И ординарец исчез, как не было. Капитан обернулся ко мне:
– Еще что-нибудь, товарищ сержант?
– Никак нет, товарищ капитан.
В ожидании снарядов офицер продолжил меня рассматривать. Теперь его внимание привлекли немецкие подсумки для магазинов.
– Откуда? – Капитан указал на мои трофеи.
– Тут на территории нашел уничтоженную кем-то группу немецких саперов. Вот у их унтера и забрал оружие. А то к моему «ППС» только три магазина было.
– И где теперь ваш автомат?
– У меня. – Лейтенант приподнял висящее на плече оружие.
Капитан снова прищурился:
– Насколько я помню, устав запрещает просто так передавать личное оружие другим лицам.
– Так точно, товарищ капитан, запрещает. Но мое личное оружие на дне, а этим «ППС» моряки поделились.
– Тонул?
– Дважды, товарищ капитан.
– Это как?
– Сначала выкинуло за борт взрывом, наверное, я не помню. Только вытащили, снаряд попал в катер, снова тонули. Из всего десанта и команды выжили пять человек. Я, вот в танке сержант Павленко и трое в казино остались.
– Понятно. У остального экипажа как с оружием?
– СКСы.
– Пистолеты есть?
– Нет.
Офицер покачал головой:
– Артеменко!
Юркий ординарец снова появился, как чертик из табакерки. Вот же фокусник. Следом за ним потянулись солдаты с ящиками. Они закидывали их на броню, потом двое запрыгнули туда же и начали открывать ящики и доставать снаряды. Палыч, голова которого торчала из люка во время всего разговора, начал их принимать. А капитан допрашивал своего «казачка»:
– Остап, у тебя в вещмешке сколько пистолетов?
– Товарищ капитан! – В голосе солдата сквозила неподдельная обида. Но Горлов, видно, к этому давно привык.
– Так сколько, Артеменко?
– Ну, три. Коровинский «АПК», потом «ТТ» и тот немецкий, как его, во… флюгер.
– «Люгер», Артеменко, «Люгер?08» или «Парабеллум». А еще пистолеты коллекционируешь. Так, Остап, отдай все сержанту. Все, ты понял? Патроны, магазины, кобуры. Все! Потом еще достанешь, я помогу.
Какие интересные отношения между командиром и ординарцем! Но именно сейчас – очень для нас выгодные. Пока солдат доставал из сидора (где он его только раздобыл, давно ведь на ранцы перешли) оружие, амуницию и боеприпасы, Палыч и артиллеристы закончили грузить дополнительный боекомплект. Капитан протянул мне руку:
– Удачи, сержант.
– Спасибо, товарищ капитан.
Я полез в танк, а оба командира направились к своим позициям. На ходу капитан взглянул на часы. Я автоматически тоже. 20.00, день заканчивается. И фрицы, голову даю на отсечение, попробуют успеть атаковать. Еще хотя бы раз.
Глава 4
До указанной точки было всего ничего, километр, может два. Я снова был за водителя, и на командирском месте сидел сержант Павленко.
– Палыч, справа должен быть парк или сквер. Видишь?
– Что-то есть, командир. Деревьев, конечно, маловато, но, наверное, это он.
Теперь надо было смотреть в оба, а то наеду на кого-нибудь из тех, кого должен прикрывать. Воронок здесь было неожиданно много. Странно, как я понял, батарею по-тихому брала спецгруппа, а выглядит так, будто ее сначала долбали артиллерией. И она не из тех, что были в моей истории. Те были или прямо на молу, или севернее города, или южнее. А эта буквально на границе порта и жилых кварталов.
Я остановил танк, открыл верхний люк кабины и высунулся. Такое ощущение, что тут начинали что-то строить. А потом, используя завезенные материалы и часть площадки, установили эту самую батарею. Во всяком случае, вокруг навалено столько всего, что черт ногу сломит. Сейчас загоню машину во?о-он туда, и надо пройти по позиции, понять, можно тут маневрировать или придется превратить «Т?28» в неподвижную огневую точку.
Только теперь я отдал Палычу «ТТ», а Иволгину трофейный «Люгер». «АПК» я сразу присвоил себе, уж очень я его уважаю. Прилаживая на ходу кобуру, вылез на броню и увидел несколько человек, быстро идущих к нам. То, что это наши, даже не сомневался. Наклонился к люку, крикнул: «Палыч, ты за старшего!» – и пошел навстречу. Первым шел офицер. Это я не по погонам сужу, их уже не разглядеть, темновато, а по походке. А сам ротный идет или кто-то из взводных – сейчас узнаю.
– Товарищ командир, танк «Т?28» прибыл в ваше распоряжение. Командир танка сержант Яковлев.
– Старший лейтенант Ольшанский. Добро. Как со снарядами?
– Пока хватит, товарищ старший лейтенант.
– Добро. Почему остановились здесь?
– Хотел пройти по позиции, прикинуть, можно ли маневрировать. На одном месте стоять не очень хочется.
– Гурамишвили, пройди с сержантом, покажи, где можно проехать. Тут только кажется, что все завалено и изрыто, на самом деле места много, развернетесь. Водитель у вас хороший?
– Я за водителя, товарищ старший лейтенант.
– Вы же сказали, что командир?
– Пока стоим – командир, а как надо двигаться – водитель.
– Так, понятно. А хоть один танкист в экипаже есть?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант. Я и сержант Павленко из морской пехоты, а остальные трое из команды тральщика «Груз».
– Ясно. Гурамишвили вам все покажет, но постарайтесь побыстрее. Думаю, немцы вот-вот полезут. Потом зайдите ко мне на КП, доложите. Если успеете.
Мы успели. Местность, с первого взгляда казавшаяся сплошной свалкой, на самом деле очень нам подходила. Было множество маршрутов, ведущих к огневым позициям. Подъехали, отстрелялись и ушли. Благодаря сваленным в кучу бетонным балкам, земляным насыпям, грудам кирпича, просто какого-то мусора звук двигателя будет рассеиваться, и фиг нас по нему отследишь. Время приближалось к 21 часу, я торопился доложиться и вернуться к машине. Гурамишвили провел меня на КП, я отодвинул плащ-палатку, вошел… и замер.
В тусклом свете переноски я увидел лицо, мимо которого проходил каждый день три года. Ёлки зеленые, только теперь до меня дошло. Старший лейтенант Ольшанский. Герой Советского Союза. Это именно он и остатки его роты прикрывали отход неудавшегося десанта. Их оставалось чуть меньше взвода, но они держались пять часов, что позволило эвакуировать всех, включая раненых. Всех, кроме них. Когда их отжали к самой воде, старший лейтенант вызвал огонь корабельной артиллерии на себя. Это были последние залпы десанта на Констанцу и последний салют героям.
Ольшанский глядел на меня с явным недоумением. Ага, я его понимаю. Вошел, руку к шлемофону на голове вскинул и застыл:
– Товарищ старший лейтенант, все в порядке. Маршруты присмотрел, огневые позиции тоже. Готовы к выполнению поставленной задачи.
– Добро. А что это вы, сержант, так застыли, будто приведение увидели?
– Виноват, товарищ старший лейтенант, очень у вас знакомое лицо оказалось. Никак не могу вспомнить, где я вас видел.
– Да? Ну, это к делу не относится. Рация у вас есть?
– Так точно.
– Вот наша частота, настройтесь и слушайте. Вдруг понадобится срочная помощь на одном из участков обороны.
– Есть!
Я вышел с КП, пытаясь переварить происходящее. Это уже не просто что-то общее где-то в прошлом. Это конкретный человек, выпускник нашего училища. Срочную Константин Федорович служил как раз на Черноморском флоте. Потом его направили в наше училище, а после окончания вернули на ЧФ, но уже в морскую пехоту. Он погиб в феврале 1943 года… и я только что с ним разговаривал. С такими шуточками точно крыша поедет. Перед позициями разорвался снаряд. За ним второй, и я бросился к танку.
В люк влетел, как птица, даже сам не заметил. Подключился к внутреннему переговорному устройству:
– Экипаж к бою! Палыч, настрой рацию на эту волну.
Я не глядя сунул назад бумажку. Как настроить рацию, он уже знал. Сам спросил, пока стояли на старом месте. Сейчас я вел машину, выводя ее на позицию примерно в центре оборонительного рубежа. Начнем оттуда, потом будем перемещаться туда, где будет жарче. Жаль все-таки, что у меня нет механика-водителя. Буду скакать, как белка, между этой кабиной и главной башней. Не забывать бы ТПУ отсоединять-присоединять.
Бой продолжался третий час с небольшими перерывами. После артподготовки немцы как озверели. Они лезли и лезли, не обращая внимания на потери. Мы сожгли четверть заправки горючего, меняя позиции, а ведь расстояния тут – курам на смех. И меня все больше интересовал вопрос: откуда у фрицев столько танков? В третьей атаке, если считать с самого начала, их было с десяток. Определив, что слева против них действует «сорокапятка», они попытались наступать, сдвинувшись метров на пятьсот в сторону. Не тут-то было. Вместо нас саперов сейчас поддерживала полная противотанковая батарея 76-мм орудий.
А может, там уже и не саперы, огонь стал намного плотнее. Мы тоже времени не теряли. Сперва подожгли одного и «разули» еще двоих. В следующей атаке подбили еще троих. Мелочи вроде «T-II» уже почти и не было, сплошь «тройки». Но и бронебойные снаряды таяли. Это понятно, чем темнее становится – тем чаще мы мажем. Если вначале атакующие немецкие танки хоть как-то выделялись на фоне неба, то теперь их подсвечивали только вспышки выстрелов и отсветы огня от уже подбитых машин. Это Иволга еще молодец, уверен, половина моих однокашников в подобной ситуации пуляла бы в белый свет, как в копеечку, в два раза чаще.
Во время четвертой атаки пришлось (к их радости) поработать и нашим башенным стрелкам. Немцы волной накатывались на правый фланг, и я погнал танк туда. Еще на подъезде дал команду:
– Пулеметчикам огонь без приказа!
Ну, они и оторвались – переднюю цепь наступающих выкосили подчистую. Потом мы перемещались еще трижды, в какой-то момент, помогая Иволге, мое место в башне занял Палыч. Изначально он только заряжал, но потом что-то сообразил и пару раз командовал: «Стоп!» Я делал короткую остановку, они делали несколько прицельных выстрелов, и мы продолжали движение. Если так дальше пойдет, Палыч в движении будет занимать место командира. Только надо объяснить ему, как пользоваться панорамой.
Танк, появившийся справа, сначала показался мне обычной «тройкой». Странным было то, что он вел огонь из пулеметов, но не использовал орудие, хотя выполз на прямой выстрел. Перед ним было укрепление, построенное из балок. То ли это шпалы, то ли бетонные столбы, непонятно. Но стояло оно удачно, а в нем находился станковый пулемет. Пулеметчик был опытный, и немцев перед ним было много. Мертвых. Здорово парень работает.
А тут танк выскочил прямо на него, но орудие молчит, только пулеметы огрызаются. На танк упал отсвет от горящего собрата, и вдруг я понял. Этот странный ствол! Для 50-мм – слишком толстый. Для 75-мм – слишком длинный. Это не орудие, это огнемет! Потому он и молчит, там дальность струи метров пятьдесят-шестьдесят.
– Иволга, справа. Скорее, это огнеметный танк, подойдет ближе – хана братве!
Башня рывком развернулась, и тут же грохнул выстрел. На месте башни «T-III» вспух огненный шар. Ну, да, у него же емкости для огнесмеси вместо боеукладки. А на таком расстоянии наш снаряд его броню под любым углом пробивает влет. Собственно на этом доблестный Вермахт и сдулся. Жаль ненадолго.
Последнюю атаку я долго не забуду. К этому моменту стало гораздо светлее. Исключительно потому, что вокруг нас горело все, что могло гореть. Фрицы упорно лезли, и в конце концов им удалось ворваться на позиции. Началась рукопашная. В жизни это совсем не так, как в учебном фильме, на занятиях или даже на учениях. Тут все проще и страшнее. Главный прием – нанести удар раньше противника. В ход идет все: ножи, лопатки, приклады, каски, вообще любой предмет, попавшийся под руку.
Пулеметы смолкли, Мы с Иволгой продолжали бить из орудия попеременно, то по наползающим танкам, то по следующей волне пехоты. Как в этом грохоте Палыч услышал, что кто-то лезет на броню, я не знаю, но ведь услышал. А потом сержант, от которого я не слышал ни одного мата за все время нашего знакомства, так загнул в бога, душу и тринадцать апостолов, что я даже от боя отвлекся. А Палыч вытащил пистолет, сунул ствол в отверстие шаровой установки, оставшееся после извлечения кормового пулемета, и начал стрелять.
После четвертого выстрела довольно потряс пистолетом и выдал короткий монолог. В нем он объединил Гитлера, немцев и дьявола, соединив их в такой камасутре, что индусам даже не снилось. А потом сказал:
– Лез тут один. Еще ящик какой-то затащить пытался.
Я похолодел и начал отсоединять шлемофон. Пора перебираться на водительское место и отходить назад. Надеюсь, мы никого из своих не задавим, но дальше так нельзя. Этот фриц, видимо, сапер, а ящик – стандартный заряд взрывчатки. Хорошо, что в суматохе в нас просто противотанковую гранату не бросили, наверное, под рукой не оказалось. А ведь могли бы.
Мы отбились и на этот раз. Даже думать не берусь, сколько людей осталось в строю у Ольшанского, но и немцы выдохлись. Атак больше не было. Мои орлы дрыхли прямо на своих сиденьях, а мы с Палычем оставались в наблюдении. Попутно я ему объяснял, что и как на командирском месте. Хотя кое-что он уже и сам сообразил. Потом дремали по очереди. Сиденья в танке для этого мало предназначены, но все равно нам лучше, чем морпехам. Они там наверняка позиции восстанавливают, так что им не до сна.
В пять утра мы с парнями выбрались наружу. Пока тихо, надо по-быстрому справить естественные надобности. Потом ведь не до того будет. Еще хотелось подышать свежим воздухом, но не тут-то было. Эту кашу из тяжелых запахов воздухом вообще назвать сложно. Несло гарью, кислятиной сгоревшего пороха, пылью, бензином. А еще к этому примешивался чуть сладковатый запах горелого мяса. И это явно не от походных кухонь. Надеюсь, это все же из сгоревших танков несет, а не с наших позиций.
Потом ребята вернулись в машину, подкрепиться. Оказывается, сухпай нам еще вчера вместе со снарядами принесли. Спасибо капитану, вспомнил, хотя, может, это вовсе и не он, а Артеменко. Короче говоря, три десятка бойцов, некоторые из которых тащили на себе какое-то тяжелое вооружение, увидел только я. Значит, к Ольшанскому подошло подкрепление. То, что они тащат, может быть станковыми пулеметами, а может и «АГ» – автоматическими гранатометами Таубина. Сила, однако.
О, только о нем подумал. Ко мне шел ротный в сопровождении Гурамишвили. Это, видимо, его ординарец, а может, связной.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант.
– Здравствуйте, сержант.
Черт, не помню, в сороковом уже ввели все эти: здравия желаю, так точно, никак нет? Или они появились позже? На таких мелочах и прокалываются сильно умные пришельцы вроде меня.
– Спасибо за помощь. Здорово вы немцев жгли, я видел.
– Служим трудовому народу. Среди ваших большие потери, товарищ старший лейтенант?
– Большие, сержант. Но ты сам видел, пополнение прислали, так что жить будем.
Ну, слава богу, сбился на «ты» все-таки. А то в боевой обстановке это выканье раздражает. В мирное время оно понятно, уважение, субординация и все прочее. Но в боевой обстановке, где иногда каждая секунда на вес золота, командир вполне может без этого обойтись. А в разгар боя и я могу обратиться просто «лейтенант» или «командир» без всяких там старших и товарищей.
– Скоро рассветет, немцы опять начнут. Снаряды у вас еще есть?
– Бронебойных – десять штук. Осколочно-фугасных пока достаточно.
– Я свяжусь, попрошу подбросить.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант.
Я посмотрел в светлеющее небо. Ясно, чтоб его, а нам бы сейчас облачность не помешала. Ольшанский посмотрел туда же.
– Думаете, прилетят?
– Думаю да, товарищ старший лейтенант. Погода ясная, сил тут у немцев много, не может быть, чтобы их авиация бездействовала. Если исходить из истории.
Черт, да что это со мной. Опять ляпнул не подумав. О какой истории может идти речь? Это для меня история, а они тут живут, для них это сегодня, и никак иначе. И снова легкий прищур глубоко посаженных глаз. Но вопросов пока не задает.
– Я тоже думаю, что прилетят. Так что найдите место и постарайтесь замаскироваться.
