– Не беспокойся. Никто тебя не видел, кроме цербера. Кстати, это он принес тебя ко мне.
– Аид, пожалуйста, ты…
– Не надо недооценивать меня, Ворриор! Я бог и твой отец! – резко прервал меня он. Бог внезапно встал на ноги, и у его ног начал клубиться туман. Его крылья дрожали, длинное перо с одного из них упало на пол. – Не будь такой надменной! Ты же не думаешь, что ты могущественнее богов? Твоя внешность не имеет никакого влияния на меня, чего я не могу сказать об остальных моих людях. Ну и что, во имя всех богов, ты делаешь здесь, внизу?! – все громче кричал он мне в лицо. Его фиолетовые глаза, точь-в-точь как мои, светились гневом. Я пугливо поджала губы и опустила голову, чтобы занавеска из золотистых волос могла прикрыть мои наворачивающиеся слезы. Аид нечасто на меня кричал, хоть он и мой отец. В такие моменты я боялась его до чертиков.
– Папочка, я…
– Ты же дала обещание мне и своей матери! – бросил он, игнорируя мои робкие возражения. – Кто мы такие, как ты думаешь, Ворриор? Мы боги! Не забывай об этом ни на секунду! Ты пообещала нам не привлекать к себе слишком много внимания! Ты опасна и портишь нашу репутацию в Олимпе! Мы не можем упрекнуть тебя в том, что ты родилась с изъяном, но ты в силах хотя бы вести себя порядочно и не позорить нас! – Его рев сотрясал комнату, заставляя люстру на потолке звенеть. Дым у его ног почти заполнил комнату, приглушив свет, отчего стало неприятно темно. Но самого бога было хорошо видно, как будто его кожа светилась изнутри. – На сегодняшний день у тебя было лишь одно задание, Ворриор! Ты должна была пройти свой ежемесячный медосмотр. Но что выясняется? Мне звонят и говорят, что моя дочь оскорбила моих сотрудников и поэтому была отправлена в темницу! Это не то поведение, которого я ожидаю от своих детей!
Я могла бы упомянуть о том, что мои братья делают куда больше глупостей, чем я, просто не так часто на этом попадаются. Но я приняла мудрое решение промолчать и постаралась сдержать слезы.
– Ты можешь быть моей дочерью, – рычал Аид, – но не думай, что я буду с тобой нянчиться. Ты – дочь двух богов. Я ожидаю от тебя большего, чем это! – Он презрительно указал пальцем на сгорбившуюся меня. – Еще один проступок – и я тебя выпорю! Ты что, думаешь, что я не знаю о твоем маленьком укрытии у Сократа? Что ты тратишь свое время на просмотр телевизора и тупые видеоигры? Я закрывал на это глаза, но с сегодняшнего дня с этим покончено. Очевидно, ты забыла, кто мы такие! Из-за твоей глупости одному из моих лучших псов сегодня пришлось умереть!
– Отец, я… Он мертв? – испуганно спросила я. О нет, только не это, только не снова.
– Мне пришлось убить его, иначе он разорвал бы любого, кто попался бы ему на глаза. Один взгляд на твое лицо, и он уже выжил из ума. Мне пришлось собственноручно вырывать тебя из его пасти.
Я вздрогнула и почувствовала, как слезы подступили к глазам.
– Я… я этого не хотела, – прошептала я хриплым голосом, напряженно сглатывая ком в горле. – Правда! Я хотела взять такси. Но этажи были закрыты, и мне пришлось идти пешком. Там был… – Я вспомнила белоснежную кожу и ярко-синие локоны. Волосы на моей шее тут же встали дыбом, голова загудела. – Там был этот парень… он… он бросил меня в пасть собаки. Я ничего не могла сделать!
Аид прищурился, его крылья беспокойно дрожали.
– Мне известны детали происшествия. Ты должна благодарить судьбу за то, что твой капюшон сполз с твоего лица, иначе пес разорвал бы тебя. – Его голос немного смягчился. Дым понемногу вернулся к его ногам, и комната залилась мягким светом. – Этот парень, этот подлец, на которого ты, к сожалению, натолкнулась, сбежал из Тартара. За последние несколько часов побега он убил трех аваддонцев и чуть не убил тебя!
Я посмотрела на отца округлившимися глазами. Значит, парень сбежал из Тартара? Я и не знала, что это возможно. Трясущимися руками я дотронулась до своего горла. Я слишком отчетливо чувствовала зубы пса, разгрызавшего мою кожу. Мой капюшон сполз? При всем желании я не могла этого вспомнить. И тем не менее я сидела здесь. Невредимая. Мой голос дрожал.
– Мне очень жаль, отец, – с трудом выдавила я. Что еще я могла сказать? Ущерб уже был причинен. Аид продолжал гневно смотреть на меня, но тени окончательно вернулись к его ногам. Я с облегчением выдохнула, когда он, шелестя крыльями, подошел к двери в другом конце комнаты.
– Хорошо, Ворриор. Возможно, ты будешь рада это услышать: мы смогли поймать этого подлеца. Он сидит в Тартаре и останется там.
– Что? Как? – Я удивленно вскочила на ноги и чуть не упала. Ай! Все мое тело было разбитым. С искаженным от боли лицом я потерла шею. – Как вы смогли его поймать?
Аид фыркнул:
– Не будь такой наивной, Ворриор, никто не в силах сбежать от своей судьбы. Уж точно не такой монстр, как он. Иди в свою комнату. Завтра я доставлю тебя в Лондон, и не забудь что-нибудь наде…
Он не успел договорить, когда дверь уже закрылась за ним. На ватных ногах я снова уселась на диван и стала массировать свою окаменевшую шею. Голова болела так, словно раскаленные железные гвозди непрестанно сверлили мой череп. Значит, незнакомца схватили? Как он вообще смог целых два дня прятаться от псов моего отца? Меня почти восхищали ум и смелость, которыми должен был обладать человек, чтобы совершить такой поступок. Этот парень… этот мужчина, очевидно, сидел в самой суровой тюрьме мира бессмертных не без причины. Кто знает, от какого монстра мне удалось сбежать. По моей коже снова побежали мурашки. Его ледяные серые глаза были такими пустыми, словно в них не было ни единого признака жизни. Я радовалась, что псам удалось поймать его. Он жутко меня напугал. Я не могла избавиться от воспоминаний о молниях в его волосах. Теперь он, по крайней мере, не сможет никому навредить. Отлично, что он сидел в Тартаре, хотя я и слышала ужасающие вещи об этом месте. Не так много, и это были скорее слухи, чем факты, но этого было достаточно, чтобы я все время видела кошмары. Только самые опасные монстры, великаны, валькирии и боги, как, например, титаны, были заперты в Тартаре. Это место считалось тюрьмой строго режима в сверхъестественном мире. Никто оттуда не возвращался. В теории. Очевидно, бывали и исключения с синими волосами.
Со странным чувством в животе я встала на ноги и покинула гостиную. Когда я поднялась, то схватила подушку со старого разваливающегося дивана, на котором лежала, и в целях защиты поднесла ее к лицу. От моего капюшона все-таки ничего не осталось, кроме жалких кусочков ткани. Этого мало, чтобы нормально закрыть лицо, а риск того, что сегодня я сведу с ума кого-нибудь еще, был слишком велик. Если кто-то встретится мне на пути, я могу хотя бы предупредить его о необходимости отвести взгляд. Или использовать подушку как оружие – все зависит от того, кто встретится мне на пути. Тяжелая дверь гостиной открылась, и я начала свой путь через чудовищное поместье Аида, представляющее собой центр 146-го этажа. Дом был почти полностью выполнен из темного камня и мрамора: за все века своего существования здание стало сбивающим с толку сочетанием средневековых стен, барочных крыш, дизайнерской мебели двадцатых-сороковых годов и современных оконных фасадов. Древнегреческие колонны в несколько метров высотой упирались в куполообразный потолок, украшенный художественными картинами эпохи Возрождения. Цвета уже поблекли, фрески осыпались, и от них остались лишь небольшие клочки воинов, пытающихся повалить друг друга на землю. Единственный, кто был почти узнаваем, стоял немного в стороне от сражения и смотрел на поле боя с кровавыми слезами на лице. Его иссиня-черные волосы было легко узнать.
Я остановилась на месте, откинув голову, и удивленно смотрела наверх. Видимо, один из моих братьев недавно открыл в себе творческую личность. В последний раз, когда я здесь была, у моего отца еще не было шрама Гарри Поттера и усиков Гитлера.
Закатив глаза, я пошла дальше, и мои шаги эхом отражались от голых стен. Факелы соседствовали с современными лампами, а ржавый рыцарь в доспехах прислонился к пыльной картине Пикассо. У окон вздымалось несколько красных лавовых ламп. Бетонный пол сменился мраморным, а затем черно-белой плиткой, и я оказалась в большом холле. Его стены были украшены большими сужающимися книзу окнами: из них открывался чудесный вид на ночной горизонт Аптауна. Поскольку мы находились под землей, луны видно не было, но электричество, видимо, включили, так что город сиял морем ярких огней. В отличие от этажа 144-го, состоявшего их вонючих бараков, этаж 146-й был высокоразвитым городом. Аваддон был адом не только в классическом смысле: здесь не просто наказывали плохих парней, это место также стало совершенно независимым мегаполисом. Темный мир, который развивался все четыре тысячи лет. Стоит признать, к этическим взглядам в Подземном мире надо было привыкнуть, а на некоторых этажах время остановилось еще во времена Средневековья, но Аваддон был цветущей и постоянно развивающейся цивилизацией. Я радовалась, что была ее частью, хотя бы иногда.
– Эй, принцесса, я слышал, что ты конкретно разозлила нашего старика.
Я испуганно вздрогнула, развернувшись вокруг своей оси с подушкой у лица.
– Мэдокс! Не смотри! – огрызнулась я, но этот идиот лишь задорно засмеялся, подходя ко мне с закрытыми глазами.
– Не паникуй, Ворриор, солнышко. Твой запах можно почуять за десять километров. Есть ли какое- то объяснение тому, что ты пахнешь фекалиями и мусором? Я что, пропустил международный день вонючки? Если да, я быстро завернусь в органические отходы.
Мое лицо покраснело, когда я посмотрела на себя. Проклятие! Еще на 144-м этаже я обмазалась этой грязью.
– Господи, какой стыд, – заскулила я, что заставило Мэдокса смеяться еще громче. Я мрачно уставилась на него, но была рада его видеть. Мой единокровный брат был высоким молодым человеком, но в отличие от других моих родственников состоял не только из мышц и садистских наклонностей. Хотя он и унаследовал эти черты от отца – причем в полной мере, – его личность, в общем, была куда приятнее. Как у игривого дикого кота. Его густые темные волосы торчали во все стороны, а кожа светилась светло-коричневым светом. Крылья Мэдокса были цвета шоколада. Он, как всегда, где-то потерял свою рубашку и ходил по зданию в рваных джинсах. Вокруг его пупка красовалось вытатуированное солнце. Если спросить его о значении татуировки, он рассказывал своим слушателям, – как правило, женщинам, – слезливую историю о чистоте души и благоговении перед богами. В действительности он был очень пьян в тот вечер, и ему повезло, что он ткнул пальцем в картинку с солнцем, а не с бабочкой. Я была единственной, кто знал, что все два часа он хныкал, как маленькая девочка, и в конце его стошнило на себя. Можно сказать, мы с ним всегда были лучшими друзьями. С разницей всего в два года, мы были самыми младшими в роду Аида. С остальными пятью сыновьями бога Подземного мира разница в возрасте составляла от одного года до тридцати лет. Эти молодые люди были намного сильнее и намного более склонны к нарциссизму, особенно в прошлом. Поэтому жизнь сблизила нас с Мэдоксом.
– Ты можешь, пожалуйста, прекратить меня нюхать? У меня не было другого выбора! – огрызнулась я на него, пытаясь пнуть в голень. Несмотря на то что его глаза были закрыты, он мастерски увернулся от моего псевдониндзя-нападения.
– Какой еще выбор? Между собакой и мусорным баком? – рявкнул он, вытирая слезы смеха, вызванные своей собственной шуткой. Ха-ха-ха, такой шутник.
– Просто заткнись! Мне надо переодеться, пока меня еще кто-нибудь не увидел.
– Но ты же не голая, нет? – заинтересованно спросил Мэдокс.
Я тут же хлопнула его подушкой по голове.
– Нет! Ты что, придурок? Открыто только мое лицо, – ответила я, ныряя к парадной лестнице, ведущей на второй этаж.
Мэдокс в отличном настроении последовал за мной. Глаза он все еще держал закрытыми.
– Только лицо? Ну и почему тогда столько шума? Отец рассказывал о твоих вещах, которые были полностью разорваны. – Его беззаботная реплика заставила меня внезапно остановиться.
Мэдокс тут же в меня врезался.
– Уфф… что за… Ворриор?
– Он… Один из церберов погиб сегодня из-за моего лица. – Мой голос звучал подозрительно равнодушно.
Мэдокс напрягся. Он нащупал рукой мое лицо и бесконечно ласково погладил меня по щеке.
– Мне очень жаль, Ворриор. Отец только начал рассказывать. Я сразу убежал, чтобы найти тебя, и не дослушал историю до конца. Если хочешь, можешь ударить меня! Я идиот и не заслужил иного.
Я невольно захихикала, когда Мэдокс с лицом мученика вытянул ко мне свою голову и попытался найти мои руки.
– Давай! Подними свой маленький кулачок и врежь мне!
– Что за дурак! – Смеясь, я потрепала его по и так растрепанным волосам и поцеловала в кончик носа.
Мэдокс одарил меня озорной улыбкой, как вдруг я увидела что-то серебристое у него во рту.
– Что? Мэд… Ты еще и язык проколол? Пирсинга в ушах и брови тебе не хватило? Ты что, хочешь выглядеть как подушечка для булавок? – раздраженно спросила я, когда мы поднялись на другой этаж. Было просто чудом, что он не упал лицом вниз. В качестве меры предосторожности я с помощью указательного пальца на спине направляла его, чтобы он преодолел все преграды. Мраморный пол наверху был уютно подогрет, а старые кушетки винно-красного цвета теснились в пыльных нишах еще со времен Древнего Рима. На стенах висели старинные бюсты и картины с изображениями богов и других легендарных фигур, там же были сложные цветочные композиции, которые смотрелись неуместно и слишком свежо во этом древнем мусоре.
– Фрезии? – измученно спросила я, когда мы проходили мимо букета, торчащего из рыцарских доспехов. Мэдокс состроил жалостливую мину:
– Мать сегодня здесь, мне очень жаль, принцесса!
Я застонала. Сегодня точно был не мой день.
– Так что с твоим металлом в языке? – Прищурившись, я попыталась еще раз рассмотреть эту штуку у него во рту. Ага! Она однозначно там. Широкая улыбка Мэдокса обнажала спрятанное изогнутое кольцо с красными стразами.
– Ты про пирсинг? Это был спор с Брайтом. Не надо рассказывать мне, что это сумасшествие: поверь мне, меня уже достаточно побили по голове за это.
Он потер свой подбородок, ударившись в болезненные воспоминания, а затем посмотрел в мою сторону. Его зеленые глаза стали выглядеть темнее. Когда я предупредительно шлепнула его, он раздраженно вздохнул, но все же закрыл глаза. Короткий взгляд его не убьет, но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.
– Я думал, отец выдернет из меня эту штуку вместе с языком.
Я сочувственно поморщилась и взяла его за руку. Наши пальцы медленно переплелись: мы делали так со времен детского сада.
– Что говорит по этому поводу Персефона?
– Ты шутишь, что ли? За это меня мама и била!
– Ой! – Я не смогла не улыбнуться при мысли об этом, но все же страдала вместе с ним. Персефона была матерью Мэдокса и Брайта, а также женой Аида с самых незапамятных времен. У остальных моих братьев были другие матери, причем никому не известные личности. У богов есть некоторые проблемы с понятием верности. Во всяком случае, именно такое впечатление создавалось при виде потока женщин, регулярно выходящих из спальни моего отца. Или за потоком мужчин и женщин, выходящих из комнаты Персефоны. Но так как она с Олимпа, только несколько месяцев в году ей разрешалось жить в аду со своими сыновьями. Персефона, как некогда и ее мать, Деметра, была богиней плодородия и весны. Факт того, что она вышла замуж за Аида, который был одним из самых мрачных парней, которых я знала, до сих пор мне непонятен. Они даже не были похожи на любящих друг друга людей. Так или иначе, Аид бескомпромиссно утверждал, что захотел обладать Персефоной, как только ее увидел. Однако когда он попросил у моего дяди Зевса разрешения жениться на ней, у того не хватило смелости ни согласиться на это, ни отказать ему. Аид, разумеется, воспринял это как согласие и взял ее с собой в Подземный мир. Ее мать Деметра была так зла на него, что позволила всем растениям на свете погибнуть, чтобы люди умирали от голода. В конечном итоге Аиду пришлось отпустить жену из Подземного мира, но так как Персефона уже была замужем и находилась на позднем сроке беременности, Деметра согласилась отпускать дочь к мужу на четыре месяца в году. Правда, богиня до сих пор не позволяла растениям цвести в эти четыре месяца, поэтому людям приходилось переживать зиму из-за этой старой кочерги.
Эти истории мы с Мэдоксом слышали с самого детства. Было ли это правдой или же Аид просто подцепил Персефону в баре, навсегда останется тайной. Боги любят с помощью историй присваивать себе разные геройские поступки. Персефона не была исключением. Она унаследовала от матери очаровательный драконий характер, что легко можно прочувствовать на себе, получив от нее хук справа. Пощечины она раздавала направо и налево. Во время ее четырехмесячного пребывания в аду я старалась появляться здесь как можно реже.
– Я с нетерпением жду встречи с ней, – тихо зарычала я, оказавшись перед дверью своей комнаты. Так как я проводила не очень много времени в Подземном мире, моя спальня была значительно меньше, чем покои моих братьев. Ничего страшного, я могла легко обойтись без собственной оружейной и спортивного зала. Аид, правда, чувствовал необходимость забросать меня тонной одежды, которую я никогда не надену. Большая розовая дверь, на которой мы с Мэдоксом нарисовали слащавых радужных единорогов, сразу же узнала меня, открываясь с приглашающим скрипом.
– Садись! – сказала я Мэдоксу, потащив его в сторону кровати. – Я сейчас быстро переоденусь.
Он тут же упал на голубую кровать с балдахином, и несколько его перьев разлетелось в разные стороны.
– Понял тебя. Скажи мне, ты хочешь поговорить о сегодняшнем дне? – спросил он, роясь в моих подушках, словно огромный щенок.
Отлично, завтра мне придется вылавливать несколько десятков выпавших перьев из своих волос.
– Конечно, – вздыхая, ответила я и начала свой рассказ с ужасной стычки с Глэдис. Я выловила из своего шкафа черные джинсы и подходящую к ним толстовку. Я небрежно сбросила свои грязные ботинки и выбросила носки в мусорку – они ужасно пахли навозом.
– А потом появился этот вампир, – продолжала я, направляясь в ванную комнату. – Этот идиот взял мой след, поэтому мне и пришлось прятаться в мусоре! – Я быстро разделась и встала под душ. Я намылила волосы и протерла свою бледную кожу, на которой проступили синяки и ссадины.
– А что было потом? – Голос Мэдокса донесся до меня сквозь пар в ванной.
– Что? Вали отсюда, извращенец и вуайерист! Я сейчас все расскажу! – Ругаясь, я выплюнула немного воды.
Мэдокс тем временем натянул на глаза одну из моих масок для сна.
– Пфф, успокойся, я и так на тебя не смотрю. Мне стало интересно, так что рассказывай дальше.
Я помедлила, прежде чем начать, и убедилась в том, что Мэдокс опустился на закрытый унитаз и правда ничего не видит. Я продолжила свою историю, торопясь поскорее выйти из душа.
Завернувшись в пушистое полотенце, я протерла запотевшее зеркало и посмотрела на свое лицо, не останавливая свой рассказ:
– А потом появился этот парень. Он… он был особенным, я… – Я бормотала, смотря на себя в зеркало, и заметила, что черты моего лица стали жестче. Каждый раз, когда я видела свое отражение, меня не покидало чувство, что я смотрю на другого человека. Может быть, дело было в моих натянутых нервах или ужасном дне, который остался позади, но я еще никогда не казалась себе такой странной. Без вещей, которые меня закрывали, я была совсем другим существом. Мое тело было хрупким, а талия, переходившая в изогнутые бедра, узкой. Золотистые волосы волнами спадали на мое тело, почти щекотали мои колени. Я уже много раз пыталась их обрезать, но, к сожалению, они отрастали быстрее, чем я успевала их стричь. Единственным «темным пятном» в этом идеальном образе златовласки были мои кошачьи фиолетовые глаза, полученные от отца. Они выглядывали из-под завесы моих угольно-черных ресниц. Мое лицо было просто идеальным: ни прыщей, ни родинок, ни морщин. Все во мне было красивым, и я выглядела хрупкой, как стекло. Мое отражение показывало мне чертового ангела с золотистыми волосами. Самая красивая дочь Афродиты за многие тысячи лет, как презрительно замечает моя мать. С небольшой оговоркой: моя красота способна уничтожить любого, кто ее увидит.
Если смотреть на меня, можно стать одержимым. Для этого было достаточно кусочка обнаженной кожи. Одно неловкое движение – и человек сходил с ума от желания из-за меня. Привязанность превращалась в разрушительный контроль, защитный инстинкт – в яростную ревность. Даже мой запах погружал человека в зависимость, как сладкий наркотик.
Боги называют это «синдромом Медузы», в более широких кругах болезнь известна как «эффект Медузы». Все дело было в генетическом дефекте. Избыток магической крови в теле, которое было для этого слишком слабым. Грустная правда состояла в том, что я была монстром с ангельским лицом. Я с отвращением отвернулась от своего отражения, подавляя подкатывающуюся к горлу ненависть к себе.
– Брось это, Ворриор. Ты не можешь изменить того, кто ты есть и как ты выглядишь, – прервал Мэдокс мои размышления. Я удивленно посмотрела на своего брата, который все еще сидел на унитазе с нелепой маской для сна на глазах. Он с задумчивой улыбкой повернул голову в мою сторону. Уже не в первый раз мне казалось, что он может читать мои мысли.
– Ты ничего не можешь с этим поделать, Ворриор, и даже если могла бы, я не стал бы ничего в тебе менять, – прошептал он.
Я грустно улыбнулась ему в ответ. Его вера в меня была непоколебимой. Уже много лет, если быть точнее, с начала моего пубертатного периода, он не видел моего лица, даже кусочка обнаженной кожи. Хотя он и был уверен в том, что сможет сохранить контроль, это все равно оставалось лишь теорией. Я не выдержу, если разрушу его жизнь одним взглядом.
– Спасибо, – вздохнула я, начиная сушить волосы, которые тут же завивались в идеальные локоны на моей спине. После этого я надела свои новые вещи.
– В любом случае, – продолжила я свой рассказ, быстро заплетая свои волосы, – он бросил меня на растерзание псам! – Я небрежно засунула косу под капюшон и натянула его на лицо.
– Что? Просто так? – Мэдокс нахмурился.
– А? Э-м… нет. Я думаю, они должны были есть меня до тех пор, пока он будет растворяться в воздухе.
Хмурый взгляд Мэда превратился в гневный оскал.
– Грязный маленький ублюдок! Хитрый, испорченный и бессовестный, он явно пришел из самой темной адской дыры. Но как ты смогла выжить? – Ноздри Мэдокса дрожали от подавляемой ярости.
Я беспомощно пожала плечами:
– Это, наверное, самое странное во всей ситуации. Я и сама этого не знаю. Я думала, что уже умерла, но нет, со мной ничего не произошло. Мой капюшон соскользнул вниз, прежде чем что-то смогло произойти. Пес увидел мое лицо, а об остальном ты можешь догадаться! – Я нервно прикусила нижнюю губу и взяла новые солнцезащитные очки из шкафчика под раковиной. Это была модная дизайнерская вещица, закрывавшая своими темными стеклами больше половины моего лица. Очки окутывали мой мир в вечную тьму. Я их просто ненавидела, но все равно надела, а затем новые перчатки и обувь.
– Вот и все. Дерьмовый день! Можешь уже снимать свою девчачью маску, Мэд, я готова.
Брат тут же сорвал ее со своего лица и бросился ко мне. Я удивленно завизжала, когда он резко прижал меня к себе. Его темные крылья тихо зашуршали, когда он обернул их вокруг нас, словно защитный кокон. Какое-то время я противилась этой вспышке эмоций, но когда заметила, что его плечи трясутся, положила голову на его грудь и успокаивающе погладила по напряженному бицепсу:
– Не беспокойся. Со мной все хорошо, Мэд. Ничего плохого не произошло.
– Я убью этого урода! – зарычал он в ткань моего капюшона и резко выдохнул. – Я найду его ввалившуюся задницу, отрежу его скользкую башку и скормлю ее псам.
Я тихо засмеялась и продолжила гладить его руку, которая напрягалась еще больше.
– Все понятно, великий воин. Во-первых, его голова не была скользкой, а во-вторых, он вернулся в Тартар, так что можешь прекратить планировать свою кровавую месть, ладно?
Мэдокс тут же опустил свои крылья. Он мрачно уставился на меня и поджал губы.
– В каком смысле не была скользкой? Он прикасался к тебе, испугал тебя и чуть не скормил псам. В моих глазах это превращает его в мерзкую и грязную крысу с чумными шишками на причиндалах.
Я раздраженно закатила глаза и пошла в спальню.
– Оставь его, Мэд. Я не хочу больше о нем говорить.
– Ты что, смогла рассмотреть его поближе? – недоверчиво спросил брат. Его глаза хищно засветились в тусклом свете потолочной лампы.
– Черт подери! Конечно, я его видела! Он прижимал меня к себе, как игрушечного мишку.
Ноздри Мэдокса раздулись:
– Ты позволила ему к себе прикоснуться?
