Глава 4
– Помнишь что-нибудь?
Допрос продолжается. Кое-как я принимаю вертикальное положение, смотрю перед собой, изучаю интерьер комнаты, лишь бы не смотреть на здоровилу. Особенно в его грозное лицо. Ведь под прицелом хищных глаз невозможно не нервничать.
– Не всё, – пожимаю плечами.
– А я напомню.
Я слышу скрип. Шорох. Мурашки пронизывают позвоночник, словно булавки. Я понимаю, что мужчина встает с кресла, расположенного напротив большой двуспальной кровати, на которой я лежу, и сокращает между нами дистанцию. Пальцы на руках начинают дрожать, я сильнее впиваюсь ногтями в дорогие бордовые простыни, пытаясь унять неприятную дрожь. Тёмная фигура загораживает собой свет, струящийся со стороны большого окна.
Мурадов замирает прямо напротив меня. Я скольжу взглядом по этой могучей горе, заслонившей собой весь белый свет, снизу вверх, мысленно ахаю. Задерживаюсь на кадыке. Выше нельзя. Умру от инфаркта, если встречусь впритык с его чёрными льдинами.
Я даже краснею, когда вижу завидные формы идеальной поджарой фигуры. Бандит смотрит на меня властно, сверху вниз, как на пыль под ногами, будто владеет мною, как какой-то рабыней. Это обычный его взгляд, верно? Мурадов привык смотреть на всех снисходительно. Это фишка такая бандитская? Или врожденная особенность характера?
– Ты попала в аварию. Выскочила на дорогу, угодив под мою машину. Припоминаешь?
Верно.
Интересно, почему он меня не раздавил? Почему не промчался мимо. Почему в свой дом приволок? Да ещё и капельницу поставил. Это ведь его дом? Скорей всего. Значит, я ему понравилась? Зацепила чем-то, раз остановился? Не добил. Не проехал мимо. А мог бы. Хороший знак. Мне везёт.
Я киваю, прикрывая ресницы, начинаю дрожать ещё больше, ожидая его заключительного решения в отношении меня. Что он собирается со мной сделать? Если оставил живой, значит, я чем-то приглянулась вожаку.
– Тебе лучше?
– Да, – шепчу слабым голосом. – Спа-си-бо.
Я кожей чувствую, как он хмурится. Стоит, не шевелясь, скрестив руки на выпуклой груди, напряжён и твёрд, такой же, как белый мраморный пол в его холёной спальне.
– Тебе повезло. Легко отделалась. Мой личный врач тебя осмотрел, оказал необходимую помощь. Возможно, у тебя сотряс. Будет лучше, если ты сделаешь томографию.
Я почти не слышу последнее предложение. Оклемавшись после обморока, я вдруг замечаю, что на мне надета чужая одежда. Я жутко краснею, оценивая свой внешний вид. Чёрт! На мне ничего нет. Абсолютно. Беззащитное женское тело, не считая белоснежной рубашки с длинным рукавом. Большой такой рубашки. Рубашищи. Шитой не иначе как на слона. Я в ней тону, как в океане. Я вытягиваю вперёд ноги, оценивая её длину. Она его? Он надел на меня свою вещь? Она пахнет… свежестью. Зимой. Альпами. Теперь голова кружится не из-за травмы, а от приятной и странной сладости. Подумав об этом, о том, что бандит видел меня голой, я быстро обхватываю себя руками. Надеюсь, ничего не было. И я всё ещё…
– Тебя переодела моя служанка, – будто мысли мои прочитав, комментирует мужчина. – Твои старые тряпки пришлось выбросить на помойку. Тебе не мешало бы помыться, – недовольно морщит нос.
Я собираюсь открыть рот, чтобы продолжить диалог, как вдруг мою речь перебивает урчащий рык. Мой живот! Вот ты не вовремя. Рычит на всю комнату, как трактор проклятый поломанный, у меня уши от стыда полыхают. Я быстро обхватываю его руками, сжимаю, подавляя сей несчастный вопль отчаяния нажимом на пресс.
– Голодная?
– Очень.
Я не ела уже больше суток.
– Как голова? Ещё кружится?
– Да вроде нет, – дёргаю плечами.
– Идти можешь?
– Наверное. Куда? Далеко?
Хоть бы не на выход.
– Вниз. В обеденный зал. Еда-а-а. На кончике языка сладко завибрировало. Я даже от предвкушения губы невольно облизала. А он… заметил это действие. А я в его глазищи всё-таки посмотрела. Не хотела. Случайно. Невольно вышло. И пропала. Там, в ночной мгле, вспышка странная яркая шарахнула. Что-то, похожее на удивление. Или интерес явный.
Губы мои, что ли, понравились? Да нет в них ничего особенного. Да, пухлые. Да, мягкие. Розовые, с блеском. Отчим всегда на них пялился. Нескромно так, подозрительно. Алчно. Пялился и облизывался. Как вспомню, так желудок промыть охота от омерзения. Я только недавно поняла, какие у него были ко мне реальные намерения. Неродственные, недружественные. Уж точно. Как я могла не замечать очевидного? Ушлёпок на мне помешался.
Они натуральные, свои. Не как у шлюшек-сосалок пельменища на пол-лица. У тех, которые возле Гектора трутся. У его клубных девочек. Даже Ленка, и та в себя ботокс всандалила, чтобы клиенты больше платили за приятный минет. А главарь глянул на них так собственнически, будто впервые натур продукт увидел, как что-то редкое, эксклюзивное. Аж неловко стало.
Я откашлялась, потирая живот, чтобы он перестал бурчать.
– Подожди минуту, – Гектор опомнился, отрываясь от моих губ, которые уже почти до ран обгорели от его столь наглого внимания, – я позову Семёныча. Он выдернет из тебя иглу.
Надеюсь, бандюган не накачал меня наркотиками. Иначе планам конец. Он воспользуется мной, а я даже не успею поторговаться, назначив цену. За что? За никем не сорванный цветок. Что ещё я могу предложить вожаку? Они любят такое. Они. Другие. Сатанеют от чистых девочек. Чувствуют себя первооткрывателями и завоевателями неизведанного, когда рвут целку. Самоутверждаются. В данном случае моя невинность – мой мощный козырь.
Всё же соображаю я трезво. Вряд ли меня накололи дурью. Сейчас я в ужасной форме. Наверное, я не привлекаю мужчину. Плохо. Я должна его соблазнить и вызвать адское желание. Но я не знаю как. Неумёха я. За свои девятнадцать ни разу даже не целовалась. По-взрослому. Взахлёб. В запой. Чтобы ноги подкашивались. Чтобы в обморок падала. Стыд мне, да и срам. Лохушка я отстойная. Да просто не встретила никого ещё, с кем бы искренне захотела разделить удовольствие.
До него. Я сошла с ума. Дура я! Неужели влюбилась? В преступника. С первого взгляда. Ну да. Как в такого идеального самца не влюбиться? Мечта любой девчонки. Внешне. И только. А в душе у него спрятан ящик Пандоры.
Мурадов выходит из комнаты, я тут же облегчённо выдыхаю, чуть расслабляюсь. Мучение какое-то находиться под его прицелом. Не проходит и минуты, как он возвращается. Не один. В компании пожилого мужчины с седыми волосами. Дедуля надевает очки для зрения, осторожно извлекает из вены иглу. Меряет мне давление, считает удары пульса. Задает несколько вопросов по поводу моего самочувствия, затем разворачивается к начальнику, молвит ему несколько заумных фраз. Гектор кивает, а докторишка уходит.
Вот это сервис. Да у него в доме даже личный врач имеется наравне с прислугой. Ну да, он же бандит. Небось, часто пули получает.
– Пошли, – Гектор приказывает.
Я отталкиваюсь ладонями от кровати, поднимаюсь на ноги. Голые стопы касаются холодного пола – отрезвляет. Меня немного пошатывает, не смертельно. Больше от голода, чем от травм. Рубаха амбала достаёт мне почти до колен. Я нарочно пытаюсь поднять её выше, чтобы дьяволу было видно мои ножки. Жалкая попытка, но все же… Сейчас я выгляжу как ходячий скелет. Как чучело огородное, отпугивающее ворон. Мне срочно нужно принять ванну, чтобы смыть маскировку, чтобы стать привлекательной девушкой, а не грязным оборванцем.
Да, природа не обидела меня внешностью. Есть на что посмотреть, если начать правильно питаться и как следует за собой следить, если платье надеть и макияж сделать, я буду не хуже тех его элитных вешалок.
Хозяин особняка выходит из комнаты, я плетусь за ним следом. Спускаюсь по лестнице, придерживаясь за стены. Внезапно меня подсекает сильное головокружение. Я почти висну на перилах. Громила тормозит. Оборачивается. Смотрит на меня хмуро, даже дёргается в мою сторону, якобы чтобы помочь, но тут же замирает. Правильно. К чёрту жалость. Всякие там сопли рушат ледяной авторитет кровавого правителя.
– Н-нормально всё. Уже проходит, – заверяю, продолжая путь. Я делаю несколько глубоких вдохов, становится легче.
Спустя минуту мы оказываемся в столовой. Она огромная, светлая. С большими панорамными окнами и белоснежными шторами. Шик и блеск. Я будто в сказку попала. В другой мир. В другую эпоху. Или на другую планету переместилась.
Живут же некоторые. Как цари. А где живу я? На дне мира.
Хозяин дома любезно приглашает меня сесть за стол. Разумеется, я с радостью принимаю предложение. В нашем распоряжении целый стол, заваленный всевозможными деликатесами. И больше никого. Только он, я, горы вкуснятины. Мне хочется как следует потереть глаза кулаками, чтобы убедиться, что я не сплю. Миксы запахов действуют на меня как дурман. Я сажусь за стол, быстро набрасываюсь на еду, но следовало бы в первую очередь продемонстрировать вежливость и отблагодарить хозяина за еду. Да просто когда я рай этот неземной увидела, обо всём напрочь забыла.
Боже! Как вкусно-о-о-о! Я такой вкуснотищи в жизни не пробовала, лишь в мечтах. Я перепробовала все блюда. Совсем манеры растеряла. Да у его высочества Мурадова тут реальный пир на весь мир во время чумы. Ох, что-то мне тошно стало. А сам барин сидел напротив меня и ничего не ел. Просто наблюдал. Строго так, серьёзно. Кусок металла.
Лишь потягивал лениво виски из стакана и хищно изучал свою гостью. Я так сильно проголодалась, что мне уже было всё равно на манеры и на присутствие самого опасного в стране главаря преступной группировки.
– Вкусно? – в конце концов, ему надоедает за мной наблюдать. Мужчина рушит молчание, облокачиваясь на край стола тяжеленными ручищами. Стол хрустит под внушительным весом.
– Очень. Никогда ничего вкуснее не пробовала, – прожевав, мурлычу я, запивая спагетти с морепродуктами соком.
Вы сделали мой день. Так и хочется добавить. Но я стесняюсь.
– Девчонка, значит?
Киваю с набитым ртом.
– Где живёшь? Из какого района?
Зачем спрашивает? Сам, что ли, не видит, по одёжке?
– Нигде. Убежала из дома от пьяного отчима. И больше туда не вернусь.
Мужчина никак не комментирует мой ответ. Всё так же внимательно рассматривает. Моя исповедь ни капли не трогает ледяное сердце диктатора. Неужели у меня нет шансов? Сейчас я поем, и головорез выставит меня вон из своего замка.
– Как зовут?
– Кристина.
Мурадов переводит тему разговора.
– Давно ты ела?
– Два дня назад. Нашла булку на мусорке.
Без комментариев.
Следующая фраза швыряет меня в пропасть разочарования.
– Я предлагаю решить все по-тихому. Ты сама выскочила на дорогу.
Настроение быстро пропадает. Всё. Я откладываю вилку в сторону. Этого я и боялась. Что он выставит меня из дома ни с чем. Я поняла, для чего был устроен чёртов пир. Якобы в знак извинений. Нет, нет. Не это мне нужно. Другое.
– А вы меня сбили. Там был пешеходный переход.
Зря. Не та тактика, Крис. Не буди зверя. Пререкаться нельзя. Просто… само вырвалось. Не хотела. На автомате. На эмоциях.
Поздно. Амбал нахмурился. Я слышу, как хрустят его кулачищи, которые он вдруг ни с того ни с чего сжал.
Пауза. Громила что-то решает насчёт меня в мыслях. Резко отвечает:
– Я дам тебе денег, и завтра утром ты уйдешь.
Нет. Ох, нет!
Надо действовать. Прямо сейчас.
– Но… Но…
– Что ещё? – грозно прищуривается. – Я дам тебе достаточно. Ты не сильно пострадала.
Дело дрянь. Его решение не поддаётся обжалованию. Придётся… Боже! У меня нет больше идей. Придётся сыграть на инстинктах. Похоти. Секса. Разврата. Он не устоит перед голым женским телом. Нетронутым. Молодым. Соблазнительным.
От отчаяния и паники оказаться вновь вышвырнутой на мусорку у меня едет крыша. Я не хочу обратно в то пекло!
Я вскакиваю со стола. Голова кругом, окружающие предметы вращаются юлой перед глазами. Слишком нервничаю. До такой степени, что как рохля спотыкаюсь о ножку стула. Почти падаю. Кое-как держу равновесие.
Не я. Падают на пол со звоном столовые приборы. А я задубелыми пальцами впиваюсь в пуговицы рубашки, тяну их, тяну. Пытаюсь расстегнуть. Не получается с первого раза. Как будто рук лишилась.
Боже, какой позор. Так неловко. Я похожа на идиотку. Даже раздеться нормально не могу. Руки трясутся.
Кое-как я срываю с себя рубашку. И трусики тоже снимаю. Сжимаю их в кулаке. Стыд. Позорище! До чего докатилась. Я полностью голая. Перед бандитом. Предлагаю себя, как вещь на аукционе.
Я зажмуриваюсь, от страха почти не дышу. Заикаясь, я произношу с дрожью в голосе:
– Я хочу стать вашей… Купите меня.
Вашей? Кем?
Шлюхой. Проституткой. Игрушкой.
Язык не поворачивается сказать это дерьмо. Потому что стыдно. Воротит от самой себя. Но что делать…
Девочкой.
Так авторитет называет своих подстилок.
Бандит не шевелится. А я глаза боюсь разомкнуть. Не чувствую доброты и жалости с его стороны. Вот вообще ни капли. Значит, миссия – провал?
Холод, лёд, яд. Бьёт меня точно в лицо порывом северного ветра. Его рычащий голос:
– Пошла вон. Я открываю глаза. Сжимаюсь в комок, сутулясь, будто защищаюсь, а он нападает. Но это не так. Сидит как статуя. Неподвижная, но разъярённая.
– Нет. Не прогоняйте. Послушайте, я…
– Имран! Вышвырнуть! Немедленно!
Не слышит меня. Плюет на мольбу. Почему? Что разгневало мужчину? Чем не угодила?
– Пожалуйста, нет! Выслушайте…
Я нервно подбираю с пола рубашку, прикрываю обнажённое тело, когда слышу торопливые шаги. У меня начинается паника. Надо что-то делать! Срочно!
Я закрываю глаза и отчаянно выкрикиваю:
– Если вы выставите меня из дома, я скажу всем… Что вы меня… избили. Запишу видео и выложу в сеть! Оно разлетится по всему миру! Митинг соберу.
Отодвигаю в сторону рубашку, демонстрирую вожаку жуткие гематомы на животе. Те, что оставили мне ублюдки из переулка. Он скалится.
Остановись, Крис! Ты спятила? Меня утопило в отчаянии, поэтому я не контролирую свою речь. Слова вырываются быстрее мыслей. Я камикадзе. Я ведь ещё сильнее злю монстра.
Бесполезно. У этого чудовища нет ни души, ни сердца.
