– Видишь? Нет его тут. – Мужчина приобнял подругу за плечи, мягко развернул в сторону дома. – Давай-давай, а то как бы самим не околеть. Завтра разберемся…
Снеговик провожал их безумной улыбкой самодовольного идиота. Глазки-пуговицы чуть поблескивали в темноте, а округлые снежные бока лоснились, как у довольного сытого кота.
Там, внутри, под толстым слоем снега, постепенно растворялся Гришка. Его кости превращались в лед, кровь замерзала, а кожа и плоть становились снегом. Окруженный со всех сторон белым сиянием, Гришка ничего не слышал и не видел. И совсем-совсем не чувствовал холода.
Наоборот – впервые за всю его короткую маленькую жизнь Гришке Сорокину сейчас было по-настоящему тепло.
– Вот видишь, мальчик?..
– Понимаешь теперь, что такое настоящий холод?..
– Представляешь, насколько нужно заледенеть внутри, чтобы не чувствовать, как замерзаешь снаружи?..
– Бр-р-р…
– Зато Гриша наконец поиграл с кем-то в снежки…
– Снежки сами с ним поиграли…
– Бр-р-р!..
– Но это не все, что мы можем тебе рассказать про игры…
– Не все, не все, не все…
– Это только начало…
Лиза
– Ну, вот так я и живу, – сказала Марина, завершив экскурсию.
Эльдар рассеянно кивнул. Его взгляд блуждал по девичьей спальне, и все эти милые дамские безделушки: косметика, залепленный стикерами ноутбук, панды на простынях – казались ему чем-то чужеродным в огромной угрюмой комнате. Постер с модной рок-группой наполовину отклеился от обоев, словно толстые стены отторгали сиюминутное, предпочитая вечность, темноту кладовок, ледяной холод паркета. Батареи не хватало, чтобы согреть пространство, не согревали его и сердечки со смайликами. Вещи молодой хозяйки были лишь цветным островком посреди безразличного серого океана.
– Тебе не понравилось? – спросила Марина.
– Ну что ты, – пробормотал он, рассматривая потолок, гирлянды из лавра на карнизах, тяжеловесную люстру, не вписывающуюся в интерьер.
– Никак ее не поменяю, – смутилась девушка.
– Уютно, – соврал Эльдар. Потрепал по прическе одну из взгромоздившихся на полку кукол. Дорогостоящие куклы напомнили, что их владелица совсем недавно была ребенком. – Кучерявая похожа на тебя.
Марина ткнула его в ребра.
– Идем чай пить.
В конце извилистого коридора темнел арочный вход в гостиную. Эльдар замешкался, представив крошечную фигурку там, во мраке. Машинально потрогал рубец под челкой. И пошел за Мариной, озираясь.
Отношения тридцатидвухлетнего Эльдара и двадцатиоднолетней Марины длились полгода, но в гости к ней он попал впервые. Марина жила далеко и от него, и от их совместной работы, на окраине города, где он сам обитал в детстве. К тому же жила с мамой, а подобные знакомства Эльдар откладывал до лучших времен, желательно до дня свадьбы. Встречаться на его территории было выгодно обоим.
– Завтра ты ночуешь у меня! – объявила девушка накануне.
– А будущая теща? – напрягся он.
– У бабушки до понедельника.
Он сдался. Он не знал про витую люстру и высокий потолок с карнизами. Черт подери, он выбросил их из памяти.
– С тобой что-то не так, – констатировала чуткая Марина.
Эльдар отодвинул от себя чашку.
– Когда вы сюда переехали?
– Дай посчитать… – Марина нахмурила свои идеальные брови. – Родители развелись в две тысячи седьмом. В две тысячи восьмом, получается. А что?
На языке Эльдара вертелся следующий вопрос: не сталкивалась ли юная Марина с чем-то странным, необъяснимым в этих стенах, в этих населенных тенями комнатах? Но он спросил о другом:
– Кто здесь жил до вас?
– Учительница, – без запинки сказала Марина, – она еще у моей мамы преподавала. Продала квартиру с хорошей скидкой, теперь на ПМЖ в Германии. Дореволюционное здание, нынче такие на вес золота. А почему…
– Помнишь, как ее звали, учительницу?
– Хм… Лариса. Лариса Михайловна. Или Сергеевна. Семенова, точно.
– Семина, – поправил Эльдар, косясь в коридор. – Семина Лариса Сергеевна.
– Откуда ты ее знаешь? – изумилась Марина.
– Я уже был в этой квартире. В девяносто пятом году. Семина давала мне уроки английского.
Марина моргнула недоверчиво. Но мгновение спустя прыгала по кухне от избытка чувств.
– Ты! Шестиклассник! В моей спальне! А я в животе у мамы, жду тебя! Потрясающе!
Эльдар выдавил улыбку.
– А ты не разыгрываешь меня? – осеклась девушка.
Над ней колыхнулась марлевая сетка, маскирующая вентиляционное отверстие, будто изнутри кто-то выдохнул.
– Как такое можно придумать?
– Тогда… – Она села ему на колени, обвила шею: – Ты понимаешь, что это судьба?
Они допили чай и переместились в спальню. Выбрали кино для традиционного вечернего сеанса: «Москва слезам не верит», фильм, который она, оказывается, не видела и который они смотрели частями вот уже третью встречу подряд. Эльдар успешно приучал подругу к советской классике.
Встроенная в соляной куб лампа сплела вокруг них кокон света. Выпростай руку – и пальцы исчезнут во мраке. Легко вообразить, что до стен и потолка сотни метров, что квартира змеится лабиринтом туннелей, и в них тьма и холод, шорох и шепот, и быстрая маленькая тень проносится, стуча босыми пятками по паркету.
– Тебе никогда не было страшно здесь? – поинтересовался Эльдар нарочито буднично. – Такой древний дом.
– Дом как дом, – сказала Марина. Поджав ноги, свернувшись рядышком, она с ученической прилежностью слушала диалоги героев. «Смотри, как я люблю то, что нравится тебе», – говорила ее поза. Он улыбнулся и погладил Марину по мягким волосам. Достал из миски пригоршню орешков.
Его память отматывала прожитые годы: полный отказ от спиртного, развалившийся брак, постоянные ссоры с женой и алкоголизм, должность в офисе, счастливые молодожены, университет…
Девяносто пятый год.
* * *
Гипс сняли в мае, к летним каникулам. Весны восхитительнее у Эльдара не было. В отличие от матери он не проклинал пьяного водителя, вылетевшего на красный и ставшего причиной незапланированного двухмесячного отдыха. Кости срослись, головные боли прекратились. Впереди маячил июнь, игры с друзьями, походы на озеро, рыбная ловля и, если повезет, Сочи.
Но мать «обрадовала», сообщив, что с первого числа он будет трижды в неделю посещать репетитора.
– По математике я тебя подтяну, а английский нужно догонять. Троечников в семье не потерплю.
– Но сотрясение мозга, – запротестовал он.
– Я консультировалась с врачом. Ты здоров как бык. И никаких «но», молодой человек. Я подыскала учителя. Методиста, между прочим.
Поникший Эльдар брел за матерью по необычайно крутым ступенькам. Подъездные перила годились, чтобы скатываться на санках.
Дверь на четвертом этаже отворила статная плечистая женщина с каменным лицом. Белоснежная коса, поджатые губы, глухое коричневое платье. Эльдар прикинул, что ей лет пятьдесят – шестьдесят: в возрасте взрослых он ориентировался слабо. От репетитора пахло духами, но мальчику чудился запах мела, мышиного помета, пыльных книг без картинок – всего самого скучного и заурядного.
– Вот, привела вам бойца, – подтолкнула его мама: – Лариса Сергеевна Семина. Эльдар.
– Hello, young man, – грудным голосом сказала репетитор. – Я полагаю, мы сработаемся.
– Ага, – он робко переступил порог.
Размеры квартиры подавляли. Он не видел прежде таких потолков, такого старинного паркета. Коридор был уставлен книжными стеллажами, чтобы взять томик с верхней полки, даже Ларисе Сергеевне пришлось бы использовать стремянку. Темнота в углах походила на черные ульи, и Эльдар думал о шуршащих кожистых крыльях, о восковых огарках и ветре, поющем в дымоходе. А потом он заметил ее.
Девочку в дверном проеме слева по коридору. Ровесница Эльдара, рыжая и взлохмаченная; от одного взгляда на нее гостю сразу захотелось улыбнуться. У девочки были широко расставленные глаза и много-много веснушек, белая не то футболка, не то сорочка почти не скрывала голые тонкие ноги с расцарапанными коленками.
Эльдар махнул ей приветливо, и она помахала в ответ.
– Sit down at the table, please, – пригласила Лариса Сергеевна отвлекшегося ученика.
Кабинет репетитора был прохладным и мрачным, не верилось, что за плотно занавешенными окнами солнечный летний день. Мальчик то и дело терял нить урока, рассматривая орнамент на потолке, массивную люстру в паутине. Лариса Сергеевна возвращала к достопримечательностям Лондона настойчивым покашливанием.
Через сорок пять минут он обувался в прихожей. Учительница звонила маме, он слышал обрывки фраз.
– Способный… но несобранный…
– Привет. Ты кто?
Мальчик вздрогнул от неожиданности. Рыжая девчонка стояла над ним, ковыряя ногтем штукатурку.
Острые коленки, острая лисья мордашка. Кудри цвета осенней листвы.
– Привет. Я Эльдар. Я сюда на английский хожу. К твоей… бабушке.
– Ну что, – вклинилась в разговор Лариса Сергеевна. – I’ll see you on Wednesday.
– Я Лиза! – крикнула девочка вслед.
– Рад позна… – Дверь перед ним захлопнулась.
В среду Лиза встречала его, прячась за спиной репетитора. Теребила подол коричневого учительского платья и смеялась серыми, с искрой, глазами.
Он поздоровался с Ларисой Сергеевной, а Лизе подмигнул. Эффектное подмигивание он репетировал целое утро.
– Helper, – говорила учительница.
– Helper, – повторял он.
– Хеееельпер, – передразнивала Лиза из-за стены.
– Illustration.
– Illustration.
– Иллюстраааайшен, – страшно басила Лиза.
– Да что с тобой? – цыкала на Эльдара Лариса Сергеевна, и он кусал губы, чтоб не хихикать. И удивлялся, что у такой строгой бабушки такая разбалованная внучка.
Ему понравилось ходить на занятия. Да что там, он мчался на них, только бы перемигнуться с Лизой в прихожей, послушать, как она валяет дурака. Иногда она забиралась в кабинет и сидела под кадкой с алоэ, глумливо копируя незадачливого ученика:
– Ай инджой фишинг енд футбал! Он зе викендс ай волк…
Порой Эльдар обнаруживал в своем конспекте рисунки. Примитивные каракули, но что еще можно нарисовать впопыхах, чтобы никто не увидел?
«И как ей удалось?» – гадал мальчик.
Однажды, торжественно и словно бы в замедленной съемке, Лиза прошла мимо кабинета на четвереньках, высоко подбрасывая конечности и выкручивая голову. В тишине – лишь Лариса Сергеевна бубнила под боком. Неизменная белая сорочка задралась, демонстрируя бежевые панталоны.
Эльдар прыснул от смеха, и репетитор насупилась гневно.
Мама – видать, Лариса Сергеевна наябедничала по телефону – отругала его, но он не сдал Лизу. Он считал ее своим другом, хотя они ни разу не поговорили нормально.
Как-то учительница отлучилась из кабинета.
