Неожиданно для самого себя Антон склонил голову и попросил:
– Благословите, Достойный?
– Твое смирение похвально, мирской брат, и говорит о твоей искренней вере. Благословляю пути твои, твердую руку твою, и да храни чистым свой разум, брат. Иди.
Уходя, Антон с легкой, немного грустной усмешкой в сердце, размышлял: «Сколько, оказывается, у меня родственников по вселенной! Сначала обзавелся отцом, теперь вот братьями».
Какого-то особого значения обращению к нему как брату Антон не придал. Мало ли чего наговорят эти, ему незнакомые, чужие люди. То, что его крестик сошел за символ местных религиозных воззрений, его абсолютно не трогало. Не бередило в нем и не рождало религиозных чувств. Как и то, что его в детстве крестили. Носил его больше по привычке, чем по осознанию необходимости, носил просто как украшение.
На постоялом дворе его встретила донельзя довольная Франси. Казалось, женщина скинула лет десять своих прожитых лет. Она была резка в движениях, глаза горели веселым задором. Румяные щечки делали ее еще более привлекательной. Франси ухватила Антона за руку и потащила к дальнему столу зала. В этой харчевне было чисто. Чинно сидели немногочисленные паломники в серых одеждах, похожих на рясы. Зала для благородных тут не было, Хотя Антон мельком увидел несколько мужчин в одежде, похожей на его, и с невыносимо надменными взглядами. К таким даже подойти было боязно. Они сидели в общем зале харчевни при постоялом дворе, где за одним из столов уже пили из больших деревянных кружек Флапий и Эрзай. Антон присоединился к ним. Ему пододвинули кружку, и понюхав янтарный напиток, он убедился, что тот пахнет настоящим пивом. Вкус тоже оказался на высоте.
«Ну что ж, не все тут так плохо, – подумал он. – По крайней мере, есть отличные виски и пиво».
– Вот, милорд, пять серебряных таланов и пятьдесят дибар. Один серебряный талан я отдала за постой. Пятьдесят дибар выделила на выпивку этим пропойцам. – Женщина положила перед Антоном стопку монет. Пропойцы сидели рядом и, не обращая внимания на ее слова, пили эль.
– А это от продажи настойки, – ее лицо излучало счастье. – Восемь империалов серебром. И я договорилась о постоянных поставках настойки братьям Заката. В тяжелом кошельке в виде кожаного мешочка звенели монеты. Антон взял одну серебряную монету и одну медную, повертел в руках и убрал в поясную сумку. Остальное пододвинул Франси.
– Забирай деньги и распоряжайся ими как хозяйка, – сказал он и приложился к кружке с элем.
Женщина от таких слов оторопела. За столом установилась тишина.
– Что? – удивившись происшедшим переменам в лицах четы слуг и Эрзая, спросил Антон. – Что теперь не так?
– Что? Вы еще спрашиваете? – смогла с трудом вымолвить Франси. – Вы ведь доверяете мне управлять вашими деньгами!
– И что? Ну да. Доверяю. – кивнул Антон. – Бери и трать со смыслом и пользой для хозяйства. А что ты на меня так смотришь? Я с ума не сошел. Коли ты так отстаивала свою настойку, что никто не смел ее трогать, то серебро у тебя уж никто не заберет. А куда тратить и как, ты лучше меня знаешь… Он повернулся к закрывшему рот Флапию. – Эля еще закажите.
Они сидели, пилил эль и ели жареные колбаски в тонкой лепешке. На тарелке лежала груда вареных раков, и Антон наслаждался едой и покоем.
– Эрзай, а ты отлично стреляешь из лука. Он у тебя составной? – Антон перевел разговор на военную тему.
– Это наш лук, кочевников, из рога и сухожилий. Бьет далеко, гораздо дальше длинных луков лучников королевства. Щит и кирасу пробивает влет.
– Отличный лук, научишь из него стрелять?
– Нет, сэр.
– Нет? А почему?
– Этому учатся с детства. Да и рыцари из лука не стреляют.
– А из чего они стреляют?
– Не из чего не стреляют. Меч, копье, булава или топор – вот их оружие. Имперцы кидают дротики. Лучники из керлов[9 - Керлы (или кэрлы; англосакс.: churl или ceorl) – слой простых свободных земледельцев-крестьян в англосаксонский период истории Британии. Керлы составляли социальную основу англосаксонского общества.] королевства используют луки из тиса. Они не могут натянуть наши луки, и натяжка у нас другая.
– Жаль, – огорчился Антон, – а я хотел набрать молодых парней из крестьян в стражу и обучить их стрельбе из лука.
– Из лука они все умеют стрелять милорд, – вступил в разговор внимательно слушающий их Флапий. – Они сплошь охотники, только луки охотничьи, маломощные, и стрелы с костяными наконечниками.
– Понимаю. – мечтательно произнес Антон. – Вот если наделать для них составные луки, не такие мощные, как луки кочевников, но более мощные, чем тисовые… Это… Была бы сказка. В общем…
– А такие луки есть, сэр, – ответил Эрзай, чем сильно удивил Антона.
– Есть? – переспросил он.
– Да, есть. Пять десятков сложных пехотных деревянных луков. Я сделал их от скуки… предлагал их вашему отцу. Но он и слушать не хотел о том, чтобы вооружить крестьян луками. Он всегда нанимал отряд из полусотни наемников и хорошо им платил. Да и было за что. Раньше с гор каждый год спускались горцы. Грабили, уводили в полон людей и скот. Ваш отец ходил на горцев и выжигал целые селения. Никого не щадил, ни женщин, ни детей… Оставлял лишь тела и пепелища… Теперь вот уже как лет пять горцы в этих местах не появляются.
– Уже появились, – хмуро отозвался Антон. – Наемников набирать у нас средств нет. А крестьян я могу заставить служить… Ведь так? – спросил он, посмотрев на Флапия.
– Так, милорд, так, – не очень радостно согласился слуга. – Только воин и крестьянин, это, как бы мягко сказать…
– Две большие разницы, ты хочешь сказать, – помог ему Антон.
– В самую точку, милорд. Виллана[10 - Вилла?ны (лат. villanus; англ. villein, serf) – категория феодально зависимого крестьянства в некоторых странах Западной Европы (Англия, Франция, Германия, Италия) в период Средневековья. В Англии под вилланами понималась основная масса феодально зависимого населения.] еще учить надо, с какого конца держать копье.
– Понимаю и эту проблему. Но вот если у тебя, Флапий, например, нет серебряных монет, а есть медные, и нужно что-то срочно приобрести. Ты что будешь делать, ждать, когда появится серебро, или потратишь медь?
– Конечно, буду тратить медь милорд. Это всем понятно.
– Так и мы, не имея возможности нанять наемников, будем пользоваться тем, что есть. Я тоже пошел служить, не зная, с какого конца держать пулемет, и ничего, научился.
– Вы служили, сэр? – удивился Эрзай.
– Да, как все молодые парни моей страны, служил год. Но оружие было другим. Тут такого нет и еще лет пятьсот не будет.
– Вот оно что! – задумчиво произнес Эрзай. – А я-то думаю, где вы научились скакать на лошади по – нашему, по степному, и по-нашему махать мечом… Как саблей. А вместо луков у вас, стало быть, были пуле…мет… Как баллисты у шеров?
– А что такое пулемет? – заинтересованно спросил Флапий?
– Это… Это самострел, – нашелся Антон.
– Само-острел? – протянул слуга. – И что он, сам стреляет?
– Это, Флапий, – обрубая разговоры о технологиях, отозвался решительно Антон, – военная тайна.
– Эрзай, – обратился он к степняку. – Вы раскрываете секрет изготовления ваших луков другим?
– Мы что, дурни? – засмеялся тот. – Нет, конечно.
– Во-от! Сам слышал. – Антон посмотрел на обескураженного таким ответом сенешаля. Неси лучше эля и колбасок.
– А крестьян надо чем-то вооружить, – продолжал рассуждать вслух Антон. – Луки есть…
– Франси, а оружие в замке есть? Броня там… кольчуги?
– Нету, милорд, ваш батюшка ничего такого в замке не хранил. Есть запас стрел. Их Эрзай с Торвалом наделали, так они у них и хранятся.
– Ясно… а запасы железа есть?
– Тоже нету. Есть бронза и медь. С рудника остались. В кузне у Торвала. Если бы не у него они лежали, то Робарт и это продал бы.
– Ничего нет, – расстроенно произнес Антон. Не выдержал и съязвил. – Я так понимаю, батюшка решил уйти из жизни так же, как появился на свет, голым. А он говорил, что для меня приготовил место. Место, я вижу, это замок. Все остальное пустил по ветру. Он еще оставил какие-то записи для меня. Где они, Франси, знаешь?
– Если они есть, то в его библиотеке ищите. Мне он ничего не оставлял, да и мужу тоже. Если бы он что-то оставил этому недотепе, я бы знала, милорд.
– Поищу. А четыре комплекта снаряжения для воинов у нас есть. Так что поставим на ворота лучших, и не стыдно будет. Остальным что-нибудь придумаем.
– Вы о себе не забудьте, милорд. Вам по весне к барону ехать, рыцарство получать.
– Да уж постараюсь, Франси. А как оно тут получается? Это рыцарство.
– Как и везде, на турнире или в бою. – ответил за жену Флапий. – В бою почетней. А вы его уже заслужили, отомстили за отца.
– Вам, милорд, – перебила мысли Антона Франси, – нужно думать о том, чтобы вновь разводить фелиссу. Ищите деньги, можете под залог взять у ростовщиков, купим семена, посадим под зиму и уже летом надавим масло. Расплатитесь с долгами, отдадите выход барону.
– А много надо? На семена?
– Двадцать империалов хватило бы.
– А какая прибыль будет от этого?
– Все сто, а то и сто пятьдесят, смотря какой урожай вызреет. Но я думаю, будет хороший. Земля отдохнула, соки набрала, выход будет больше.
– Хорошая идея, – согласился Антон. – А если продать снаряжение, что мы взяли с наемников, сколько можно за него выручить?
– Его править нужно, продать, если что, получится три комплекта. Думаю, пять-шесть империалов.
– Значит, будем исходить, что пять, – начал подсчитывать Антон. – Семь у нас есть. Еще пять за снаряжение. Итого двенадцать. Осталось найти восемь империалов.
– Почему семь? Восемь есть, – удивилась Франси.
– Там полимпериала твои, и еще столько же пойдет на кое-какие расходы. Так что, считаем, семь. А какой процент берут ростовщики?
– Сто процентов, милорд.
– Сколько? – брови Антона непроизвольно взлетели вверх.
– Сто.
– Грабеж! Нет, к ним мы обращаться не будем. Что-нибудь придумаем. У нас есть бронза и кузнец…
– А кто кузнец? – как всегда, удивил его вопросом Флапий.
– Как кто? Торвал.
– Торвал живет сам по себе. Не захочет – ничего делать, не будет. Он не кузнец, он горный мастер. Хотя каждый шер и кузнец, и колдун, и ювелир. – произнес Флапий, и задумался. – Хотя, если он захочет, то, конечно, может помочь. А не захочет – ничего и никто его не заставит. Шер, одним словом.
– Эрзай, ты поможешь мне?
– Чем? – равнодушно отозвался тот.
– Ты не просто мастер по коже, дереву, и лукам, ты же еще и воин.
– Ну, допустим.
– Научишь крестьян стрелять и дашь им свои луки?
– Ну, если ты меня, сэр, попросишь, то я не откажу.
– Я очень тебя прошу, Эрзай, со всем моим уважением к тебе.
– Договорились, – кратко ответил тот.
– Спасибо.
– За что спасибо?! – всплеснула руками Франси. – Живут эти приживалы у вас, едят и пьют за ваш счет, и еще спасибо! Вы их укрываете, а они еще условия ставят! Ну Эрзай… – тихо прошептала Франси, и из ее глаз выплеснулся огонь. По спине у Антона побежали мурашки. Он напрягся. Пробрало даже Эрзая.
– Франси, ты чего, я же пошутил! – заюлил он.
– Пошутил, стервец! Поиздеваться захотел? Пользуешься его незнанием твоих обстоятельств? Ты должен в ноги ему пасть и просить оставить в замке… – Она вдруг остановилась на полуслове и успокоилась так же мгновенно, как и только что гневалась. Правда, руки ее подрагивали, и от них исходила странная волна ощущений, которую Антон принял за опасность. Франси стряхнула с рук на пол что-то невидимое глазу, и доски у ее ног почернели.
– Сэр! Ваша милость! Вы хоть скажите ей, что я пошутил. Проклянет ведь…
– Эрзай, я к тебе обращался без гордости, как к равному. Ты же решил, что меня можно унизить… Почему? Мою доброту принял за слабость?
– Простите, сэр. Неудачная шутка.
– Прощаю, Эрзай, хочу думать, что ты делал это не со зла. – Антон сам не понимал, откуда из него посыпались эти слова. Словно кто-то чужой внушил их ему и заставил говорить со степняком в такой внушающей страх и почтение к себе манере. Сначала он хотел махнуть рукой. Все перевести в шутку, но понял, что не может.
Франси молча и удовлетворенно посмотрела на него.
«А она непроста!» – подумал Антон. Затем поднялся.
– Ладно. Посидели и хватит. Надо мне идти свой символ веры забирать. – Он каким-то чутьем понял, что наступила полночь, и направился на выход.
На входе в святилище его встретили уже другие послушники, но молча, ни о чем не спрашивая, повели его в зал приемов.
Там был уже другой, незнакомый ему Достойный. Он указал на одну из дверей и произнес:
– Иди и забирай свой символ, брат.
– Я один? – спросил Антон.
– Да, один. – равнодушно ответил служитель Заката.
Антон открыл дверь и окунулся в темноту. Осторожно прикрыл за собой дверь, остановился на пороге и стал рассматривать слабо освещенный постамент, стоящий посредине комнаты. На постаменте синим блеклым светом светился кристалл, а крестик был примотан к нему цепочкой. Поборов робость, Антон направился к кристаллу, неуверенно протянул руку, и тут над кристаллом появилась прозрачная мерцающая фигура, закутанная с ног до головы в плащ с капюшоном. От неожиданности Антон сделал шаг назад.
– Кто ты, что посмел дать мне амулет, посвященный другому? – тихий голос, звучащий с разных сторон, опутал волю Антона и связал онемением его тело. Ему подчинялся только его язык.
