– Платье обгорело, вероятно – было пламя, пожар.
– Потом займёшься. А сейчас езжай к Финляндскому вокзалу, там народ собирается. Посмотри, послушай – о чём говорят, не собираются ли бузить?
А дальше день за днём обычная служба. На шестой день вспомнил о Беневской, которая находилась в больнице. Пока наблюдательное дело не закрыто, ибо нет рапорта от Матвея, и начальство обязательно спросит результаты. Не хотелось, но поехал. А хирург его огорошил:
– Так забрали её третьего дня. Приехал мужчина, представительный такой, представился её братом. А с ним ещё один. Можно сказать, на руках до пролётки донесли. Раненой-то лучше стало, однако на перевязки ездить надо как минимум через день.
– Если третьего дня забрали, то сегодня должны на перевязку привезти?
– Не было, хотя…
Доктор вытянул за цепочку карманные часы, добротные «Буре и сын», откинул крышечку, заиграла мелодия.
– Время для перевязок уже позднее. Наверное – не появится.
В душе шевельнулось нехорошее предчувствие. На допросе доктора он сам видел «скорбный лист», как называлась история болезни, переписал себе установочные данные – фамилию, адрес. Поблагодарив доктора, вышел на улицу, остановил пролётку, отправился по адресу пострадавшей. И здесь его тоже ждал сюрприз. Постучал в двери съёмной квартиры, ибо дом доходный. А вышла соседка.
– Нет их никого, съехали. И слава богу, провоняли весь подъезд какой-то химией. Что уж они там делают? Неуж алхимики какие?
Матвей удивился показаниям соседки. Подозрительно, что пахло химией, и никто не сообщил в полицию. Времена алхимиков прошли давно. Похоже – в квартире занимались экспериментами со взрывчатыми веществами и соседке повезло, что взрыв получился слабым. Могло не только квартиру разрушить, но и дом, если бы количество ингредиентов было побольше. Матвей пришёл домой, поужинал, отец заметил, что он не в настроении.
– Давай-ка побеседуем. Что кручинишься?
– Женщина в больницу поступила четыре дня назад, ранена осколками стекла, платье с прожогами.
– У самого какие мысли?
– Боюсь, экспериментировала со взрывчаткой.
– В правильном направлении мыслишь. Переведи её в тюремную больницу или приставь к палате полицейский пост, чтобы не сбежала.
– Уже.
– Что уже?
– Пришёл я сегодня в больницу, а доктор сказал – забрали её, со слов – брат. Обещали на перевязки привозить. Сегодня срок был, но на перевязку не привезли.
– Упустил!
Павел задумался.
– У доктора спрашивал, с чем перевязки? Я имею в виду, на раны какие-то мази прикладывать, пилюли или порошки пить надо?
– Не сообразил.
– С утра и не медля. Потом по аптекам. Если на перевязки не привозили, стало быть, на дому делают. А кто? Кого-то из медикусов подкупили, на дом приходят. С врачами в больницах поговорить надо.
– Да в столице сколько больниц?
– Десятка три. Думаю за три дня и управишься, если повезёт. В расследовании везёт не всегда, по крупицам улики собирать надо. А главное – думать всё время. Вот сказал тебе доктор вчера о перевязках, ты бы поинтересовался – как, да чем? И завтра бы уже визита в больницу не было.
– Виноват, не догадался.
– Не винись, не перед начальством. Любое своё действие анализируй, делай выводы. Не зря поговорка родилась – дурная голова ногам покоя не даёт. Ты уж не обижайся, народ придумал, не я. И ещё. Попомни моё слово, женщина эта лишь пешка. Должна быть группа. Одиночки бомбы делают редко. Посмотри по сводкам, были ли покушения в течение года с применением динамита, есть ли задержанные? Если есть, допроси, собери информацию по крохам. Где взрывчатку брал, кого из бунтарей знает?
– Да у них же ни постоянного места жительства, ни фамилий. У многих подпольные клички.
– А всё равно – какова внешность, где встречались, к какому течению принадлежит?
– Мне до отставки по выслуге лет это всё собирать придётся!
– Это поперва так кажется. Пооботрёшься, привыкнешь. Не боги горшки обжигают. И я так начинал.
Для начала Матвей открыл адресную книгу. Любой желающий мог подать в городскую управу сведения о себе – адрес, род занятий, номер телефона, если он был. Выбрал адреса аптек. А с утра в больницу к хирургу.
– Доброе утро, доктор! Беневская на перевязку не приходила?
– Никак нет. Уж думаю – не случилось ли чего худшего?
– О! Думаю – вас известили бы. Подскажите, пожалуйста, перевязки с какими-то мазями?
– Молодой человек! Мази обязательны! Попробуйте отодрать бинт, присохший к ране. Это же мучительно больно и рана снова начнёт кровить.
– Простите, не знал. А какую мазь вы рекомендовали?
– Дегтярную.
– Она же вонючая, ею мужики сапоги мажут, чтобы не промокали.
– Лечебная значительно слабее.
– Может быть, какую-то аптеку рекомендовали?
– Это на усмотрение болящего. Обычно пользуются той, что ближе к дому или, если уже лекарства редкие, в солидную аптеку, вроде заведения доктора Пеля, она напротив Андреевских торговых рядов, что на Васильевском острове.
– Спасибо. А кто может в частном порядке делать перевязки?
– Любой медикус. В столице чаще обращаются в больницу Святой Марии Магдалины.
– У Тучкова моста?
– Верно.
Матвей откланялся и прямым ходом на Васильевский остров, в аптеку. Дом солидный, красного кирпича. На первом этаже аптека, выше – лечебница. В аптеке обстановка дорогая, мебель чёрного дерева, пол мозаичный. Матвею повезло, за прилавком сам профессор – лысый, с пышными усами.
– Что господину угодно? – осведомился владелец аптеки и лечебницы.
Матвей, поздоровавшись, показал жетон.
– Не подскажете, последние пять дней кто-нибудь берёт у вас бинты и дегтярную мазь?
– Есть такие, двое. Готовим по заказу.
– И фамилии и адреса есть?
– Как положено, мы же не знахари какие-нибудь.
Пель открыл толстую книгу.
– Вот, пожалуйста. Сергеева Мария Ивановна и Конопляникова Зинаида Васильевна. Адреса нужны?
– Простите за беспокойство, нет.
Матвей был разочарован. А ведь стоял совсем рядом с разгадкой. Конопляникова была соратницей Беневской, обе были в подпольной боевой организации эсеров техниками в динамитной мастерской. В дальнейшем Зинаида Васильевна участвовала в убийстве генерала Георгия Мина, была повешена по приговору суда 29 августа 1906 года в Шлиссельбургской крепости.
Постоял Матвей на крыльце аптеки. Больница сестёр милосердия, как ещё называли лечебницу Святой Магдалины, располагалась на Васильевском острове, на первой линии. И, если уж искать по больницам медика, делающего перевязки, то начинать надо с неё. И тут повезло. Старшая сестра в накрахмаленном чепчике подвела его к группе медсестёр.
– Дамы, кто делает перевязки на дому… э…
– Беневской, – пришёл на помощь Матвей.
– А как её звать и адрес?
– Мария Аркадьевна.
– Тогда я, – выступила вперёд сестра милосердия лет сорока.
– Вера Павловна, поговори с господином тет-а-тет.
– Слушаюсь.
И книксен. Однако выучка. Отошли в сторонку. Матвей сразу представился.
– Я из полиции. Разыскиваю раненную в правую руку и правую половину тела.
Матвей не стал говорить, что он из жандармерии.
– У пациентки именно такие раны. Кровопотеря, пока слаба, но раны заживают хорошо. Молодость, в её годы всё заживает быстро.
Матвей припомнил год рождения – 1882. Совсем девушка, двадцать три года. Когда он видел её в больнице, возраст определить было невозможно, на голове и лице бинты, как и на руке. А тело было прикрыто простынёй.
– Адрес не скажете?
– Конечно. Здесь же, на Ваське, девятая линия, дом двадцать пять. Двенадцатая квартира. Доходный дом в пять этажей.
– Спасибо большое, вы меня выручили. Но о нашем разговоре никому.
– Я поняла.
Коренные жители Петербурга Васильевский остров зачастую для краткости называли Васькой. Сразу мысли замелькали. Арестовать? А какая вина? Установить наружное наблюдение, подключить филёров? Дело серьёзное, распоряжается ими начальник Охранного отделения. А какие у Матвея основания просить в помощь «топтунов»? Вот и выходит – самому надо. Не знал в тот момент Матвей, что случайно вышел на боевую организацию эсеров. Подчинялась боевая организация партии, но действовала автономно. И Беневская была одним из членов организации, вторым техником в динамитной мастерской, имела псевдоним «Генриетта». То есть Матвей вплотную, сам того не зная, подобрался к осиному гнезду, засекреченной боевой организации. Риск очень велик, можно и жизнь потерять. Боевики ставили задачи – уничтожить священника Гапона, генерала Мина, генерал-губернатора Дубасова и даже царя Николая II. Список был велик, и многое совершить боевикам удалось. Да, пожалуй, и всё свершилось, кабы не жандармы и полиция. У террористов разных партий к 1905 году уже опыт появился, конспирировались, брали псевдонимы, завозили оружие из-за границы через Польшу и Финляндию. Но динамит делали сами, не было его в свободной продаже. Капризен динамит в изготовлении, потому периодически взрывы гремят. Да ладно бы, если только сами боевики при несчастных случаях гибли. Квартиры, где обустраивали динамитные мастерские, в доходных домах снимали. Случись взрыв помощнее, и будут невинные жертвы. И такие происшествия случались. Однако террористы любых партий, на словах радеющие о народном благоденствии, на самом деле народ не жалели. При терактах бомбы бросали прямо в толпу. Чем больше народу погибнет, тем больше разговоров, статей в газетах, известность в узких кругах таких же отморозков. Например, при покушении на Дубасова в Москве от взрыва бомбы, брошенной боевиком-эсером Мищенко погибло, и было ранено тридцать человек, но сам Дубасов был легко ранен. Жизнь генерал-губернатора спасла коляска, крепкого дерева оказалась. Зато среди эсеров авторитет Мищенко вырос значительно. Как же, герой! Борец за права народа.
Что было плохо в столице для филёров, да любых наблюдателей, так это отсутствие на улицах зелёных насаждений. Ни деревьев, ни кустарников. Дома из камня или кирпича, булыжная мостовая и такие же тротуары. Правда, на окраинах тротуары могли быть из деревянных плашек. А ещё, в отличие от Москвы и других городов, дома стоят вплотную друг к другу. Где заканчивается один дом, начинается другой, проходов-проездов, в которых можно укрыться – нет. Заехать во двор можно через арку. Дворы-колодцы, через которые можно пройти с одной улицы на другую. Арок могло быть несколько и дворы неправильной формы, заблудиться – пара пустяков. Зато знающий человек по проходным дворам, да через подъезды с двумя входами, к искомой цели быстро выйдет. Для «топтунов» такие знания – качества ценные. На курсах жандармских основы наружного наблюдения давали.
Потому Матвей после некоторых колебаний решил несколько дней понаблюдать сам.
Сначала зашёл в подъезд дома. Чёрный ход есть, но заперт на замок, что для наблюдения плюс, поднялся на этажи. Двенадцатая квартира на втором этаже и окна выходят во двор. С лестничной площадки двор осмотрел. Пожалуй, лучшее место для наблюдения – это полуподвал, через узкие окна двор как на ладони. Вышел, прошёл к полуподвалу, это уже другой дом, двадцать третий. В одной из комнат оказалась дворницкая. Мётлы хранились, лопаты для уборки снега, скребки, ломы, вёдра. С дворником договорился, показав жетон, что по служебной надобности находиться будет, и получил второй ключ. Наблюдать неудобно, окно высоко, требуемый подъезд виден, когда стоишь. Зато к себе внимание не привлекаешь, со стороны не видно. За день почти всех жильцов в лицо увидел, запомнил.
Дети и подростки, а также люди пожилые его не интересовали. В боевых организациях состоят люди, как правило, от двадцати до пятидесяти, активные. Около четырёх часов пополудни прошла в подъезд уже знакомая сестра милосердия из лечебницы Святой Марии Магдалины. Матвей время засёк. Долго сестра отсутствовала, почти час, без пяти минут. Ох, не проболталась бы, что к раненой интерес проявляют.
Сестра вышла из подъезда, и тут же её остановил мужчина. Постояли, поговорили, причём разговор явно деловой, лица серьёзны. Матвей заподозрил, что мужчина член организации эсеров, и не ошибся. Перед ним был Загородний Яков Григорьевич, один из организаторов динамитной мастерской. На нём лежала обязанность закупать и доставлять ингредиенты взрывчатки. В боевой организации определены обязанности каждого члена. Одни выслеживают предполагаемую жертву, другие делают динамит, третьи добывают оружие – у убитых полицейских, закупая за границей.
У Матвея, как и у отца, память на лица отличная. Если увидел раз, то долго не забудет. На следующий день занял наблюдательный пункт с утра. В четверть десятого на извозчике подъехал вчерашний мужчина, выгрузил из пролётки ящик решётчатый с бутылями характерного вида, в таких продаются кислоты – азотная, серная, соляная и прочие. Матвей сразу насторожился, как охотничья собака делает стойку, учуяв дичь. Обычному человеку для бытовых надобностей столько химикатов не надо. Скажем, для промывки канализации нужна уксусная кислота, да и той стакана хватит, ибо разводить надо. Мужчина ящик с бутылями сразу унёс и вернулся из подъезда через пять минут, сел в пролётку и уехал, чтобы вернуться через час. Из пролётки выгрузил два мешка, причём явно лёгких, потому как держал без напряжения. На этот раз пролётка уехала сразу.
Матвей стал гадать, что может быть в мешках? Одежда? Два мешка – слишком много, да и обращался с ними мужчина небрежно. Что может быть недорогого и лёгкого? Почему-то на память пришла вата. Отогнал мысль. Зачем столько ваты террористам? Если для раненой, так два мешка на целую лечебницу хватит. Больше ничего интересного за день не произошло. Вечером поужинал дома. Весь день голодным сидел, а мама на стол выставила вареники с творогом. Со сметаной – просто объедение! А после с папой обсуждал, как прошёл день. Упомянул про бутыли, отец сразу насторожился.
– Знаешь, что в них?
– Предполагаю – кислоты, необходимые для производства взрывчатки.
– Правильно мыслишь, сын.
– Одно поставило меня в тупик. Мужчина, вхожий в квартиру, где раненая, два мешка с чем-то привёз, лёгкие.
– Погоди, не торопись. Мягкие?
– Я разве не сказал? Мягкие, под пальцами мнутся. На вату похоже! Зачем?
– Пироксилин делать! Мастерская по изготовлению взрывчатки в квартире.
При растворении целлюлозы в нитроглицерине получается «гремучий студень», гелеобразная масса. Использовалась террористами давно. Но такой студень капризен и слабее динамита. В 1863 году изобрели тротил, а в 1897 году гексоген, не обладающий недостатками динамита. Это взрывчатое вещество недостатков имеет много. При длительном хранении из него выпотевает нитроглицерин и стоит коснуться этого выпота, как следует взрыв. Динамит взрывается при попадании пули или осколка, очень не стоек на морозе.
Технологии взрывчатых веществ инженеры или изобретатели особо не скрывали. Поэтому террористы стали осваивать, кроме динамита, другие виды взрывчатки, в частности пироксилин, получаемый при обработке хлопка, той же ваты азотной кислотой.
Тонкостей технологии, особенностей – не знали, потому следовали взрывы. После обработки хлопка кислотой должно следовать обезвоживание спиртом. Недосушили – взрыва не будет. Именно переувлажнение взрывчатки в снарядах привело к тому, что снаряды русской эскадры при попадании в японские корабли не взрывались. А японские, начинённые шимозой, срабатывали.
А при пересушивании пироксилина он мог взорваться самопроизвольно при сотрясениях. Именно это приводило к самоподрывам техников динамитных мастерских. Хотя правильнее было называть их мастерскими по производству взрывчатых веществ, бомб.
– Папенька, вы не ошибаетесь? – засомневался Матвей.
Отца называл на «вы», как было принято в семьях образованных или у староверов, в знак уважения.
– Пиши докладную и с утра к начальнику отделения. Надо ордер на обыск и арест.
– Вдруг ошибка?
– Пожурят. А если меры не предпримешь, и террористы будут продолжать убивать? Надолго останешься прапорщиком.
Прапорщик по современной градации равен армейскому лейтенанту. Для нижних чинов, дослужившихся до фельдфебелей и подающих надежды, есть первое офицерское звание – подпрапорщик, равное младшему лейтенанту. Так и его присваивали после краткосрочных курсов.
