История с увольнительной для Степана имела продолжение. Едва он успел после беседы в особом отделе появиться в расположении роты, как тут же был вызван к комбату.
Тот хмуро кивнул в ответ на приветствие и коротко обозначил причину вызова:
– Иди к комполка!
Пришел, доложился полковнику Репринцеву. Тот вышел из-за стола, поздоровался с ним и закурил, прохаживаясь по кабинету. Гришин все так же стоял посреди комнаты.
– И что мне с тобой делать, Гришин? Все вроде правильно – разрешение у тебя имелось. Правда, подписано не мной, а комдивом, но он в своем праве. В этом-то и закавыка. По форме все правильно. А по факту – оставление части в военное время. Какие увольнительные могут быть? И особисты молчат. Что странно в нашем положении. В общем, так. Наказанием тебе будет то, что я вычеркнул тебя из списка на выдвижение на должность командира батальона. Хорошо хоть капитана успел получить до своей увольнительной. Что-то не вижу на твоем лице огорчения? Ты хоть бы изобразил его, а то стоишь и чуть не лыбишься, когда командир тебе выволочку делает. Неуважительно это по отношению к вышестоящему начальству. Ладно! Тебя сейчас хрен прошибешь!
Репринцев замолчал, затягиваясь, а Гришин поймал себя на мысли, что действительно улыбается. Быстро согнал улыбку с лица, сделав его серьезным и озабоченным.
– Как там?
– Не понял, товарищ полковник? Там – это с той стороны или в семье?
– Ну, начни, как там с той стороны.
– Хорошо там! Войны нет. Живут богато, хотя жалуются, что это не так.
– Ну, человек – такая скотина, быстро к хорошему привыкает и требует еще большего. Как жена? Дети?
– Тоже хорошо!
Гришин вздохнул и продолжил:
– Только вот привыкнут там к той жизни – мультикам по телевизору, хорошим игрушкам, красивой одежде – трудно будет им в нашей жизни.
– Ничего, если эта дырка во времени не закроется, все тут будет. Посмотри, какие казармы строят! Парки для техники! Обещают полковые городки построить, как фронт с нами соединится. А дивизия наша теперь тут пожизненно будет Портал и Особый район охранять. Так что сам понимаешь. Ладно, иди служи!
– Слушаюсь!
И Степан вернулся в свою роту, где все уже знали, что ротный нашел жену, детей и даже побывал на той стороне, и по-хорошему завидовали. Особенно те, у кого родные остались под немцами.
Все пошло своим чередом – занятия по боевой и политической подготовке, наряды и караулы. Рота пополнялась до новых штатов, и Гришин лично распределял новых бойцов по взводам, стараясь не ослабить костяк ветеранов. Новички прибывали в основном из Пограничных войск южных, сибирских и дальневосточных округов. Они были уже знающими службу бойцами, но, естественно, не имели именно фронтового опыта. Все ожидали поступления новой техники. 87-й полк уже получил весь комплект БТРов, следующим на очереди был их 252-й полк. Неожиданно, в один день, у соседей забрали все бронетранспортеры и передали в одну из частей 20-й армии. Люди ничего не понимали. Слухи ходили самые разные – от скорого расформирования еще до конца не сформированной их дивизии и перевода полков снова в войска охраны тыла уже 20-й армии до версии передачи личного состава в состав формируемых мотострелковых дивизий все той же 20-й армии.
Но все разрешилось в течение нескольких дней. Прибыла новая техника. Новая – в смысле другая. Другие бронетранспортеры с закрытым сверху броней десантным отделением и башенкой с двумя пулеметами. БТР-60ПБ с противопульной броней, на восьми колесах и плавающие. Подобные машины были и у союзников, но более новой модели. Союзники по поводу подобных машин особого пиетета не испытывали, но для красноармейцев, не знавших других транспортных средств круче «полуторки» и ЗиСа, вообще лишенных какой-либо защиты, и эта броня была праздником. Да еще БТР обладал таким серьезным аргументом поддержки отделения, как пулемет калибра 14,5 мм, способного озадачить любой немецкий танк, включая и Т-IV. Хотя последний можно было подбить из этого пулемета только в борт или корму.
Техника была явно с хранения, но это нисколько не расстроило людей. Рота в полном составе с энтузиазмом под руководством технарей союзников приводила ее в боевое состояние.
Техника прибывала эшелонами один за другим, и все три бывших полка охраны тыла в несколько дней стали мотострелковыми. Одновременно получили и новое оружие. Пришлось передать уже полюбившиеся ППСы и РПД армейцам и получить АКМ, РПК, ПКМы и СВД. Комполка передал командирам всех степеней, что в запасе у них недели две на освоение техники и оружия; что в любой момент по приказу Ставки дивизии 20-й армии перейдут в наступление и уже полкам их дивизии снова придется оборонять периметр Особого района. Поэтому все силы и все время должны быть брошены на самое главное – освоение оружия и техники.
Если в первую неделю после той увольнительной Степан еще сумел пару раз вырваться и увидеть Веру и даже один раз переночевал с ней в какой-то кладовой школы, то теперь времени на это попросту не осталось.
Вызов к комполка был крайне неожиданным и не сулил ничего хорошего. Степан шел в штаб и гадал о причине вызова, перебирая в памяти события последних дней. И уж совсем ему тревожно стало, когда он, войдя в кабинет комполка, увидел там Брацлавского – комиссара полка и начштаба подполковника Одовянова. Репринцев сидел на своем месте во главе стола, начштаба расположился слева за столом, а комиссар, гладя кошку, пристроился на диванчике у стены. Доложился о прибытии. Все трое внимательно и молча смотрели на него, как будто видели впервые. Только во взгляде комиссара читалась легкая улыбка, что обнадеживало. Хотя, возможно, это была реакция на активно мурлыкающую кошку. Пауза затянулась. Наконец Репринцев хмыкнул и неожиданно спросил ротного:
– Степан Антонович, ты же знаешь историю нашего полка?
– Так точно! Полк с началом войны был развернут на базе сто тридцать шестого отдельного батальона конвойных войск НКВД.
– Верно! Так вот, говоря языком контингента, который личный состав батальона и сопровождал, – фартовый ты, капитан! Ну сам посуди. Войну ты начал с первой же минуты, два раза выходил из окружений, пройдя пешком с западной границы до Смоленщины. Здесь воевал на самом горячем участке. Снова выжил, получил шпалу и орден. И все это за четыре месяца! Нашел семью. Побывал на той стороне!
Комполка, подняв палец, кивнул в сторону Портала.
– Продолжаю. За это мог иметь неприятности. Но! Новые друзья твоей жены на той стороне оказались людьми непростыми. Это мягко говоря. И не сочли затруднением замолвить за капитана Гришина словечко перед самим представителем Ставки, комиссаром государственной безопасности Цанавой Лаврентием Фомичом! Казалось бы, уже явный перебор везения, однако нет! Как ты знаешь, на базе наших трех полков охраны тыла формируется мотострелковая дивизия, в штате которой имеется танковый полк, а в нем мотострелковый батальон, командиром которого был назначен очень заслуженный и хорошо известный в верхах майор. И он должен был прибыть к новому месту службы сегодня ночным самолетом. Но он же не знал, что в нашей дивизии и конкретно в двести пятьдесят втором полку есть человек, у которого Фарт – второе его имя. Поэтому уже на аэродроме в Москве майор поскальзывается и – бац! Двойной перелом ноги со смещением костей. Госпиталь на два месяца минимум. И то, наверно, еще с палочкой походить и после него придется. А война не ждет. О сроках ты в курсе. В общем, принимается решение срочно назначить комбатом самого опытного ротного. И таковым из трех полков оказался капитан Гришин. Что я там говорил несколько дней назад о вычеркивании тебя из списков на повышение должности? Забудь! Приказом по дивизии ты назначен на должность командира мотострелкового батальона танкового полка. Все документы уже отосланы. Тебе срок до вечера сдать дела и убыть к новому месту службы. Где танкисты стоят, знаешь?
– Так точно!
– Кого оставишь за себя?
– Командира второго взвода. Он справится.
– Это мы решим сами. А пока роту ему передай. И это… Не подкачай! Доверие нужно оправдывать. Прощаться не будем, не за линию фронта отправляешься. В одной дивизии служить будем, еще встретимся.
После этих слов командир протянул Степану руку на прощание. Следом поднялись со своих мест комиссар и начштаба. Попрощались тепло, что-то говорили, Гришин в ответ благодарил, но был немного не в себе. Выйдя от комполка, на автомате дошел до своей палатки. Собрал нехитрый скарб, поместившийся в сидоре, и двинул в парк. Неизвестно откуда, но в роте уже все знали о новом назначении ротного. Через несколько минут вокруг Гришина собралась толпа. Степан шепнул командиру второго взвода, тот подал команду строиться, и через минуту рота стояла перед ним в двухшереножном строю. У Гришина комок встал в горле. В строю было много новичков, занявших места убитых и раненных в последних боях, но рядом с новичками стояли и те, с кем он пробивался из-под Бреста. Их было немного, всего лишь несколько человек, но за эти месяцы боев они стали частью его самого, а он – их частью. Побольше было тех, кто воевал рядом с ним уже в составе 252-го полка. И они уже успели стать практически его семьей. Расставался он сейчас не просто с прежним местом службы, а с частью самого себя и с родственниками. Обведя глазами строй, хриплым от волнения голосом он поблагодарил бойцов за службу и выразил уверенность, что они всегда могут положиться на него, а он на них, если судьба сведет их снова в бою. Рота дружно ответила. Объявил, что за командира роты пока остается командир второго взвода, и отправил роту продолжать регламентные работы на технике. После этого ввел остающегося за него комвзвода-2 в курс дел и дал несколько коротких советов. Затем пожал тому руку и, закинув сидор на плечо, двинулся в расположение танкового полка.
Вечером Гришин после представления командиру полка прибыл в расположение своего батальона, который на этот момент состоял из нескольких десятков человек и шести больших армейских палаток, одна из которых была его новым домом и штабом одновременно. Расположившись за сбитым из плохо оструганных досок столом, он открыл штатное расписание батальона и вслух произнес:
– Ну, приступим! Что тут у нас? Итак, мотострелковый батальон на БМП. Э-э-э, что такое БМП? Где-то слышал. А, вот сноска: БМП-1 – гусеничная боевая машина пехоты… масса… экипаж… бронирование… вооружение… пушка «Гром»… 73-мм. Охренеть! Это ведь танк! Танк, способный перевозить под броней пехоту. Как у Васильева. Только на его машинах было по две пушки – 100-мм и 30-мм. Но и здесь… И еще плавающая машина! Вот почему новый командир полка говорил, что мой батальон – единственный такой во всей РККА. Сколько их в батальоне? Сорок две штуки. Ха-ха! Ну, фрицы! Только бы мне дали до вас добраться! Читаем дальше. Штаб – одиннадцать человек. Должности – вижу. Дальше… три мотострелковых роты, плюс минометная батарея – восемь БМ-37 – знаем! Пулеметный взвод – шесть ПКСМ… Зенитная батарея – четыре ЗПУ-4… Ого! Сила! Взвод связи, взвод обеспечения, медпункт.
Гришин откинулся назад, опершись на столб палатки, и закурил, задумчиво глядя куда-то вдаль.
– Ну, что, Степан Антонович? Будем соответствовать оказанному доверию, – наконец произнес он и, гася окурок, окликнул дежурного.
– Дежурный! Всех командиров, имеющихся в батальоне, собрать сюда через пятнадцать минут!
Особый район.
Армейский госпиталь
Иван Колосов сидел на лавочке в коридоре госпиталя и, пряча волнение, мял папиросу. Вчера военно-врачебная комиссия признала его здоровым и годным к строевой службе. Более месяца провалялся он на койке, залечивая рану. И это еще быстро! Так утверждал врач, лечивший его. Благодаря медикаментам, оборудованию и методикам, переданным союзниками, стало возможным поставить его в строй так скоро. Он этого дня ждал с нетерпением. После того как Иван пошел на поправку, он с жадностью слушал рассказы находившихся вместе с ним на излечении раненых бойцов и командиров 16-й армии о боях под Вязьмой. Некоторым рассказам не верилось – слишком уж необычно это было. Например, что немецкая авиация боится бомбить наши войска в районе Вязьмы, что артиллерия стреляет как никогда точно. А уже под самый конец пошли рассказы про невиданные танки, наносившие контрудар, чтобы прикрыть отступление частей армии. Говорившие были не танкистами и вряд ли могли отличить БТ от Т-34, а Т-34 от КВ, поэтому этим рассказам он не доверял. А вот про немецкую авиацию Иван скорее верил, чем нет. Потому что самолеты, гудение моторов которых он слышал в небе и днем и ночью, были только свои. Ни разу в госпитале армии, находившейся в окружении, не объявляли воздушную тревогу. Что было крайне удивительно. За первые месяцы войны Иван привык к обратному – если в небе гудит мотор, то это летит немец.
И вот, наконец, он услышал от председателя комиссии слова «Годен к службе без ограничений!» Душа его возликовала! Может, и его БТ цел? Жаль, если это не так. Послужил ему танк верой и правдой. Но Иван согласен на любой танк. Лишь бы в бой!
И холодным душем его окатили слова представителя штаба 20-й армии: «Штаты танковых подразделений армии укомплектованы полностью. Есть даже небольшой резерв. Так что пока только в запасный полк. Начнутся бои – наверняка найдется место. А пока придется обождать».
Иван вышел из кабинета как в воду опущенный. Всю ночь ворочался, просыпался, выходил курить, а утром собрал свои накопившиеся уже в госпитале вещички и пошел в строевую часть получать документы. Документы ему выдали, но сообщили, что ему нужно зайти в кабинет 23, где его ждут. Колосов не торопясь двинулся к указанному кабинету. Постучался, вошел. В кабинете находилось два человека. За столом сидел старший лейтенант с зелеными петлицами, а перед ним боец, так же, как и Иван, выписанный вчера из госпиталя. Не успел Колосов доложиться, как старший лейтенант нетерпеливо его прервал:
– Обождите в коридоре!
Вот он сейчас и ждал, когда старший лейтенант, пограничник, освободится и можно будет зайти, гадая, зачем он, танкист, может понадобиться пограничникам. В голову пришли два варианта. Первый – в полках охраны тыла могли иметься бронеавтомобили. И Колосову этот вариант не нравился. Не хотелось с танка, пусть и не самого современного, пересаживаться на технику откровенно устаревшую. Даже японцев на Халхин-Голе бронеавтомобили уже удивить не смогли. А уж немцев и подавно. Второй вариант был еще хуже: старший лейтенант – командир войск НКВД. А значит, мог быть из особого отдела. Правда, с Иваном, когда он более-менее оклемался, уже беседовал особист. Его интересовал эпизод прорыва экипажа Ивана из окружения. Тогда же ему отдали его личные вещи, сохраненные его спасителями.
Наконец дверь открылась, и в коридор вышел тот самый боец. Оглядев коридор, заметил Колосова на лавочке и направился к нему. Подойдя, козырнул и сообщил:
– Вас ждут, товарищ младший лейтенант!
Вошел, представился. Старший лейтенант кивком головы указал на освободившийся стул перед ним и, зажав в зубах папиросу, стал перекладывать стопку лежащих перед ним папок, ища нужную.
Наконец нашел и, развязав тесемки, открыл ее.
– Итак, Иван Сидорович Колосов, младший лейтенант… Все так? – закончив читать биографическую справку, переспросил Ивана пограничник.
– Да! – подтвердил Колосов.
– Иван Сидорович! Предварительно на основании анкетных данных вам предлагается для дальнейшего прохождения службы танковый полк дивизии НКВД. Что вы скажете?
– А мое мнение имеет значение?
– Имеет. Это особая часть, и если вы категорически не согласны с назначением, никто неволить вас не будет. Можете в таком случае отправляться в резерв танковых экипажей армии и ждать своей очереди.
– Видите ли, я хочу на фронт, а войска НКВД, скорей всего, будут прикрывать тылы фронта. А я танкист! Держать меня в тылу – это неправильно.
– Ну, у вас довольно превратное представление о войсках НКВД. Вот, к примеру, для вас война когда началась?
– Наша армия прибыла на фронт в первых числах июля.
– А для меня и моих бойцов – на рассвете двадцать второго июня. И самое мощное оружие, с которым мы встретили врага, был пулемет «Максим». Но наша застава держала позицию трое суток. А было бы у нас что-нибудь мощнее, чем дедушка «Максим», мы бы продержались дольше и взяли бы больше жизней врагов. Вы не переживайте. Война только началась, и на вашу долю ее еще хватит.
Старший лейтенант лгал. Никто уже попавший в эту дивизию, скорей всего, на фронт не попадет. Их фронт будет здесь – охрана и оборона Особого района. Но лгал он искусно, даже сам верил в то, что говорил. Потому как задача была поставлена очень сложная – быстро укомплектовать формируемый танковый полк кадрами. Проверенными кадрами! И главное – быстро. Потому что дивизии 20-й армии скоро уйдут, и оборона Особого района ляжет на дивизию НКВД, и иметь в ее составе хотя бы один ударный кулак жизненно необходимо. Понятно, в критической ситуации союзники введут свои части и выправят ситуацию, как это они сделали в самом начале. Но они крайне неохотно выделяют подразделения для непосредственного участия в боях, не желая нести потери среди личного состава. И по этой причине руководство старшего лейтенанта дало тому понять, что крайне желательно решать проблемы своими силами и за счет своих ресурсов. Быстрота в их деле, как правило, вела к ошибкам, которые карались жестко. Однако те же союзники значительно облегчили эту задачу, предоставив свои технические возможности.
Поэтому старший лейтенант с чистой совестью продолжил:
– К тому же вам предстоит пройти еще одну серьезную проверку, и вполне возможно, вы нам не подойдете. Согласны на проверку?
Колосов совсем приуныл. Что резерв, что проверка – это все не быстро.
– Как долго продлится это проверка? – уже для проформы поинтересовался Иван.
– Ну, дольше полутора часов ни разу не было.
Колосов удивился.
– Давайте тогда проверку.
Иван горестно вздохнул про себя: «Видно не открутиться от бронеавтомобиля!»
– Вот и хорошо! Значит, так. Вы пока погуляйте, а в семнадцать часов будьте у КПП госпиталя. Оттуда я вас всех отведу на проверку.
Старший лейтенант сделал надпись карандашом на папочке с фамилией Ивана и отложил ее в отдельную стопку. Колосов, взглянув на нее, оценил работу особиста: «Человек десять уже точно будут в этой группе со мной. Интересно, танкисты есть?»
Всего их к семнадцати часам набралось восемнадцать человек. Особист работал без перекуров и обеда. Не обедал и Колосов. Потому как был еще между небом и землей – не приписан ни к какой части. Народ собрался раньше указанного времени, потому что идти было попросту некуда. Все вокруг было забито частями, то и дело мимо госпиталя проходили комендантские патрули, проверяя поголовно у всех встречаемых документы. Хорошо хоть, во двор госпиталя не заглядывали. А с комендантом госпиталя особист вопрос о нахождении на его территории отобранных им людей решил. Среди таких же, как Иван, нашелся и танкист. Сержант Александр Спиридонов, механик-водитель танка Т-34 из 143-й бригады. Пока ждали, рассказали друг другу свои нехитрые истории. Это по штату Спиридонов был механик-водитель Т-34. А как сгорела его машина в боях северо-западнее Вязьмы, успел повоевать и на БТ-7, и на Т-26. На Т-26, последний танк их сводной группы, он попал как раз перед отступлением 16-й армии из Вязьмы. И надо же было так случиться, экипаж получал приказ на марш, когда рядом разорвался случайный снаряд. И из экипажа уцелел только он один. Не совсем уцелел, частично, потому как получил ранение. Но сейчас уже все позади. Опасения Ивана он искренне разделял, добавляя, что для него после Т-34 пересаживаться на что-то более древнее вообще как ножом по… Хотя в конце, поглядывая на Ивана, заявил, что и на Т-26 воевать можно, если командир с головой.
Особист был пунктуален. Ровно в семнадцать часов он появился у КПП с еще одним бойцом, по сидору на плече и бледному виду опознанным Иваном как такой же, как и они, выписанный из госпиталя и согласившийся на проверку.
Изобразив из группы подобие строя, старлей повел их к месту проведения проверки. Дошли минут за пятнадцать. Тут все было близко. Остановились у здания, типичного для союзников. Особист переговорил с вызванным начальником караула и, махнув рукой группе, разрешил войти. В коридоре он разделил группу на четыре части, назначив старших и назвав им номера дверей, где они должны пройти проверку. Сам возглавил группу, в которую попали Колосов и Спиридонов. Заглянув в дверь, старший лейтенант повернулся и произнес:
– Заходим по одному! По команде!
Колосов, бывший в образовавшейся очереди вторым, зашел в помещение минут через сорок.
В комнате за столом в кресле сидел немолодой человек в очках. На столе перед ним стояли непонятные предметы. Из знакомого Ивану была только настольная лампа, свет которой был направлен на стол перед незнакомцем. Человек был одет в типичную для союзников темно-зеленую форму и смотрел на нечто, похожее на открытый чемоданчик. Точнее, смотрел на крышку этого чемоданчика. Что там было такое интересное, Ивану было не видно. Однако человек смотрел туда, иногда опуская глаза на доску с множеством кнопочек, по которым он быстро стучал всеми пальцами обеих рук. Очень похоже, что он как бы работал на печатной машинке, но это была точно не она. Доска была слишком плоская для этого. Не прерывая занятия, он указал Ивану на стул и произнес: «Секундочку!» Иван занял указанное место и с интересом стал следить за хозяином помещения, пытаясь догадаться, чем он в данный момент занимается.
Секундочкой дело не обошлось, но менее чем через минуту он утверждающе ткнул в большую клавишу и устало откинулся в кресле, глядя на непонятный агрегат, стоявший сбоку от чемоданчика. Тот загудел и через секунды выплюнул один за другим три листка бумаги. Человек удовлетворенно сложил их и, вытащив из-под стола маленький предмет, щелчком скрепил эти три листка. После чего отложил на край стола, встал с места и, обходя стол, обратился уже к Колосову:
– Так, молодой человек. Сейчас мы прицепим вам датчики. Не бойтесь! Это не больно и не страшно. Вот сюда, сюда и сюда. Все, датчики не трогаем.
Говоря все это, он ловко цеплял какие-то ремешки и зажимчики с проводками на кисти рук и пальцы Ивана. Провода эти были подсоединены к тому самому чемоданчику, стоявшему у него на столе. Чувствовалось, что практика в цеплянии этих непонятных штук у него большая.
Вернувшись на место, он снова устремил взгляд в чемоданчик.
– Итак, прежде чем начнем, поясню. Я задаю вопросы – вы быстро и не раздумывая отвечаете. На любые вопросы! Даже если они вам покажутся неуместными или попросту дикими. Начали! Имя, отчество, фамилия, год и место рождения, воинское звание и специальность?
Иван автоматически начал отвечать, а незнакомец – быстро стучать по клавишам. Выспросив биографические данные, он начал задавать вопросы. Причем действительно некоторые из них выглядели, мягко говоря, странными. Иван добросовестно отвечал, стараясь делать это быстро. Процесс этот занял не более получаса. Так показалось Ивану. Тем не менее он почему-то чувствовал себя после этого как выжатый лимон. Наверно, все же сказывалось ранение и то, что он не ел со вчерашнего дня.
Ожидание, когда процедуру пройдут все, затянулось еще почти на два часа. К этому моменту в коридоре появились четверо бойцов-пограничников с короткими, похожими на немецкие, автоматами. Когда все закончилось, старший лейтенант обошел все четыре кабинета и, выйдя из последнего, приказал построиться в коридоре. В руках у него были те самые скрепленные между собой листочки. Заглянув в один из них, он назвал три фамилии, приказав выйти из строя. Фамилии Колосова и Спиридонова не прозвучали.
– Вы трое отправляетесь в запасный полк Двадцатой армии. Сержант! – это он уже обратился к пограничникам. – Вы свободны!
Колосов понял, что эти трое не прошли проверку. И судя по напряженным бойцам-пограничникам, не всегда непрошедшие проверку отправлялись в запасный полк. Но только, вот убей, никак не мог Колосов понять, в чем эта проверка заключалась и как можно было выявить, кто есть кто. Ну, не посредством же идиотских вопросов, в самом деле!
Особист привел оставшихся шестнадцать человек в штаб полка дивизии НКВД. Оказывается, в этой дивизии был танковый полк, к радости Колосова. Хоть в этом повезло! Там их распределили по подразделениям. Спиридонов и Колосов получили назначение в первую роту второго танкового батальона. Что отрадно, в один экипаж. Колосов – командир танка, Спиридонов – механик-водитель. От радости, что все-таки у него будет танк, а не бронеавтомобиль, Иван забыл спросить марку танка. Остальные шестнадцать человек отправились в мотострелковый батальон полка. Уточнив расположение батальона, двинулись к новому месту службы. Уже подходя к палаточному городку, учуяли запах полевой кухни. Желудок моментально отреагировал, требуя подкрепиться. А нечем! Ротного в расположении не было. Поэтому решили представиться утром. С помощью дежурной службы нашли палатку роты. Вошли. В палатке на двухъярусных кроватях и возле двух печек кучковались полтора десятка служивых. Кинули сидоры на две свободные койки по соседству и пошли знакомиться.
Оказалось, что местные – это они со Спиридоновым. Остальные прибыли самолетами с Большой земли. Ночью ожидалось очередное пополнение. И еще одну особенность отметил Колосов: все до единого имели боевой опыт. Многие имели ранения и попали сюда после госпиталей. Правда, воевали на разных машинах, и Иван не уловил в этом вопросе системы. Что характерно, все прошли проверку на чемоданчике. Что это – не знал никто. Более того, прибывшие с Большой земли союзников ранее не видели никогда, поэтому удивлялись многому тому, к чему Колосов и Спиридонов уже понемногу привыкли. Человек же к хорошему быстро привыкает!
Надо отдать должное, новые сослуживцы сразу смекнули, что вновь прибывшие голодны, и почти сразу же на печурке была разогрета тушенка, нарезан хлеб и заварен чай. Вот в процессе подготовки этого легкого перекуса и во время него и шел обмен информацией. Когда Иван и Спиридонов закончили свои рассказы, Колосов вспомнил мучавший его и Александра вопрос:
– А что за техника-то в батальоне?
Ответом была тишина. Только на лицах новых сослуживцев Иван увидел снисходительные улыбки.
– Что? В штабе мне сказали – «командир танка». В экипаже – четыре человека. Не, ну я понимаю – это точно не КВ, не Т-28, и даже не Т-35. Я командир танка. Сашка – механик, еще есть наводчик и заряжающий. По количеству экипажа похоже на Т-34. Сашка не даст соврать – он на «тридцатьчетверке» воевал. Но там в башне трое не поместятся. Что за техника? Чего лыбитесь и молчите?
Ответил ему на вид самый опытный, тоже командир танка, лейтенант Стариков.
– Завтра, Вань, все завтра! Комвзвода еще не назначили, ротному представишься. Он тебе номер машины скажет, может, кого из тех, кто сегодня прилетит, в экипаж тебе дадут, мы-то уже расписаны. И в парк. Там и увидишь. А сейчас давайте-ка отбиваться. Ночью новенькие опять спать не дадут, будут тут шариться. А дел у нас ой как много! Успеть бы с ними к сроку. А то пойдем в бой пехотой, так как танки нам не доверят.
Иван с Александром переглянулись, ничего не поняв, и, поблагодарив за ужин, двинулись к койкам. Заснули почти сразу, день и правда был длинный и суматошный. Ночью даже не слышали, как прибыло пополнение и укладывалось добирать часы сна на свободные койки.
Утром после быстрой зарядки и плотного завтрака Иван и Александр представились ротному. Тот их назначил в первый взвод, утвердив просьбу Ивана о назначении к нему в экипаж механиком Спиридонова. Тут же из новеньких добрали наводчика и заряжающего. Наводчиком оказался сержант, татарин Эдик Нигматуллин, а заряжающим – крепыш москвич Александр Беспалов. Их машина имела бортовой номер 47.
С остальными ротный продолжил разбираться, а их экипажу приказал убыть в парк в распоряжение техника роты, что они и сделали, знакомясь уже на ходу. Парк располагался на другой стороне перелеска. И парком он просто назывался – это был участок поля, никак не размеченный на местности, но охраняемый караулом из состава мотострелкового батальона. Это все они рассмотрели потом. А сейчас, выйдя по уже хорошо утоптанной сотнями ног тропе к парку, они остановились в ошеломлении.
Первым подал голос Нигматуллин.
– Это… это, что за танки? Это вообще танки?
В полусотне метров от них на широких гусеницах стояла приземистая машина в уже зимнем камуфляже, не похожая ни на что ранее виденное. Да что там виденное! Это даже во сне не могло представиться. Большая мощная машина с пушкой невиданной длины и очень серьезного калибра, с огромной округлой башней, с множеством непонятных предметов на ней, крупнокалиберным пулеметом на люке справа. И вся лобовая проекция, и бортовые экраны были покрыты какими-то непонятными коробочками.
