– А что нужно помнить?
– Как ты выражаешься, Эл! Последи за речью, – покосился в мою сторону Малколм.
– Нечего делать мне замечания, я не твоя… секретарша! – Теперь я уже окончательно разозлилась. Я давно уже не была так зла, как сейчас, но все же заставила себя умолкнуть и сделать несколько глубоких вдохов, как рекомендует йога, прежде чем заговорить снова, но до конца сдержаться все же не смогла: – Джуди никак не могла провалить тест за прошлый месяц! Никак не могла!
– Секундочку, – вмешалась Энн. – Неужели Джуди провалилась? Но это же просто невозможно! Джуди в нашем классе – натуральная гребаная звезда. Ой, извини, мам! Я хотела сказать, рок-звезда. – Малколм словно ничего не заметил: ни слова досады или упрека. – Короче, мам: провалить тест Джуди никак не могла! – И Энн выбежала из комнаты, ее пальцы в бешеном темпе скользили по экрану айфона.
Когда мы снова остались одни, я, гневно глянув на Малколма, рявкнула:
– Я же тебе говорила, черт побери!
И что же он мне ответил? Ничего. Пожал плечами. Да-да, именно пожал плечами и палочками аккуратно отщипнул кусочек баклажана.
А ведь когда-то я любила мужчину, который сидел сейчас напротив меня. Я полюбила его за ум и обширные знания, за его отношение ко мне – «Я всегда, всегда буду заботиться о тебе, моя дорогая». И долгое время я по собственной воле смотрела на него снизу вверх. Чтобы заполучить его, мне пришлось отказаться от кое-чего очень для меня важного. От чего-то такого, о чем я до сих пор жалею и хотела бы вернуть.
И вот сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, как глупо я тогда поступила и в какое дерьмо в итоге вляпалась.
Глава одиннадцатая
ТОГДА:
Это была последняя суббота сентября, и я в своей квартирке-студии в Йеле, покончив с занятиями, готовилась приятно провести уик-энд. Новая Англия, как всегда осенью, уже начинала хорошеть, покрытая пестрым покрывалом разноцветных листьев; я собиралась взять машину и на все выходные уехать из этого проклятого Нью-Хэвена куда-нибудь на север. Но я точно никак не планировала, проснувшись в субботу утром, чуть ли не час торчать в полном оцепенении посреди крошечной ванной, отделанной дешевой кафельной плиткой, как в придорожном мотеле.
Однако и через час, когда я уже успела сбегать в ближайший «Райт Эйд», я по-прежнему торчала в ванной и, сидя на ледяном фарфоровом унитазе, с тупым упрямством трясла тестом на беременность, словно надеясь сбить одну из двух синих черточек, что так некстати возникли в крошечном окошечке, и тем самым превратить плюс в минус, а возможного ребенка – в ничто.
В начале лета я рассталась с Малколмом – отчасти потому, что моя мать убедила меня, что временное расставание может оказаться весьма полезным для укрепления отношений, но главным образом из-за того, что мне не хотелось, чтобы мой первый бойфренд оказался моим единственным бойфрендом в жизни. Ну и, конечно, отчасти из-за Джо.
С Джо мы вместе росли, вместе играли на улице в кикбол, вместе пекли пирожки из земли в канаве за домом моих родителей. Джо был нормальным парнем, если не считать его совершенно фанатичной увлеченности всем, что имеет двигатель внутреннего сгорания. Как только мы получили автомобильные права, он принялся восстанавливать старый «Мустанг» – жуткую развалину, которую спас со свалки мистера Купера. И к семнадцати годам у него была самая классная машина в нашем городе. Но также у него был самый низкий показатель успеваемости среди старшеклассников, а уж по результатам стандартных аттестационных тестов его, наверное, даже дикобраз обогнал бы.
На самом деле Джо и не стремился стать студентом колледжа, но парнем он был очень хорошим; он приглашал меня в кино, клянясь, что это ни в коем случае не свидание, и покупал мне огромные ведра моего любимого соленого попкорна, а на экране мелькал какой-то негодяй с бритвами вместо ногтей, вызывавший вопли ужаса у подростков. Правда, меня в шестнадцать лет куда больше интересовали музеи, чем подобные кинофильмы, но я все равно позволяла Джо уговорить меня и шла с ним вечером в пятницу на какой-нибудь «классный старый» фильм десятилетней давности, и Джо в очередной раз клялся, что Это-Никакое-Не-Свидание. И все же однажды попытался превратить поход в кино в настоящее свидание. Один раз он даже содрогнулся от отвращения, глядя, как Фредди Крюгер исполняет свой смертоносный танец, проникая в сны ничего не подозревающих подростков с Улицы Вязов, и я догадалась, что и ему тоже не нравятся ни герой фильма, ни сам фильм. Зато я поняла, почему он выбрал именно Фредди Крюгера.
В общем, мы сидели, прижавшись к спинкам кресел и друг к другу плечами, всласть хихикали над особенно абсурдными эпизодами и дружно ахали, когда на экране появлялось что-то и впрямь ужасное.
На следующий день я рассказала Малколму об этом фильме, сознательно умолчав о самом главном: о наших новых, несколько неловких, но почти романтических отношениях с Джо. Малк изумленно вытаращил глаза и спросил, зачем я трачу время зря, общаясь с человеком, который никогда не сможет подняться выше какого-нибудь грязного подмастерья, а стало быть, и я из-за него всегда буду чувствовать себя жалкой и ничтожной. Отвозя меня домой, Малколм нарочно остановился у той автозаправки, где работал Джо, и эта тема в наших с ним разговорах больше никогда не возникала. Я впервые обратила внимание и на черную грязь у Джо под ногтями, и на тату в виде дракона, кольцами обвившего его бицепс, и подумала о том, сколь неопределенно – и не слишком желательно для меня – его возможное будущее.
Однако Джо продолжал звонить и присылать электронные письма и всегда заходил, когда я приезжала на каникулы из Коннектикута. Он помог мне преодолеть весьма неприятную полосу депрессии, часами висел на телефоне, развлекая меня всякими разговорами и глупыми анекдотами, когда постоянная нервотрепка из-за экзаменов вызывала у меня стойкую бессонницу, и в итоге все-таки заставлял меня улыбаться, хотя тогда мне казалось, что я не улыбнусь больше никогда в жизни.
В то лето все переменилось.
Приехав на каникулы из Коннектикута, я временно обосновалась в своей прежней детской спальне. Мэриленд был уже окутан липкой и влажной жарой, которая и дом моих родителей накрыла тяжелой пеленой, и он после весны в Новой Англии показался мне каким-то тесным. По-моему, так казалось и Уинстону, нашей собаке, и я, взяв пса за поводок, вышла на улицу и двинулась на запад по знакомой, сильно заросшей деревьями тропе.
Я услышала работу всех восьми цилиндров «Мустанга» еще до того, как увидела сам автомобиль. Это было классное рычание, прямо-таки львиное, и я даже слишком хорошо его помнила.
– Эй! Фишер! – окликнул меня кто-то, чей голос я тоже даже слишком хорошо помнила.
– Эй! Ты где там? – крикнула я в ответ, поднимая руку в знак приветствия.
Джо ловко развернулся и остановился возле меня, заглушив рычание своего зверя и давая ему передохнуть. Дальше мы с ним и Уинстоном пошли уже пешком. А потом Джо сделал нечто совершенно невероятное.
Он меня поцеловал.
То, как отреагировала на это я, было еще более странным: я тоже его поцеловала. Причем совсем не так, как целовала Малколма, чуть раздвинув губы, высунув язык и открыв глаза. Нет, я целовала его, жадно исследуя каждый сантиметр его лица и шеи. В общем, мы вовсю «сосались», как сказали бы местные ребятишки. Такого Малколм никогда бы ни себе, ни мне не позволил.
– Ты зачем это сделал? – спросила я, вывернувшись из его объятий и пытаясь хоть немного от него отодвинуться, чтобы можно было нормально разговаривать.
– Просто захотелось узнать, что я почувствую, когда по-настоящему тебя поцелую, – сказал он.
– Зачем это тебе?
– Да просто так, – Джо снова ко мне придвинулся. – Может, ты мне нравишься.
– Да? И что же во мне тебе так понравилось?
– Ну, во-первых, ты очень красивая, – сказал он. Его губы были так близко, что я чувствовала его дыхание.
– Одной красоты мало! – засмеялась я. А он все придвигался и придвигался ко мне, а я потихоньку отодвигалась, стараясь, чтобы между нами сохранилось хоть какое-то расстояние. Физическая красота не должна побуждать к принятию решений – эту истину Малколм без конца повторял в течение всех последних классов школы.
Джо тоже засмеялся.
– Так я и не говорю, что это единственная причина. И потом, ты ведь прекрасна не только внешне.
Какой-то бегун метнулся вверх по тропе в нашу сторону, и мы сделали то, что люди обычно делают, когда их застигнут за чем-то не совсем приличным: инстинктивно отодвинулись друг от друга и приняли весьма странную, неестественную, зато «вполне приличную» позу, из которой, впрочем, любому сразу все становилось ясно. Женщина-бегунья, которую я и раньше встречала в здешнем лесу, пробежала мимо и улыбнулась мне.
И мы с Джо, точно притянутые магнитом, тут же сомкнули объятья.
– Как тебе там, на севере, в Йеле? Нравится? – спросил он.
Мои родители и бабушка задали мне тот же вопрос всего несколько часов назад. И я ответила им точно так же, как сейчас Джо:
– Нормально.
– Тогда зачем тебе там оставаться?
Теперь мы с ним стояли рядом, соприкасаясь плечами и бедрами и опершись локтями о перекладину изгороди, и смотрели, как Уинстон копает в земле туннель. Джо своим розовым пальцем подцепил мой палец и сжал его, и мне вдруг захотелось рассказать ему о том, в каком стрессе я нахожусь от учебы, о том, сколько ночей я допоздна просидела в библиотеке в полном одиночестве, мечтая, чтобы кто-нибудь взял меня за руку и повел смотреть какой-нибудь дурацкий старый фильм. Но я не должна была ему об этом рассказывать.
– Не возвращайся туда, Эл, – тихо сказал Джо, и невозможно было понять, то ли он имеет в виду Йель, то ли Малколма.
Джо, может, и не получил по окончании школы высокого балла, а потому у него были примерно такие же шансы пройти стандартные тесты в колледже, как у кошки научиться кататься на роликах, но глуп он точно не был.
– Вся наша страна просто спятила, – продолжал он. – И ведь будет становиться только хуже, пока кто-нибудь не поймет, куда мы катимся. Поедем лучше со мной куда-нибудь на острова. Заведем себе лодку. А может, даже две. И еще парочку детишек к лодке в придачу.
Тогда я не стала принимать никаких решений – особенно насчет того, чтобы оставить колледж и спрятаться в Сент-Томасе, – а вот с Малколмом я действительно на время рассталась. Когда я в следующий раз увидела «Мустанг» Джо, ярко-красный, фигуристый, сверкающий полировкой – на такую полировку хватает времени только у молодых парней, – я мгновенно оказалась на заднем сиденье, и там мы с Джо уже не только целовались. «Мустанг» – машина тяжелая, но не такая тяжелая, как накрывшее меня тело Джо, не такая тяжелая, как мое дыхание, не такая тяжелая, как струи хлынувшего дождя, настоящего ливня, молотившего по крыше автомобиля под раскаты грома, вторившего нашим стонам. Сперва наши движения были неторопливы, потом стали быстрее, а потом снова замедлились. После двух раз мы наконец оторвались друг от друга и раскатились в разные стороны. Голова моя лежала на обнаженной груди Джо, и я слушала, как бьется его сердце – казалось, это единственный звук во всей застывшей и притихшей после грозы вселенной.
А потом мы все повторили снова, ведь когда вы молоды и безумно влюблены, ваши тела способны мгновенно восстанавливать силы и предаваться любви столько раз, сколько вам захочется или будет нужно.
В сентябре я снова поехала на север, сидя за рулем своего маленького «Фольксвагена»-«кролика» и тоскуя по мощности «Мустанга» и крепкому мускулистому телу Джо. А спустя пару недель я сидела в своей крошечной ванной, выложенной кафельной плиткой, как в придорожном мотеле, и держала в руке тест с обвиняющим синим крестом. Если я поворачивала ее, крест превращался в букву «Х», и мне казалось, что отныне вся моя жизнь перечеркнута этим косым крестом.
Я выбросила тест в мусорное ведро, натянула пижаму и снова забралась в постель, думая о том, что стоило бы, наверное, позвонить маме. И когда я уже протянула руку к телефону, он вдруг зазвонил сам. Определитель номера сообщил, что это Малколм. Я оставила включенным автоответчик и уснула.
Через три часа я прослушала оставленное им сообщение.
Он собирается приехать ко мне на машине на весь уик-энд.
Он намерен отвезти меня в Кейп.
Он хочет задать мне один вопрос.
В первую же субботу октября я постаралась все привести в порядок. Это оказалось проще, чем я думала. Нужно было всего лишь заставить себя расслабиться, лежа на кушетке в нашей студенческой поликлинике, и внимательно смотреть в глаза женщине-анестезиологу, пока та считает вслух и в итоге произносит какую-то странную фразу: Почти подействовало. И больше можно было не беспокоиться, какой ребенок смог бы вырасти в семье простого автомеханика и провалившейся студентки.
Джо так ничего об этом и не узнал. Ему стало известно только то, о чем я написала ему в коротеньком письме, на которое он мне не ответил.
Я решила выйти замуж за Малколма. Мне очень-очень жаль. Я люблю тебя, Джо.
Я безумно тебя люблю. Но вряд ли у нас с тобой есть будущее.
Вот что я написала ему, а потом разорвала листок и переписала письмо, оставив только две первые фразы и выбросив все, что следовало за словом «жаль».
Глава двенадцатая
– Фредди меня чуть ли не пинками выгнала вон! – сообщила мне Энн, когда мы с ней встретились в коридоре, где она, изумленная, так и стояла между своей дверью и дверью в комнату сестры. – Что это с ней такое?
Мне хотелось сказать, что «с ней такое» из-за полной неспособности ее отца хоть в чем-то ей сопереживать, но вместо этого я велела Энн спуститься на кухню и помочь Малколму с посудой, а сама вошла в комнату Фредди. То, что я там увидела, меня буквально ошеломило.
Фредди укладывала в чемодан свои вещи.
Это был старый зеленый «самсонит»; примерно такой чемодан О. Джей[10 - О. Джей Симпсон – американский актер и профессиональный игрок в американский футбол.] обычно передвигал пинками, появляясь в очередном телешоу. Это был тот самый чемодан, с которым мы с Малколмом ездили на Бермуды, где провели медовый месяц. Я просто представить себе не могла, где Фредди его откопала.
Ее комната, обычно очень аккуратная, где все было разложено как по линейке, превратилась в зону бедствия. Примерно так же, наверное, выглядел Новый Орлеан после налета урагана «Катрина». Лишь несколько свободных клочков пыльного ковра виднелись из-под груд белья, джинсов, зимних носков, заколок для волос и всего прочего, что обычно спокойно лежало в шкафу или комоде. Я уже готова была звонить в FEMA[11 - Federal Emergency Management Agency – Федеральное агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях Министерства внутренней безопасности США.].
– Фредди, что это ты такое делаешь? – спросила я, очень стараясь, чтобы голос мой звучал спокойно и ровно.
Словно так уж надо было об этом спрашивать.
Фредди уселась на пол и принялась раскладывать и заново сворачивать все свои вещи по одной, стараясь как можно аккуратнее сложить юбки с заутюженными складками и рукава чистых футболок, пока не убеждалась, что все выглядит вполне симметрично. При этом она все время раскачивалась, повинуясь какому-то неслышному ритму. Видимо, некая музыка постоянно звучала у нее в ушах, в том темном пространстве ее головы, куда мне доступа не было. Я знала, что лучше всего, когда Фредди в таком состоянии, просто сесть на пол напротив нее.
Так я и поступила. И тоже начала раскачиваться, как метроном, стараясь попасть в такт, точно я зеркальное отражение самой Фредди. И через несколько минут я почувствовала, что она вернулась в действительность, вернулась ко мне.
– Я провалилась, – сказала она, и я ужаснулась, так монотонно и безжизненно звучал ее голос.
– Ты не можешь этого знать, маленькая моя.
Но ведь кто-то же это знает! Пока мы за ужином в немыслимых количествах поглощали китайскую еду, некая машина или даже целая армия машин в Министерстве образования занималась подсчетами тысяч результатов Q-теста. Полученные Коэффициенты тут же прикреплялись к номеру ID-карты ученика. Так что вскоре запищат телефоны и планшеты. Некоторые семьи будут радостно отмечать очередную победу. А другим после этого уик-энда нужно будет покупать новую школьную форму. Но будут и такие, кому придется в последний раз съездить к родным, а потом укладывать, обливаясь слезами, в старый чемодан свою любимую одежду, сознавая, что это их последнее воскресенье в родном доме.
Считается, что все это очень хорошо и для детей. И для их родителей. И для общества.
Я быстро наклонилась и спрятала свою девочку у себя на груди. Но Фредди была неподвижна, как деревяшка. Мне казалось, что я обнимаю куклу.
– Слушай, – предложила я, – а пойдем-ка вниз, съедим мороженого.
На лице Фредди появилась слабая улыбка, ее глаза немного ожили. Вот и хорошо. Значит, где-то там, под этой застывшей, как дерево, поверхностью, по-прежнему моя маленькая нежная девочка.
– Шоколадного? – робко спросила она.
– Конечно. И шоколадного, и ванильного, и земляничного! И еще у меня есть печенье с изюмом. Сама выберешь, детка, что захочешь.
И тут произошло то, за что я особенно люблю Фредди: ее слабая бледная улыбка превратилась в самый настоящий рот до ушей.
А затем разом зазвонили все телефоны в доме.
Глава тринадцатая
У меня все хорошо.
У меня все хорошо, все хорошо, все хорошо, все хорошо.
Малколм и Энн уютно устроились и едят мороженое. Ну, допустим, Малколм-то ел обезжиренный замороженный йогурт, подслащенный «Сплендой», а вот Энн ложками уплетала пломбир «Роки-роуд», заедая его земляничным. Ни тот, ни другая понятия не имели о том, что было известно мне.
На мой взгляд, основная проблема заключалась в том, что мне достался муж, настолько погрузившийся в пузырь собственного интеллектуального превосходства, что представить себе существование какого бы то ни было мира за пределами этого кокона для него было абсолютно невозможно. Мысль о возможных неудачах внутри нашей семьи попросту не проникает в Малколмову систему оценок реальности. Ну, а Энн живет в состоянии того блаженного забвения, в котором способны существовать только тинейджеры.
Но я-то знаю, что все это вот-вот переменится.
– Малколм, – тихо окликнула его я.
Он поднял на меня глаза, и я все поняла; больше мне ничего не нужно было ему говорить.
Хотя сказать мне очень хотелось! Мне хотелось выкрикнуть миллион слов, и все они начинались бы с буквы «F» и заканчивались буквами «UCK». Во всяком случае, все были бы в высшей степени неприличными.
– Это невозможно, – только и вымолвил Малколм.
Возможности поддаются измерению лишь до получения окончательного результата, – вспомнила я, но так ничего и не сказала, лишь сунула ему свой телефон с эсэмэской из Министерства образования и молча подождала, пока он прочтет. Много времени на это не потребовалось – министерство безжалостно экономно в подобных оповещениях. Имя ребенка, номер его ID, то есть удостоверения личности, последний показатель Q-теста, определяющий нынешний уровень ребенка и полностью меняющий его жизнь. В данном случае это 7,9.
– Это ошибка, – тут же сказал Малколм и встал с дивана. – Я все выясню.
– Выясни, выясни, – кивнула я.
