– Тридцадь трех, – бросил через плечо инглинг. – Пока что.
– Людей опытных?
– Людей. – Инглинг пожал плечами. – А убивать им или умирать – это как повезет.
– О скольких то же самое сказал бы Одем? – спросил Ничто.
– О многих, – ответил инглинг.
– Здесь не меньше их четверти. – Ярви приподнялся на цыпочках к забранному решеткой отверстию.
Сегодня боевую площадку расчертили во дворе цитадели. Один из углов отмечал старый кедр. Воины упражнялись со щитами, строились клиньями и заслонами и по команде рассыпались поодиночке. Сталь поблескивала под жиденьким солнцем, грохотала о дерево. Отовсюду шорох переступающих ног. Приказы мастера Хуннана хрустели на морозце: сомкнуть щиты, держаться соплечника, низкий выпад, – вот так же он гавкал и на Ярви, с поразительно малым успехом.
– Великое множество мужей, – проговорил Ничто, вечно склонный к преуменьшениям.
– Хорошо обученных и закаленных в боях, на их собственном ратном поле, – добавил Ральф.
– На моем поле, – процедил сквозь зубы Ярви. Он повел друзей дальше, узнавая каждую ступеньку и каждый камушек. – Гляди. – Он привлек к себе Ральфа и придвинул его к новой решетке – сквозь нее просматривался вход в крепость. Клепаные дубовые двери настежь раскрыты, по бокам стоит стража, но сверху, в тени свода, мерцала полоска начищенной меди.
– Воющие Врата, – прошептал он.
– Отчего их так нарекли? – поинтересовался Ральф. – Оттого, что мы завоем, когда дело пойдет не так?
– Плюнь ты на имя. Они рушатся с высоты и перекрывают вход в цитадель. Механизм собирали шестеро служителей. На весу их держит один серебряный костыль. Они всегда под охраной, но в надвратный каземат ведет потайная лестница. Когда наступит наш день, мы с Ничто берем дюжину воинов и захватываем его. Ральф, ты выводишь лучников на крышу, будьте наготове сделать из дядиной стражи подушечки для булавок.
– Узорчики из них выйдут красивее некуда.
– В нужное время мы мигом вытащим штырь. Ворота рухнут, и Одем замурован в ловушке. – Перед Ярви встала картина ужаса на лице дяди после падения врат, и ему не в первый раз очень захотелось, чтобы на деле все прошло так же гладко, как на словах.
– Одем в западне… – во тьме сверкнули глаза Ничто. – Вместе с нами.
Во дворе радостно зашумели в честь окончания последнего упражнения. Одна половина выиграла, другая – лежала ничком.
Ярви кивнул безмолвному инглингу.
– Раб покажет вам дорогу. Выучите весь путь.
– А ты куда собрался? – спросил Ральф и неуверенно прибавил: – Государь?
– Я еще кое-что должен сделать.
Затаив дыхание, чтоб не выдать себя малейшим звуком, Ярви прокрался сквозь душную тьму к тайной дверце между ног Отче Мира, прижался к смотровой щели и уставился на Зал Богов.
Полдень еще не настал, и король Гетланда находился где и полагалось – на Черном престоле. Трон стоял к Ярви спинкой, поэтому Одемова лица тот не видел – лишь контур плеч да отсверк венца в волосах. Справа от него сидела мать Гундринг, рука служительницы подрагивала под тяжестью прямо стоящего посоха.
Ниже тронного возвышения, в едином море залитых тусклым светом лиц, стоял цвет знати Гетланда. Великие и благородные – а также чахлые и захудалые. Блестели шлифовкой ключи и искусные пряжки, на губах – угодливые улыбки. Когда над отцом насыпали курган, те же самые мужчины и женщины проливали слезы и с тоской вопрошали: кто теперь сыщется подобный ему? Уж наверняка не искалеченный шут, его младший сын.
И, не сгибая прямую спину, на нижних ступенях стояла мать. Позади нее громадой нависал Хурик.
Лица Одема не видать, зато голос лжекороля раскатывался по всему священному залу. Спокойный и уравновешенный, как и прежде. Терпеливый, словно зима, и Ярви пробрало зимней стужей, когда он его услыхал.
– Разрешит ли уважаемая сестра осведомиться, когда она намерена совершить путешествие в Скегенхаус?
– Как только позволят обстоятельства, государь, – отвечала мать. – Неотложные нужды хозяйства страны пока не…
– Теперь я ношу ключ от казны.
Ярви скосил глаз в прорези и по другую сторону Черного престола увидел сидящую Исриун. Его невесту. Вдобавок невесту брата. Ключ от казны висел у нее на шее и, судя по всему, тяготил не столь ужасно, как она некогда опасалась.
– Я готова уладить ваши дела, Лайтлин.
Ее тон слабо напоминал ломкий голосок боязливой девчушки, с трудом пропевшей обеты в этом самом чертоге. Он сравнил блеск в ее зрачках тогда, когда она в первый раз прикоснулась к Черному престолу, с тем, как они горят сейчас, при виде сидящего на троне отца.
С тех пор, как Ярви отбыл в Амвенд, не только он изменился.
– Не затягивай с решением, – прозвучал голос Одема.
– Вы гордо восстанете над всеми нами – Верховной королевой, – добавила мать Гундринг. На миг блеснул отлив темного эльфийского металла – служительница качнула посохом.
– Или склонюсь перед праматерью Вексен – ее счетоводом, – отрезала мать.
После некоторого молчания Одем мягко произнес:
– Бывают ведь судьбы и горше, сестра. Мы обязаны делать то, что должно. Наш долг – поступать во благо Гетланда. Позаботься от этом.
– Государь, – поклонившись, выдавила она сквозь зубы, и хоть Ярви не раз об этом мечтал, в нем вспыхнула злость при виде ее унижения.
– Теперь оставьте меня наедине с богами, – произнес Одем, мановением руки отсылая челядь. Двери раскрылись, благородные мужи и жены, выразив поклонами безмерное почтение, потекли вереницей на свет. Среди них шла и мать Ярви в сопровождении Хурика; следом поспевала мать Гундринг, и, наконец, Исриун просияла улыбкой у порога – точно так же, как некогда улыбалась Ярви.
Гулко стукнули двери, и воцарилась звенящая тишина. Одем с мучительным стоном сорвался с Черного престола, словно сиденье раскалилось. Он повернулся, и у Ярви в груди замерло дыхание.
Дядино лицо было совершенно таким же, как ему помнилось. Сильным, с твердыми скулами и сединой в бороде. Очень похожим на лицо отца, только даже родной сын навряд ли бы разглядел в чертах короля Атрика заботу и нежность.
Сейчас пора нахлынуть ненависти. Ненависти, которая сметет все страхи и утопит неотвязные сомнения в том, что вырвать Черный престол из дядиных рук стоит той кровавой цены, уплатить которую наверняка придется.
Но вместо этого при виде лица врага, убийцы родных и похитителя королевства, сердце Ярви не выдержало и потрясло изгнанника нежданным приливом любви. К единственному в семье человеку, кто дарил ему свою доброту. К единственному, у кого он чувствовал искреннюю приязнь. К единственному, с кем он чувствовал себя достойным этой приязни. А потом Ярви потрясло скорбью от потери того единственного человека, и на глаза навернулись слезы, и он давил костяшки кулаков о холодный камень, проклиная себя за слабость и безволие.
– Хватит на меня глазеть!
Ярви отшатнулся от прорези, но взгляд Одема был устремлен вверх. Стук его неторопливых шагов отражался эхом в бархатной полутьме необъятного чертога.
– Вы меня бросили? – выкрикнул он. – Так же, как я бросил вас?
Он разговаривал с янтарными изваяниями под куполом. Он обращался к богам, и никому не пришло бы в голову назвать спокойным его хриплый голос. Вот дядя снял королевский венец, что когда-то носил и Ярви, и, гримасничая, почесал отметину, которую обруч оставил на лбу.
– Что я мог сделать? – прошептал он. Так тихо, что Ярви с трудом разобрал слова. – Все мы кому-то служим. За все платим свою цену.
И Ярви припомнил последние слова Одема – словно острые ножи, пронзившие его память.
Из вас получился бы превосходный шут. Но неужели моей дочери и в самом деле придется выйти за однорукого недомерка? Куклу-калеку, на веревочке у матери?
И вот теперь в нем вскипела ненависть. Горячо и обнадеживающе. Не он ли давал клятву? Ради отца. Ради матери.
Ради себя.
Тоненько звякнув, острие меча Шадикширрам покинуло ножны, и Ярви прижал шишку левой руки к потайной дверце. Толкнуть как следует – и она распахнется. Один раз толкнуть, три шага вперед и выпад – и всему этому настанет конец. Он облизал губы и провернул в руке рукоять. Расправил поудобнее плечи – в висках шумела кровь.
– Довольно! – взревел Одем, гулом зашлось эхо, и Ярви снова застыл. Дядя рывком опять нахлобучил на себя королевский венец. – Что сделано, то сделано! – Он погрозил кулаком потолку. – Если вам хотелось иного, что ж вы не остановили меня? – И он развернулся на каблуках и твердой походкой вышел из зала.
– Они послали меня, – прошептал Ярви, вдевая меч Шадикширрам обратно в ножны. Не пора. Еще нет. Не настолько просто. Но все его сомнения выжгло напрочь.
Даже если придется утопить Торлбю в крови.
Одем умрет.
В бой за друга
Ярви налег на весло изо всех сил, сознавая, что бич уже занесен. Он тянул и рычал, напрягая все мышцы, вплоть до обрубка пальца на бесполезной руке, но в одиночку его ни за что было не сдвинуть.
Матерь Море с ревом крушила доски в трюме «Южного Ветра», и Ярви неуклюже, отчаянно хватался за лестницу и смотрел, как гребцы натягивают цепи, тужатся вдохнуть последний глоток воздуха перед тем, как над их головами сомкнется вода.
– Ушлые и глупые ребятишки тонут, в общем-то, одинаково, – заявил Тригг, с ровнехонько расколотого черепа сбегала кровь.
Ярви сделал еще один заплетающийся шаг в безжалостную метель, поскальзываясь, шатаясь на горячем, гладком, как стекло, камне. Как бы ни старался он поднажать, по пятам зубами клацали псы.
Гром-гиль-Горм скалил алые зубы, лицо великана испещрили кровавые капли, и пальцы Ярви перебирали его ожерелье.
– Я иду-у, – пропел он, словно ударил в колокол. – И Матерь Война шествует со мною!
– Ну как, готов встать на колени? – вопросила мать Скейр, сверкая эльфийскими запястьями на руках, а на ее плечах хохотали и хохотали вороны.
– Он уже и так на коленях, – обронил Одем, упираясь в подлокотники Черного престола.
– Всю жизнь простоял, – улыбалась и улыбалась Исриун.
– Мы все кому-нибудь служим, – сказала праматерь Вексен, с голодным блеском в глазах.
– Хватит, – просипел Ярви. – Довольно!
И вышиб потайную дверь, и хлестнул изогнутым мечом наотмашь. Анкран вспучил глаза, когда клинок вошел в него.
– Последнее слово скажет сталь, – проскрипел он.
Шадикширрам хрипела и молотила локтями, пока Ярви наносил удар за ударом. Поддаваясь металлу, чавкала плоть. Повернув голову, женщина улыбнулась.
– Идет, – прошептала она. – Он уже близко.
Ярви пробудился, мокрый от пота, опутанный одеялами, он колошматил перину.
Дьявольская рожа, из тени и пламени, смердя дымом, нависла над ним. Он дернулся в сторону, а затем, с облегчением охнув, понял, что это Ральф в темноте держит факел.
– Гром-гиль-Горм выступил, – сообщил он.
Ярви раскидал одеяла. Гул, искаженный гам пробивался сквозь ставни. Грохот. Крики. Колокольный звон.
– Он перешел границу во главе более чем тысячного войска. Возможно, стотысячного, смотря каким слухам верить.
Ярви никак не мог проморгаться ото сна.
– Уже?
– Он движется стремительно, как огонь, и сеет такой же хаос повсюду. Гонцы с трудом опережают его. Он всего лишь в трех днях от города. В Торлбю переполох.
Внизу сквозь ставни едва сочилась предрассветная серость, высвечивая бледные лица. Едва обоняемый запашок дыма щекотал ноздри. Запах дыма и страха. Еле слышно отсюда жрец надломленным голосом скликал народ поклониться Единому Богу и тем спастись.
Поклониться Верховному королю и стать рабами.
– Твои вороны не мешкают, сестра Ауд, – сказал Ярви.
– Как я и говорила вам, государь. – Ярви вздрогнул от этого слова. Оно по-прежнему звучало издевкой. Так издевкой и будет, пока не умрет Одем.
Он посмотрел на одновесельников. Сумаэль и Джойд нянчились с собственными тревогами. Ничто не прятал в ножнах ни алчной улыбки, ни начищенного клинка.
– Это мое сражение, – проговорил Ярви. – Если кто-нибудь из вас откажется, я не стану его винить.
– Я и мой меч присягнули дойти до конца. – Ничто большим пальцем стер с лезвия пятнышко. – Лишь одна дверь преградит мой путь – Последняя.
Ярви кивнул и здоровой рукой стиснул его предплечье.
– Притворяться не буду, мне не понять твою преданность, но я тебе за нее благодарен.
Остальные не столь безоглядно ринулись в бой.
– Не хочу врать, говоря, что меня не волнует соотношение сил, – высказался Ральф.
– Оно волновало тебя и в приграничье, – возразил Ничто, – а в итоге мы положили всех врагов в погребальный костер.
– И друга. И попали в плен к озлобленным ванстерцам. Озлобленные ванстерцы снова здесь, и, случись нашему замыслу пойти вкривь, навряд ли мы уболтаем отпустить нас восвояси, каким бы языкастым ни был наш юный король.
Ярви опустил скрюченную кисть на эфес меча Шадикширрам.
– Тогда вместо нас заговорит наша сталь.
