Мы были одни.
Мы были не одни.
Выстрел пришелся Бассандеру прямо в лицо; лазурный луч станнера исказил силовое поле щита и заставил капитана отшатнуться. Он не был ранен, просто отвлекся. Мне этого хватило. Мысленно призвав Криспина и эмешских гладиаторов, я вскочил, и со мной вскочили мальчик-Адриан и Адр-мирмидонец, и втроем мы отсекли у запястья руку Бассандера вместе с мечом и бросились на него, ломая ему нос тыльной стороной ладони. Он выдержал два удара, но на третьем повалился навзничь, словно каменная стена, когда связывающий камни цементный раствор превратился в пыль.
Я уселся на него, прижав коленом грудь и схватив за горло. Говорить было нечего, приводить доводы – поздно. Мы спорили без слов, на более честном языке.
– Сдавайтесь!
Мне на миг показалось, что он возразит. Я сжал пальцы и буквально услышал, как вместо меня говорит мой отец – раскатисто, повелительно:
– Повторяю, сдавайтесь.
Из запястья и плеча бравого капитана хлестала кровь, он выглядел жалким и скукоженным, нос был разбит, как и мой, миндалевидные глаза опухли. Он простонал, но ничего не сказал.
– Медики вас найдут, – произнес я, отпуская его. – Кисть еще можно пришить.
Я попробовал встать, но ноги не слушались.
Меня подхватили крепкие руки.
– Осторожнее, дружище, – сказал знакомый голос.
Ладонь накрыла мою и отключила меч, чтобы я ненароком не поранил нас обоих. Хлыст поднял меня и поддержал. Я понял, что это он стрелял из станнера Бассандеру в лицо.
Я оглянулся:
– Хлыст, я… – «Мой друг, мой лучший друг». – Я…
– Да, это я, – перебил он. – Выглядишь, будто в аду побывал. Земля и император… идем.
– Я в порядке. Могу идти сам.
Сбросив его руку, я подошел к мечу Бассандера. Клинок еще дрожал, бронзовокожие пальцы по-прежнему сжимали рукоять.
Я нагнулся, вынул из них меч и повернулся к поверженному солдату:
– Думаю, теперь он мой.
Пожалуй, меч по праву принадлежал Хлысту, но я хотел напоследок уязвить Бассандера. Это было низко. Я понимал, что это низко, но все равно убрал меч в карман и полез за Хлыстом вниз по лестнице.
Не имея щита, он шустро перебегал из укрытия в укрытие. Я передвигался медленнее, соблюдая предельную осторожность. Я не стрелял, хотя держал станнер. Откуда-то издалека доносились крики моих товарищей. Я видел Валку и остальных в отсеке для шаттлов, но из-за яркого света и воя сирен чувствовал себя как будто под водой. Я запнулся и свалился бы, если бы рядом не оказалось ящиков, за которые можно было ухватиться. Из-под упавшей «пустельги» виднелись руки в черных рукавах, на темном полу растеклась кровь. В глазах помутилось, оглушительно стучало в ушах, и пульсировали жилы.
«Богов любимицей была… и оттого сошла в могилу рано»[8 - «Паломничество Чайльд-Гарольда», перевод В. Левика.], – то ли пробормотал, то ли подумал я. Как это относится ко мне, Байрон? Как?
Выстрел сбил меня с ног. Это был не станнер.
– Ios di puttana!
Джаддианский. Слова укололи больнее, чем клинок маэскола.
«Сукин сын!»
Я понял, что она здесь, что выстрелила в меня. Но не обернулся. Бросился вперед, к трапу. Сначала на четвереньках, потом на ногах. Второй выстрел прошел мимо, срикошетив от бронированного шаттла.
– Meta tutto che marana! – крикнула она. – Ti itante mia qal!
«После всего, что между нами было…»
Третий выстрел угодил мне в плечо, но я устоял и запрыгнул на трап.
– Пилот! – рявкнул я. – Поехали!
Лишь тогда я обернулся. Лишь тогда увидел ее в окружении джаддианских солдат под началом окровавленного Ханаса. Джинан. Моя Джинан. Мой капитан. В ее глазах стояли слезы, но не было грусти. Шаттл дернулся, и Элара с Хлыстом подхватили меня. Трап начал подниматься. Джинан снова вскинула винтовку, и дуло было чернее любой виденной мной тьмы. Вспышка – и новая пуля ударила меня в плечо, рассыпавшись о щит.
– Ti abatre! – крикнула Джинан.
«Я любила тебя».
Любила.
Люк закрылся. Шаттл вырвался из статического поля в глубокую, безмолвную Тьму.
Глава 18
На другом краю
В варпе космос выглядит калейдоскопом из оттенков фиолетового. Стремительно приближающиеся звезды переливаются лазурным и индиго, превращаясь то в тонкие пальцы света, то, благодаря искажению пространства-времени, в безымянные геометрические фигуры. Я стоял на мостике «Мистраля», завернутый в толстое одеяло, дрожа и едва сдерживая тошноту после фуги, и наблюдал, как причудливая ткань Вселенной вьется вокруг нас на скорости, в восемь раз превышающей световую. Конечно, это был лишь обман зрения. На самом деле мы не двигались, а находились в космическом пузыре, и нас несло, как чайку на волнах.
Отавия стояла у центральной панели управления, на платформе, откуда хорошо были видны работающие внизу офицеры. Она отдавала команды и отвечала на вопросы с отточенной за многие годы четкостью. Меня никто не беспокоил, и я мог блаженно стоять босиком, скрючившись, и наблюдать, как ионизированные частицы оседают на мембране искривленного пространства на краю варп-конверта. Как же они сияли! Как феи из лесов Луина, о которых рассказывала Кэт.
– Тридцать секунд до перехода на субсветовую скорость, мэм, – сообщил младший офицер. Не помню его имени.
– Приготовить поглотители к переходу на субсветовую скорость. Не хочу, чтобы след выдал нас при выходе из варпа. – Отавия схватилась за края панели, напрягая мускулистые руки. – Теплоотводы готовы?
– Так точно, мэм.
– Думаете, нас атакуют? – спросил я и тут же сжал челюсти, чтобы не клацать зубами.
– Не хочу рисковать кораблем, – бросила капитан.
– Пятнадцать секунд.
Шаркая по полу, я перебрался поближе. Отавия отдала еще несколько кратких приказов. Я молча наблюдал. В отличие от мостиков «Фараона» и соларианского «Бальмунга», где вместо иллюминаторов были информационные экраны и голографические панели, по бокам и сверху конусовидного носа «Мистраля» располагались полноценные окна. В них я и смотрел, кутаясь в одеяло, словно в тогу.
– Пять секунд, – произнес младший офицер.
Сквозь окна полился фиолетовый свет, продираясь, как солнечные лучи сквозь толщу воды.
– Граница.
Тьма.
Свет вдруг померк; его сменила усыпанная звездами бесконечность космоса. Вдали – впереди и под нами – виднелся холодный голубой сверхгигант. Иллюминаторы успешно сдерживали солнечное излучение, и сквозь сияние я заметил яркий нимб околозвездного диска. В звездной пыли вращались еще не сформировавшиеся планеты. Пылинки размером со спутники вились вокруг, увеличиваясь в размерах и разбиваясь. За всю жизнь я ни разу не видел ничего подобного. Рождение миров. Пройдет еще немало времени, прежде чем эта звезда, этот титан вылепит своих глиняных детей, но спустя миллиард или три миллиарда лет из этого хаоса могут образоваться полноценные планеты, горячие и неукротимые.
Мы нашли частоту для связи с экстрасоларианцами. Она была отмечена на терминале Крашеного вместе с координатами станции «Март». Отавия приготовилась подать сигнал – точное сообщение, которое я написал прежде, чем мы были заморожены после побега с «Бальмунга». С тех пор прошло почти семь лет.
Я не слышал, что она говорила.
Прислонившись к иллюминатору у правого борта, я вглядывался в алую пену и диск, в этот космический инкубатор.
«Рождение миров», – подумал я вновь, чувствуя тот же трепет, что в темных тоннелях Калагаха.
В галактической Тьме плыло четыреста миллиардов солнц. Империя занимала существенную часть пространства – миллионы систем, – но мы покрывали Галактику лишь подобно паутине в углу окна. Мы были ничтожны.
Случайно я заметил у диска какую-то синеватую вспышку. Если бы вместо окна была голографическая панель, я мог бы приблизить изображение, а так пришлось щуриться.
– Что-то вижу, – бросил я, не отводя взгляда.
Я не понимал, что именно увидел. Расстояние было слишком большим – все равно что пытаться разглядеть мошку на далеком холме. Вспышка повторилась, озарив тьму. Излучение термоядерного двигателя. Корабль.
– Множественные сигналы с диска! – крикнул младший офицер.
– Перехват? – настороженно спросила Отавия.
Я покосился на нее, на этого бронзового голиафа с волнистыми выбеленными волосами, склонившегося над панелью управления кораблем.
– Нет, – сказал я.
– Нет, – произнес в унисон со мной офицер и добавил: – Они не обращают на нас внимания. Движутся по своим траекториям.
– Это шахтеры, – догадался я, вспомнив голограммы шахтерских кораблей в поясе Делоса, которые показывал мне отец. – Выкачивают из диска тяжелые элементы. Должно быть, это проще, чем бурить планеты.
На моих глазах посреди диска и в тени освещаемых холодным солнцем планетоидов возникли новые вспышки.
Отавия вызвала с консоли несколько изображений, переданных внешними корабельными камерами:
– Похоже на то. А что станция? Дала ответ?
– Нет, мэм, – отчеканил связист. – Просигналить повторно?
– Да, – распорядилась Отавия. – Держимся прежнего курса.
Отходя от иллюминатора, я едва не споткнулся об одеяло.
– Пойду навещу остальных. По словам Окойо, все должны были проснуться.
* * *
Сиран и Паллино все еще ежились от холода в медике, укутанные согревающими одеялами. Оба пили обязательный после пробуждения апельсиновый сок. С ними были Айлекс и Бандит.
– Где Хлыст? – спросил я, приглаживая воротник.
С распадом Красного отряда я снова стал носить простые черные рубашки с брюками. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, приоткрывая оторочку с орнаментом «бута».
Паллино вперил в меня единственный голубой глаз. Он еще не надел повязку на другой, и покрытая шрамами глазница зияла передо мной.
– Размораживается.
– А сьельсин?
– Где-то, – пожал плечами старый мирмидонец.
– Его уже две недели как разбудили, – объяснила Айлекс, помогая Сиран встать. – Оно с доктором Ондеррой. Общаются.
– Что-что? – переспросил я, не до конца понимая. Должно быть, еще не отошел от фуги.
Дриада тряхнула головой:
– Отавия обустроила для него камеру как полноценную каюту. Они там.
Придерживая одеяло, она отвела Сиран к душевой. Гомункулы всегда восстанавливались после фуги быстрее нас, млекопитающих. Наверняка в биохимическом составе крови содержалось что-то, что им помогало.
Опустив руки, я кивнул и двинулся к выходу.
– Адр, – заставил меня развернуться голос Паллино. – Ты в порядке?
Я потупил взгляд, не зная, что сложнее – смотреть Паллино в пустую глазницу или в проницательный глаз. Я до сих пор прекрасно помнил, как кричала на меня Джинан, когда я поднимался по трапу, видел слезы в ее глазах, чувствовал ее гнев. Мы провели в заморозке семь лет, но, по сути, все это случилось лишь вчера.
«Мимолетное время, прости нас…» – подумал я. Это был не афоризм схоласта, а молитва, которую я помнил с детства[9 - Молитва, о которой идет речь, родом из компьютерной ролевой игры «Baten Kaitos», разработанной компаниями «Monolith Soft» и «tri-Crescendo» и выпущенной компанией «Namco» для игровой платформы «Nintendo GameCube» в 2003 году.].
Сделав резкий глубокий вдох, я расправил плечи, перестал сутулиться.
– Да, Паллино. Я… Со мной все будет хорошо.
И голубой глаз, и пустая глазница одинаково подозрительно прищурились, но Паллино улыбнулся, показав пожелтевшие зубы:
– Ну ладно. Ступай. Я скажу парнишке, где тебя искать.
Я отдал честь старому центуриону, прижав кулак к груди, и поспешно покинул медику. Прошел под боевыми знаменами, вяло болтавшимися под массивной переборкой. Никто меня не беспокоил, включая двух норманцев-часовых, оставленных Отавией у двери в карцер.
– Комендант, – пробубнили они с поклоном.
