– Не подведу! Спасибо за живец и вообще за всё, что спасли меня, и всё такое…
– Давай, парень! У нас мало времени, а мы так и не узнали от Хасанова, как получить вакцину для не иммунных. Он просто не успел дочитать.
Я быстро спустился вниз. Капитан, стоящий возле кучи снаряжения в просторном ангаре, призывно махнул рукой. Мне пришлось оставить свой драгоценный костюм «Пума» и охотничий комок, избавиться от китайских тапочек, и облачиться в казённую военную форму. Вот и чёрный ход. Сразу за ним круглела на асфальте чугунная крышка канализации. От живца из спирта меня развезло – как бы и не беспокоили канонада и взрывы. Подумалось только: «Хорошо, что оттуда в нас не стреляют. В очередь, такие-то дети! Подходи на раздачу!». Крошилово продолжалось. Я же приподнял уголком топора крышку люка и немного сдвинул её, чтоб она обратно не легла в паз. В образовавшийся зазор я аккуратно просунул пальцы и поставил тяжёлую чугуняку на ребро, потом немного откатил и отпустил. Крышка с характерным грохотом упала на асфальт, а я по вмурованным в шахту люка ржавым скобам начал свой спуск. Вспомнилась песня про бомжа, люк и прекрасную жизнь.
Внизу меня действительно ждал ряд включённых водонепроницаемых тусклых фонарей под сводом, а также и первая видеокамера. Труба действительно была под наблюдением. Рация сюда не пробивала. Так что я просто махнул в камеру рукой и вошёл в трубу.
Глава 5
Стаб муров
Есть такой дар иммунным от Улья – ментат. Такие люди всегда ценятся сообществами выживших. Ни один стаб не сможет достаточно долго просуществовать, если в нём не поселится ментат. Это своего рода ФСБ: все мысли, прошлое, всё, что есть в голове других иммунных – доступно такому человеку. Некоторые могут читать их даже издалека; кто послабее из ментатов, тот должен видеть испытуемого. Самые сильные могут не только читать, но и закрывать часть информации в головах своих целей. Сильнейшие же могут видеть и даже снимать такие блоки. Естественно, против заражённых ментаты были бесполезны, и чаще всего погибали в первые же часы после переноса – в отличие от людей, имеющих какие-нибудь боевые, а лучше – спасательные дары. Но уж если они попадали к группе выживших, их холили и лелеяли, всячески помогая усиливать их дар. Ведь они защищали стаб от предателей и злоумышленников, проверяли данные от прибывших на дезинформацию, находили преступников. Они делали ментальный снимок каждого: теперь уже никто и никогда не мог выдать себя за другого. Почти все сильнейшие в той или иной степени были посвящены в такой проект, как Институт. Остальные присоединялись к Детям Стикса – килдингам. Первые демонстрировали научный подход, вторые – религиозный. Институт изучал Стикс. Выявлял закономерности, собирал знания. Но вот конкретно увидеть кого-нибудь из институтских или килдингов не удавалось почти никому из простых иммунных: тех иммунных, что смогли добраться до стаба и прижиться там хотя бы на некоторое время, а не тех, что перед смертью успели лишь помотаться по окрестностям своего кластера и сдохнуть от спорового голодания, или попав под перезагрузку, погибнуть от зубов заражённых или пуль и ножей муров. Эти, «свежаки», не то, что про Институт, про сам Стикс ничего не знали.
Сами же посвящённые в проект или культ свою связь с ним не афишировали. Слишком много было для этого причин, и самая главная – собственное выживание.
Ведь многие в Стиксе обожествляли его; Стикс – это святое, изучать его научными методами – святотатство. А безбожникам одно наказание – принесение их в жертву, ибо такая жертва наиболее угодна Стиксу, и он будет благосклонен за это к своим адептам. Отведёт орду или подарит верный выстрел – мало ли как может благословить Стикс.
Другие искали тайны Улья, и могли пытками заставить их выдать. Но только это никогда не давало результата. Никто не был посвящён во всё – только в своё направление. На многих стояли мощнейшие блоки. Да и присоединялись к Институту или килдингам лишь лучшие из лучших – те, которые порой с лёгкостью могли одолеть своих недоброжелателей.
Мося был спокоен – ментатов в стабе не было, и прочитать его никто не мог. Вот уже и узкий перешеек между водохранилищем и мёртвым кластером. Водохранилище прилетало раз в месяц, порой переполненное. Тогда волна цунами перехлёстывала насыпь, по которой он сейчас ехал, и уходила в чёрный лес. Оттуда потом вытекали потоки жижи, похожей на мазут. Скапливаясь вдоль насыпи, жижа подсыхала, и под её растрескавшейся поверхностью неудачника подстерегала коварная и смертоносная топь.
В черноте перезагрузок не бывало. Это был абсолютно чёрный и мёртвый мир, высасывающий энергию из всего, что в него попадало, и превращаюший всё в уголь. Хрупкие угольные папоротники, сосны и трава – всё там стояло, не шелохнувшись. Но стоило к ним прикоснуться, как они осыпались на землю прахом. Такая же судьба ждала и любого несчастного, кто имел неосторожность сюда зайти. Заражённые избегали чёрных кластеров. Из иммунных энергия там уходила довольно быстро. Новичок вырубался за пару минут. Бывалый мог, непрерывно двигаясь, продержаться от получаса до часа. Вся электроника в черноте выгорала мгновенно, моторы глохли.
Когда «буханка» миновала опасный перешеек, показалось бесконечное высохшее поле с редкими розовыми островками цветущего сейчас вереска. За ним был уже стаб муров.
Муравейник – так был прозван этот кластер. Много кто тут раньше жил, пока его не подмяли под себя внешники, зачистив от прежних обитателей.
И вот ограда из положенных друг на друга вразбежку легковых автомобилей в пять рядов. В некоторых верхних кабинах оборудованы огневые точки. Их можно было определить по белым и зелёным мешкам с песком, выделявшимся на общем ржавом фоне железной стены. Поверху шли спирали ленты Майера[4 - Разновидность колючей проволоки.]. Всё это было нужно скорей не для обороны, а для того, чтобы затруднить пленникам побег с «фермы».
В рассветных лучах Мосин транспорт разглядели в оптику ещё на подходе. Охранник влез в кабину служившего воротами фургона-рефрижератора. Из выхлопной трубы вылетел густой дизельный выхлоп, и здоровая махина отъехала, освободилось место для проезда «буханки». За воротами уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу группа встречающих. Ублюдки готовились к ритуалу встречи, когда «скотину» «объезжают». Новичков сразу вышвыривали из машины и избивали ногами до полусмерти. Правда, женщинам «везло», но они были не рады своему везению, и их крики также доносились из беснующейся толпы. Этот раз не был исключением.
Суровый детина с брутальной мордой распахнул заднюю дверь машины.
– О! Мося! А где все-то?
При этом он деловито наматывал на кулак волосы медсестры. В следующую секунду женщина вылетела из салона под ноги бандитам.
– Только мясо? Наши чё? Задержались, подъедут? – покряхтывая, проговорил здоровяк, сжав в жменю одежду на груди у лупатого белобрысого парня и, приподняв его, швырнул ещё дальше первой жертвы. Парнишка улетел далеко, чем вызвал радостный рёв толпы. Мужичок-работяга предусмотрительно начал выходить сам, но заслужил такой пинок, что пройти с ускорением ему пришлось метра с три.
– Чё? Крепкий? – спросил кто-то из толпы, и точный удар в челюсть свалил мужика на землю.
Посмотрев на не пришедшего в себя солдата, залитого кровью, детина смачно сплюнул прямо на него, и обратил свой взор на брюнетку в кабине.
– Какую Белоснежку ты себе заныкал, Мося! Придётся поделиться. Наверное, по дороге останавливался уже с ней.
Мося осёк не в меру раскомандовавшегося Жбана:
– Ээ! Отвали.
Жбан и сам отвалил. Его руки ожгла необычная твёрдость и холодность, как будто за манекен ухватился.
– Эт чё с ней?
– Таблеток наших пережрала, вон, вишь, окостенела. Надо к знахарю её.
Жбан обошёл машину и, открыв пассажирскую дверь, взял девушку на руки.
– Я сам отнесу, – сказал Мося. И Жбан отдал тело ему.
– На, а то я всё веселье пропущу.
Жбану в кабине на глаза попался кусок резинового шланга. Со свистом покручивая шлангом в воздухе, он направился к измывающейся над свежаками толпе.
Мося потащил девку к жилищу Квопы, местной знахарки. За спиной начали раздаваться хлёсткие удары и истошные визги жертв. Квопа стояла, облокотившись на косяк в дверях своего заведения, и щурилась на солнышко, отчего Мосе казалось, что она улыбается. Может, она и улыбалась на самом деле, ведь садисткой она была редкостной. Недаром внешники направили её в эту дыру.
– Глянь-ка на эту – десять таблеток наших проглотила. Да и дар её определи, а то мне показалось, что она нимфа.
Квопа засмеялась:
– Ага, те щас все девки нимфами казаться будут. Ко мне лучше б зашёл перед рейдом.
– Ээ, нет, спасибо, зашёл тут один к тебе поиграться, еле живой ушёл потом. Вон с пленниками играй в свои игры.
Мося бросил закаменевшее тело на операционный стол.
– Так что с ней?
– Ну, от таблеток дней десять в айс-фризе будет. А потом гореть начнёт, тогда её в лёд надо кинуть будет и водой отпаивать. А так сгорит до черноты, или у внешников размораживающий спрей попросить.
Квопа зачем-то начала пристёгивать руки и ноги девушки к кушетке.
– Осмотреть её надо хорошенько, а то вон, гляди, какая вся покусанная да побитая. Я, конечно, поработаю над ней попозже, не надо дар мне разряжать сейчас. На тех во дворе поберегу. Их надо определить, вдруг опасные.
В комнату вошёл Кучер, кучерявый чернявый малый, бывший в Муравейнике за своеобразного администратора от внешников и непосредственно директора «фермы».
Хлопнув бандита по плечу, он спросил:
– Дарова! Где народ-то? Малыш наш где, Седой?
Мося с деланным сожалением пожал плечами:
– Все там остались, под стабом. Я еле ноги унёс. Солдаты крутые в этот раз прилетели. Засаду нашу с ходу прочитали, накрыли всех разом. Я даже и не понял, как всё произошло.
Квопа тем временем довольно ловко и быстро при помощи ножниц раздела замороженную, и вмешалась в разговор:
– Оставь мне её на денёк, как очухается. Хочу послушать возможности её голоска. А этих твоих козлов не жаль, бесполезные всё равно были. Только бухали тут и воздух портили. Новых, может, получше наберём. С новыми-то всегда повеселее.
Мося махнул на Квопу рукой и почесал нос.
– Мне, как очухался, повезло. Смотрю, «буханка» со свежаками стоит сзади боя. Эти все вперёд ускакали. Только два охранника. Я их снял тихонечко под шумок. Свежакам прогнал, что я специально за ними прислан. Даже дар применять не пришлось. Они и поверили, тихо ехали, не рыпались. А я раствор приготовил им, чтоб на всякий случай – вдруг какие дары у них неожиданно откроются. Мне эта «Белоснежка» стеклянная… – бандит указал на кушетку, – нимфой показалась. Так я им дал этот усыпляющий раствор. А у неё, видать, дар какой-то сильный – споровое голодание началось преждевременно, ну и жажда дикая, само собой. Она, в общем, всё сама вылакала…
Кучер прервал Мосю:
– Короче, ты братву всю слил… И если б без добычи вернулся, я бы тебя внешникам на органы самого сдал.
Кучер притворно-равнодушным взглядом посмотрел на операционный стол.
– Девку беру себе за то… И да, теперь тебе никаких поблажек – на «ферму» вход закрыт.
И, видимо, чтобы привлечь Квопу на свою сторону, сказал:
– Полдня Квопе дам с ней позабавиться, и всё! Жалко, у нас ментата нет, проверили бы твои слова.
Его рука тем временем прошлась по слегка небритой голой ноге девушки снизу вверх. Его руку покалывали вставшие дыбом от всеобщей судороги волоски.
– Айс-фриз, говоришь, на десять дней. Тут в Стиксе, кто так долго живёт, имя должен получить, иначе прогневаем…
Кучер закрыл глаза и вновь провёл рукой по ноге девушки.
– Пусть будет – Стекловата.
Мося вздохнул: по ходу, всё прокатило нормально. Только девку забрали. Жаль. Ну да ладно, всяко ещё может повернуться за десять дней, и Стекловата будет его.
Квопа уже вышла на вытоптанный двор и посмотрела ожидающе на администратора и рейдера. Те вышли, и знахарка заперла дверь. Втроём они направились к трофейной «буханке».
Жбан сидел на покрышке и устало размазывал рукавом комка пыльный пот по раскрасневшемуся лицу. Работяга, похожий на сплошной синяк, валялся всеми брошенный неподалёку. Медсестра исчезла из виду, но её стоны слышались из окон ближайшего дома, там же скрылась и часть толпы. Остальные пытались выковырять из-под буханки забившегося под неё белобрысого лупатого паренька, тоже порядочно огрёбшего, но до сих пор не сдававшегося и отчаянно сопротивлявшегося. Десяток разошедшихся не на шутку пьяных рейдеров-мародёров пытались выволочь его оттуда сначала руками – но он их успевал хватать и так выкручивать, что у пары неудачников даже были серьёзные травмы связок кистевого сустава. Потом пытались забить ногами, но он и тут не растерялся – хватал и бил голени атакующих об угол днища, пытался крутить их, получал по пальцам от других, но всё же отбивался таким образом.
У кого-то лопнуло терпение, и он побежал за пожарным багром.
– Ого! – присевшая на корточки и заглянувшая под машину Квопа удивлённо вскинула брови. – А он ментат, маленький ещё совсем, но перспективный. Его горошком покормить, он в силу и войдёт.
Кучер радостно улыбнулся.
– Вот кого мне тут так долго не хватало. С вами, с крысами, стаб развивать без ментата – что козлам капусту доверить выращивать.
Кучер наклонился и прокричал под машину:
– А ну, вылазь! Тебя никто не тронет больше. Будешь с нами работать теперь.
Парень молчал.
– Ты думаешь, мы такие добренькие за просто так? Нет. Ты должен доказать. С работягой тем знаком?
Из-под машины донеслось:
– Познакомились ночью в эвакопункте.
Кучер кинул под машину свой финский нож.
– Перережь ему горло!
Бандиты расступились. Некоторые даже прервались в доме и повыглядывали из окон.
Парнишка выполз из своего укрытия, поднял нож, какой-то пружинящей походкой уверенно подошёл к своему знакомцу, и одним отточенным движением перерезал его шею практически пополам. На серо-жёлтую пыль хлынула кровь. Всё заняло какие-то секунды.
Не такой уж парнишка был и хилый; просто носил неудачный, не по размеру, спортивный костюм. Плечи широкие, длинные руки, большой рост. Сухой и жилистый. Его выпученные, почти бесцветные глаза на треугольном лице привлекали и в то же время отталкивали, как глаза змеи. На окровавленной руке татуировка: на фоне волн и восходящего солнца надпись «Петя».
– Будешь Глаз. Петя Глаз. Про Петю забудь – татуха сойдёт со временем, Стикс не любит прошлого и имён из прошлого. Просто Глаз.
Потом ещё Кучер крикнул высунувшимся в окно:
– Эта будет Медсестра. Буксируйте её в бордель.
Квопа мельком глянула на полурастерзанную, трясущуюся обнажённую женщину.
– Она человек-зонтик. От дождя может защититься. Хлам. Этот тоже был хлам, – знахарка махнула на труп работяги.
– Отнесите его на разборку, пока свеженький… – Квопа укоризненно посмотрела на Кучера: – Зря ты так. Столько крови вытекло зря.
Кучер отмахнулся.
– Так, братва. Всё, разошлись. На сегодня хватит. Все, кому положено – за работу. Глаз, пошли с нами. Дадим тебе весь расклад по теме.
Уже вечером Квопа пришла к Кучеру.
– Странно, Стекловату определить не могу. Или дар очень сильный и редкий, или состояние айс-фриза не даёт мне это сделать.
– Ну, это скорее.
– Значит, либо айс-фриз блокирует определение, чего я не знала даже. Либо просто нужен более опытный знахарь, чтобы её определить.
Кучер согласно покивал головой.
– А что с Глазом, закончила? Дар активировать он научился? Пользуется?
– Пока только «правда-неправда».
– И то хорошо.
Кучер отвлёкся от ноутбука, справа загудел принтер, и из него начали выпадать прямо на пол листы с какими-то таблицами. Администратор крикнул в дверной проём своего домика на колёсах:
– Эй! Кто там на секе? Мутный, ты?
– Да, – откуда-то из темноты донёсся хриплый голос охранника.
