, – сказал Гутрум.
Гейрмунн подошел ближе, однако ступить на борт не торопился.
– Да, ярл Гутрум, хочу.
– Признаюсь, я удивлен видеть тебя здесь после оскорбления, которое мне нанес твой отец, – сказал Гутрум.
– Я – не мой отец, – ответил Гейрмунн. – И я не стану извиняться за него.
