– О, я придумаю что-нибудь другое, – съязвила она в ответ.
Мать не присоединилась к их смеху. Она подметила каждую черточку во взглядах, которыми они обменялись, и глаза ее сузились.
– Что мой сын для тебя, девочка?
Сумаэль растерянно моргнула, и ее смуглые щеки покрылись краской.
– Я… – Ярви впервые видел, как ей не хватило слов.
– Она – мой друг, – ответил он. – Она рисковала своей жизнью ради моей. Она – мой одновесельник. – Он промедлил мгновение. – Она – входит в мою семью.
– В самом деле? – Мать по-прежнему не спускала с Сумаэль пронзительных глаз, а та вдруг заинтересовалась узором на полу. – Значит, должна входить и в мою.
По правде говоря, Ярви был далеко не уверен, что они такое друг для друга, и меньше всего хотел вываливать свои отношения на суд матери.
– А тут все переменилось. – Он кивнул за окно. Снаружи жрец Единого Бога продолжал бубниво увещевать свою паству.
– Тут все пошло прахом. – Взгляд матери вернулся к нему, исполненный гнева. – Я едва успела относить по тебе траур, как к матери Гундринг прибыл орел. Меня пригласили в Скегенхаус на свадьбу Верховного короля.
– Съездила?
Она фыркнула.
– И тогда и сейчас мне их мероприятие не по сердцу.
– Почему?
– Потому что праматерь Вексен приглашает меня в качестве невесты.
Ярви вытаращил глаза:
– Ого!
– То-то и оно, что ого! Они решили повесить мне на шею ключ этого высохшего скелета, чтоб я крутилась, превращая их солому в золото. Тем временем этот змей, твой дядюшка, со своей подколодной дочкой препятствуют мне на каждом шагу. От всей черной души стараются разрушить все, что построила я.
– Исриун? – пробормотал Ярви, слегка поперхнувшись. «Моя нареченная» едва не добавил он, но, бросив взгляд на Сумаэль, решил промолчать.
– Знаю я ее имечко, – зарычала мать. – И произносить не желаю. Они разорвали договоренности, над которыми мы трудились годами. Добытых неимоверной ценою друзей превратили во врагов в одночасье. Отобрали товары у заграничных купцов и прогнали их с рынков. Если их цель – пустить Гетланд по миру, то поработали они на славу! Мой монетный двор отдали под храм ложному богу Верховного короля, видали?
– Похоже на то.
– Единый Бог стоит надо всеми богами, как один Верховный король восседает над прочими! – Она безрадостно расхохоталась, так внезапно, что Ярви подскочил. – Я воюю с ними, но меня теснят. Я знаю поле боя до тонкостей, но в их руках Черный престол. И у них – ключ от казны. И все равно я сражаюсь изо дня в день, не брезгуя любой тактикой и любым оружием.
– Кроме меча, – буркнул Ничто, не поднимая глаз.
Мать устремила кинжальный взор на него.
– Дойдет и до этого. Но Одем не относится к своей безопасности спустя рукава. И за его плечами – все воины Гетланда. А у меня в усадьбе наберется только четыре десятка. И еще Хурик.
– Нет, – перебил Ярви. – Хурик – человек Одема. Это он пытался меня убить.
Глаза матери поползли.
– Хурик – мой Избранный Щит. Он ни за что меня не предаст.
– Меня он предал, не моргнув глазом. – Ярви вспомнил, как кровь Кеймдаля брызнула ему на лицо. – Поверь. Мне не скоро забыть ту минуту.
Она оскалила зубы и пристукнула дрожащим кулаком по столу.
– Я утоплю его в болоте. Но чтобы одолеть Одема, нам нужно войско.
Ярви облизал губы.
– Есть у меня одно – и оно уже приближается.
– Неужели вместо сына ко мне возвратился волшебник? Откуда оно взялось?
– Из Ванстерланда, – ответил Ничто.
Настала каменная тишина.
– Ясно, – пылающий взор матери обратился к сестре Ауд, которая изобразила примирительную улыбку, а потом прочистила горло и потупилась в пол. Немногие смотрели куда-то еще в присутствии матери. – Ты заключил союз с Гром-гиль-Гормом? С тем, кто убил твоего отца, а тебя продал в рабство?
– Он не убивал отца, я в этом уверен. – На три четверти уверен, если точнее. – Одем убил твоего мужа и сына, своего брата и племянника. А нам приходится хватать любых союзников, каких бы ни принесло ветром.
– И какую цену запросил Горм?
Ярви поводил языком по пересохшему небу. Ему бы стоило догадаться, что Золотая Королева не упустит подробности сделки.
– Я склоню перед ним колени и стану его вассалом.
В углу покоев разъяренно зарычал Ничто.
Зрачки матери сжались в точки.
– Наш король на коленях перед самым ненавистным врагом? Что скажет о такой сделке с дьяволом наш народ?
– Когда тело Одема утопят в трясине, пусть говорят, что хотят. Лучше королем на коленях, чем во весь рост гордым нищим. Встану позже, ничего страшного.
Уголок ее губ тронула улыбка.
– Ты куда более мой сын, чем отца.
– И этим горд.
– Однако же. Ты впустишь этого мясника в Торлбю? Устроишь из нашего города скотобойню?
– Он лишь наживка для городских ратников, – начал объяснять Ярви. – Горм выманит их из цитадели. А мы проберемся подскальными туннелями, запечатаем намертво Воющие Врата и захватим Одема без охраны. Сможешь отыскать нам бойцов, готовых на это?
– Вероятно. Думаю, да. Но дядя твой не дурак. Что, если он не сунется в вашу ловушку? Что, если он оставит своих людей в цитадели, укроется и переждет?
– И прослывет трусом под насмешки Крушителя Мечей у самого порога? – Ярви придвинулся к матери, глядя ей прямо в глаза. – Ни за что. Я сидел там, где сидит он, и мне его мысли знакомы. Одем пока не обжился на Черном престоле. Никто не славит его великих побед, потому что их нет. А есть память об отце, и ходят предания о дяде Атиле – ему придется с ними соперничать. – И Ярви осклабился, потому как знал, каково это – прозябать в тени брата.
– Одем не откажется от золотой возможности сделать то, что не удавалось братьям. Разгромить Гром-гиль-Горма и объявить себя могучим военачальником.
Улыбка расплылась на лице матери, и Ярви стало интересно: смотрела ли она на него с восхищением прежде хотя бы раз?
– Твоему брату досталось многое, помимо здоровой руки, но весь разум боги приберегли для тебя. Ты сделался очень проницательным, Ярви.
Похоже, правильно примененный дар сопереживания – убийственное оружие.
– Годы подготовки ко вступлению в Общину не прошли даром. Однако ж помощь от кого-нибудь, близкого к Одему, подпитает шансы на успех. Надо сходить к матери Гундринг.
– Нет. Она – служитель Одема.
– Она – мой служитель.
Мать покачала головой.
– В лучшем случае ее верность расколется надвое. Кто знает, что она посчитает наибольшим благом? И без этого столько всего может пойти не так.
– Но на кону так много. Небывалые ставки означают неслыханный риск.
– Означают. – Она встала, отряхнула юбки и задумчиво на него посмотрела. – Когда же любимый мой сын заделался таким игроком?
– Когда дядюшка швырнул меня в море и отобрал мои наследные права.
– Он тебя недооценил, Ярви. Как, впрочем, и я. Правда, я с радостью готова учиться на ошибках. – Ее улыбка угасла, а голос принял мертвенный оттенок. – А его ждет кровавая расплата. Отсылай птицу Гром-гиль-Горму, сестричка. Передай – мы ждем его с нетерпением.
Сестра Ауд низко поклонилась.
– Слушаюсь, о королева, но… стоит отослать – и обратной дороги не будет.
Мать Ярви разразилась лающим смехом.
– Спроси у своей госпожи, сестра. Я не из тех, кто отступает на полпути. – Потянувшись через стол, она положила сильную руку на слабую руку Ярви. – Не из тех и мой сын.
Во тьме
– Опасно же до черта, – прошептал Ральф, и тьма поглотила его слова.
– Жить вообще опасно, – ответил Ничто. – Все дни, начиная с рождения.
– Все равно – можно с криком и голой задницей броситься в Последнюю дверь, а можно осторожно двинуться в другую сторону.
– Смерть проведет нас туда, в какую сторону ни двинься, – промолвил Ничто. – Я встречаю ее в лицо по доброй воле.
– Тогда в следующий раз я по доброй воле свалю от тебя подальше, ладно?
– Хватит балаболить! – зашипел Ярви. – Вы как старые шавки над последней костью.
– Не всем же вести себя по-королевски, – пробормотал Ральф, не слишком тая усмешку. Пожалуй, коль человек каждый день на твоих глазах гадил в ведро, принять то, что он восседает между богами и людьми, – непросто.
Взвизгнули шкворни, покрытые многолетней ржавчиной, и в облаке пыли ворота раскрылись. Один из инглингов матери протиснулся в узкий сводчатый проход и хмуро оглядел остальных.
– Тебя заметили?
Невольник покачал головой, повернулся и тяжело затопал по лестнице, поднимаясь до низкого потолка. Ярви задумался, стоит ли ему доверять. Мать считала, что стоит. Вот только и Хурику она доверяла. Ярви перерос детское предубеждение, будто родители знают все.
За прошедшие месяцы он перерос все разновидности предубеждений, какие есть.
Лестница выходила в огромную пещеру. Шероховатый, с выбоинами свод затянуло коркой натеков, на кончиках их зубьев в свете факелов искрились капельки.
– Мы под крепостью? – спросил Ральф, встревоженно вылупившись наверх, на невообразимую тяжесть камня над головой.
– Скала источена ходами, – сказал Ярви. – Древними туннелями эльфов и подвалами людских поселений. Потайными дверями и глазками. Некоторым королям и всем служителям нравится передвигаться скрытно. Но так, как мне, эти пути никому не известны. Я прожил в темноте полдетства. Прятался то от отца, то от брата. Скитался из одного места в другое. Наблюдал незримо и представлял, будто участвую в том, что вижу. Сочинял себе жизнь, в которой бы не был изгоем.
– Какая грустная история, – прошелестел Ничто.
– Жалкая. – Ярви задумался о себе помоложе, о том, как хныкал в темноте, как отчаянно желал, чтобы кто-нибудь на него набрел, понимая, однако, – никому до него дела нет; и с отвращением к прежнему бессилию встряхнул головой. – Но она пока что способна неплохо закончиться.
– Способна. – Ничто огладил стену. Облицована эльфийским камнем без стыков. Прошли тысячи лет, а он гладок, будто выложен только вчера. – Тут люди твоей матери смогут проникнуть в цитадель незаметно.
– Пока ряды ратников Одема выходят над нами на бой с Гром-гиль-Гормом.
Инглинг поднял руку и оборвал их разговор.
Коридор оканчивался округлым стволом колодца. Высоко вверху – кружок света, далеко внизу мерцает вода. Вкруг шахты колодца вилась лестница. Ступеньки до того узкие, что Ярви прижимался к стене, скребя лопатками гладкий эльфийский камень, а носки сапог скользили по краю. На лбу выступил пот. На половине подъема к ним с высоты устремился какой-то вихрь и Ярви отдернулся, когда нечто внезапно мелькнуло перед носом, – и упал бы, не подхвати его за руку Ральф.
– Не хотелось бы, чтобы ведро оборвало твое недолгое царствование.
Ведро плеснуло где-то далеко под ними, и Ярви глубоко вздохнул. Не хватало ему еще заново окунаться в ледяную воду.
Вокруг них необычайно громко зазвенело эхо женских голосов.
– …нее до сих пор слышно одно лишь нет.
– А вам захотелось бы замуж за старого сморчка после мужчины навроде Атрика?
– Ее хотение побоку. Если король восседает между богами и людьми, то Верховный король восседает между богами и королями. Никто, во веки веков, не отказывал…
Подъем продолжался. Новые ступеньки, новые тени, новые постыдные воспоминания. Стена из грубого камня, на вид куда древнее той, что внизу, но на деле на тысячи лет моложе. Солнечный свет играл, проникая через решетки под потолком.
– Скольких бойцов наняла королева?
