– Он всегда такой. Всегда такой.
Коридор за жестяной дверью, змеясь, уходил в каменное тело астероида. Герметик на нем потемнел и шелушился от старости, камень излучал холод. К стене прислонились вооруженные мужчины. Старшего звали Карал, двоих помоложе она не знала. Наоми мимоходом чмокнула Карала, и остальные взглянули на нее с опасливым недоверием. Потайной коридор закончился стальной дверью.
– Зачем такая секретность? – удивилась Наоми. – Церера ведь теперь в руках АВП.
– Вопрос в том, какого АВП, – возразил Син.
– Ты, значит, из другого, – кивнула она, теплотой в голосе скрывая беспокойство.
– Как всегда, – согласился Син и пригнулся, чтобы пройти за отъехавшую в сторону дверь.
Его широкие плечи загородили проем. Наоми шагнула следом.
– Зависли здесь, – через плечо пояснил Син. – А долго задерживаться нельзя. Нам уже месяц, как полагалось бы встретиться с Марко.
– Марко здесь нет?
– Здесь одни мы, цыплятки, – с улыбкой в голосе произнес он.
Она оказалась в большой холодной камере. Переносной газопромыватель перемешал застоявшийся воздух и оставил после себя запах резины. На полках из формованной пластмассы стояли пайки и вода. У стены высились четыре яруса коек. Под одеялами угадывались свернувшиеся тела, но Син явно не опасался потревожить спящих – ничуть не понизил голос.
– Такое дело: нам лучше забраться туда, где до нас не дотянутся, когда всё всплывет, са-са?
– Что всплывет? – спросила Наоми.
Син сел к столу и, дотянувшись до полки, снял бутылку без этикетки. Пробку сорвал зубами.
– Ай, Костяшка, – со смешком ответил он, – он и правда не много тебе сказал, да?
Пока Син разливал по стаканам янтарную жидкость, Наоми опустилась на табуретку. От напитка тянуло алкоголем, маслом и жженым сахаром. Слюнные железы отозвались на этот запах. Вкус был – как возвращение домой.
– С бренди тиа Марголис ничто не сравнится, – вздохнул Син.
– Ничто и никогда, – подтвердила Наоми. – Слушай, раз уж я здесь, может, введешь в курс дела?
– Ну, – начал Син. – Дело в тех гнусных кольцах-воротах. Кому и знать, как не тебе. Еще тысяча внутренних планет, и полно новых поводов оттоптаться на Поясе, кве си? А половина наших сосут у Мясника и изображают из себя благородных политиков. Так что мы, то есть Марко, да, – мы года два-три как решили…
– Не надо об этом, – произнес молодой голос.
Син оглянулся на дверь. Наоми, помертвев, оглянулась тоже. Мальчик выглядел ужасно старым и в то же время ужасно юным. Кожа была темнее, чем у Марко, волосы более курчавыми. А вот глаза остались те же. И губы. Что-то большое – больше океана – шевельнулось у нее в груди. Всколыхнулись загнанные вглубь чувства, волна грозила унести ее. Наоми хотела сдержаться, но ей пришлось опереться о стол, чтобы не покачнуться.
Он вошел в комнату. Тело под песочного цвета рубашкой уже переходило от жеребячьей легкости подростка к мужской мускулистости. Кто-то из лежащих на койке перевернулся, а остальные и не заметили его прихода.
– Мы не говорим об этом, пока не окажемся в безопасности. Даже здесь. Совсем. Сабез?
– Сави ме, – кивнул Син. – Просто решил, раз она…
– Я тебя понимаю. И не виню, но говорить об этом не будем.
Только теперь юноша повернулся к Наоми. В его глазах отразилась та же борьба, что шла в ее душе. Наоми задумалась, какой он ее видит. Что у него на сердце и в мыслях, когда у нее – радость, вина и ядовитое раскаяние. Она не позволяла себе мечтать об этой минуте. Она знала, что эта минута придет, с тех пор как получила сообщение Марко. Она не была к ней готова. Он коротко улыбнулся и кивнул ей.
– Филип, – осторожно, точно слова были хрупким стеклом, выговорила она.
И его ответ прозвучал как эхо.
– Мать, – сказал он.
Глава 10. Амос
Станция экспресса в Филадельфии располагалась в глубине коммерческого района среднего уровня. Обладатели зарплат бродили по проходам между торговыми рядами, покупая псевдомодные одежки и предметы скудной роскоши, доступные только за деньги. И не очень большие. Высший слой делал приобретения в других местах, огражденных мерами безопасности от таких, как здешние покупатели.
Даже на Земле были люди с деньгами, а были – с деньгами. Амосу казалась странной мысль, что банковский счет позволял причислить его ко вторым. Забавно было бы побродить по шикарному торговому центру в своих непритязательных одежках астерского производства – чтобы продавцы забились в судорогах, когда он выложит пару штук на какую-нибудь бесполезную фигню. Скажем, за хорошенький шейкер из чистой платины. Раз или два в году Амос не прочь был выпить мартини.
Возможно, потом. После.
Из торгового района он вышел в жилой, в котором его терминал высветил дом Лидии. У короткого тоннеля-перехода его остановил мальчишка лет одиннадцати или двенадцати в дешевом спортивном костюме из тех, какие раздают киоски базового, если к ним приложишь большой палец. Мальчишка предлагал множество сексуальных услуг по грошовым расценкам. Амос взял его за подбородок, поднял к себе лицо. На щеках желтели следы не слишком свежих побоев, а характерная розовая припухлость век выдавала пристрастие к порошку пикси.
– На кого работаешь? – спросил Амос.
Мальчик вывернулся из его руки.
– За потрогать платят, мистер.
– Не бойся. Лапать не буду. Просто скажи, на кого ты работаешь. Он далеко?
– Не понял… – Мальчишка озирался, куда бы сбежать.
– Так, ладно. Сгинь.
Провожая взглядом удирающего пацана, Амос почувствовал, как в животе что-то сжалось, словно от судороги. Каждому уличному мальчишке не поможешь. Их слишком много, а у него другие дела. Досадно это. Может, малыш найдет своего сутенера и расскажет, как жуткий здоровенный мужик лапал его за лицо. Тогда сутенер станет его искать, чтобы преподать урок – мол, не порти товар.
От этой мысли на лицо Амоса вернулась улыбка, и судорога в животе отпустила.
От станции до дома, где жила Лидия, было тридцать семь кварталов. Район дешевый, но не для живущих на пособие. За дом здесь расплачивались настоящими деньгами – а это интересно. Амосу не верилось, чтобы Лидия сумела подчистить досье, пройти обучение и устроиться на работу. Может, ее муж имел рабочую квалификацию и законный заработок? Это тоже интересно. Какой честный гражданин женился бы на стареющей гангстерше вроде Лидии?
Амос шагал неторопливо, всё еще надеясь, что сутенер его выследит и покажется на глаза. Через полтора часа ручной терминал сообщил Амосу, что он на месте. Дом был так себе. Маленькое одноуровневое здание, со стороны почти не отличимое от других строений в этом районе. Узкую полоску между домом и улицей занимал крошечный сад – любовно ухоженный, хотя Амос не помнил, чтобы Лидия когда-нибудь держала цветы.
Он прошел по узкой дорожке к дверям и позвонил. Почти сразу ему открыл маленький старик с лысиной в окружении седых волос.
– Чем могу помочь, сынок?
Амос улыбнулся, и что-то в его улыбке заставило старика нервно отступить на полшага.
– Здрасьте, я старый друг Лидии Маалуф. Узнал вот, что она скончалась, и хотел принести соболезнования.
Он поиграл лицевыми мышцами, пытаясь отыскать такой вариант улыбки, который бы не пугал этого старикашку.
Старик – Чарльз, если верить некрологу, – помедлив, пожал плечами и жестом пригласил Амоса в дом. Внутри чувствовалось присутствие Лидии. Мягкая мебель, яркие ковры на стенах и занавески напомнили Амосу их балтиморскую квартиру. На стенах и на столах фотографии. Кадры из покинутой Амосом жизни. Две собаки на лугу улыбаются в камеру, свесив языки. Чарльз, не такой лысый, но такой же белоснежно-седой, копается в саду. Лидия с Чарльзом в ресторане, на столике свечи, они улыбаются друг другу поверх бокалов с вином.
Жизнь выглядела хорошей, и Амос почувствовал, как его понемногу отпускает. Он не знал, как это понимать, но предполагал, что так лучше.
– У вас имя есть? – осведомился Чарльз. – Хотите чаю? Я как раз заваривал, когда вы позвонили.
– Конечно, чаю выпью, – ответил Амос, пропустив первый вопрос мимо ушей.
Он постоял в уютной гостиной, пока Чарльз гремел посудой на кухне.
– Второй месяц после похорон, – сказал он оттуда. – Вас не было в колодце?
– Да, последнее время работал в Поясе. Жаль, что не успел.
Вернувшись из кухни, Чарльз вручил ему чашку. Судя по запаху, зеленый чай, несладкий.
– Тимоти, да? – сказал Чарльз так, словно говорил о погоде.
У Амоса сжались челюсти, в кровь выплеснулся адреналин.
– Давно уже нет, – отозвался он.
– Она как-то рассказывала о вашей маме, – продолжал Чарльз.
Он держался свободно – словно знал, что чему быть, того не миновать.
– О маме?
– Лидия ведь заботилась о вас после смерти матери. Так?
– Да, – сказал Амос, – так.
– Ну вот, – покивал Чарльз и сделал глоток. – Так что?
– Либо я прошу у вас разрешения отнести эти розы ей на могилу…
– Либо?..
– Либо просто отнесу, потому что здесь больше никто не живет.
– Мне не нужны проблемы.
– Я хочу знать, как это случилось.
Чарльз посмотрел на него, глубоко вздохнул и заговорил:
– Это называется аневризма восходящей части аорты. Легла спать и не проснулась. Я вызвал скорую утром, но они сказали, к тому времени она был мертва уже несколько часов.
Амос кивнул.
– Вы были к ней добры, Чарльз?
– Я любил ее, мальчик. – В голосе старика прорезалась сталь. – Ты можешь делать здесь, что хочешь, я тебе помешать не сумею. Но в этом сомневаться не позволю. Я любил ее с первой нашей встречи до последнего поцелуя на ночь. И всё еще люблю.
Голос старика не дрогнул, но в глазах стояли слезы, и руки подрагивали.
– Можно мне сесть? – спросил Амос.
– Устраивайся. Скажи, если захочешь еще чая, – чайник полный.
– Спасибо, сэр. Простите, что на вас набросился. Но я, когда услышал, забеспокоился…
– Я знаю, кем была Лидия до нашей встречи, – сказал Чарльз, присев на кушетку напротив Амоса. – Мы не лгали друг другу. Но здесь нас никто не тревожил. Просто у нее была слабая артерия, и однажды ночью она не выдержала. И больше ничего.
Амос потер себе макушку. Верит ли он этому старику? Получалось, что верит.
– Спасибо. И еще раз простите, что ворвался силой, – сказал он. – Так можно мне взять несколько роз?
– Конечно, – вздохнул Чарльз. – Да это теперь и не мой сад. Бери, что хочешь.
– Вы переезжаете?
– Да, человек, который поддерживал Лидию, после ее смерти перестал. Мы кое-что отложили, но не много. Я очень скоро окажусь на базовом, а это значит, меня ждет муниципальный квартал.
– Кто держал ее на плаву? – спросил Амос, заранее зная ответ.
– Малыш по имени Эрик. У него своя команда в родном городе Лидии. Думаю, что вы знакомы.
– Знал такого, – согласился Амос. – А о вас он знал? Что Лидия вышла замуж?
– Конечно. Он держал с нами связь. Интересовался, как дела.
– И перекрыл вам кран после ее смерти.
Он не спрашивал, и Чарльз не ответил, только сделал еще глоток.
– Так, – сказал Амос, вставая. – У меня еще дела. Не спешите пока с переездом. Так или иначе, я позабочусь, чтобы на этот домик вам хватало.
– Ты мне ничем не обязан.
– Вроде как обязан.
– За нее, – сказал Чарльз. – За нее.
* * *
Экспресс довез его до Балтимора быстрее, чем он шел до станции. Сам город за два десятилетия совсем не изменился. Те же группки дорогих коммерческих домов среди растянувшихся до окраин блоков для безработных и бедняков. А по окраинам – районы среднего класса. Тот же запах гниющих водорослей с затопленного восточного побережья и рассыпающиеся скорлупки старых зданий торчат над водой скелетом дохлого морского чудища.
