– Это верно.
Студитский тем временем закончил осмотр и, воспользовавшись ланцетом и длинными щипцами, извлек из тела покойного пулю. Очевидно, придя к какому-то определенному выводу, он спрятал ее в платок и сделал казакам знак, дескать, можно закапывать.
– Что скажете, Владимир Андреевич? – поинтересовался моряк у подошедшего к ним врача.
– Выстрел произведен в спину из гладкоствольного пистолета в упор, – сухо ответил тот, вытирая платком руки.
– Значит, свои, – резюмировал Будищев, недобро усмехнувшись.
– А как узнали, что в упор? – почти благоговейно спросил Шматов.
– Когда близко – ожог остается, – пояснил Дмитрий.
– Верно, – кивнул доктор. – Приходилось видеть подобное?
– Всякое бывало.
В этот момент их беседу прервал шум копыт, а следом из-за ближайшего холма показались двое текинцев.
Поначалу, завидев друг друга, и русские и туркмены застыли в нерешительности, уж больно неожиданной получилась встреча.
Первым из ступора, как ни странно, вышел Студитский. Отбросив в сторону вконец испачканный платок, он со всех ног бросился к мирно пасущемуся коню и, мгновенно оказавшись в седле, ударил его каблуками по впалым бокам. Не ожидавшее такой подлости животное взвилось на дыбы, но затем, повинуясь твердой руке всадника, рвануло вперед.
– Брать живьем! – азартно закричал врач изумленным подобной прытью спутникам и вихрем помчался в погоню, на ходу извлекая из кобуры револьвер.
– Куда тебя хрен понес? – только и успел прошептать Будищев, поднимая винтовку и почти одновременно спуская курок.
Хлестко прозвучавший выстрел выбил текинца из седла, после чего второй, устрашенный не только гибелью товарища, но и воинственным видом доктора, развернул коня и поскакал прочь. Опустив вниз рычаг, Дмитрий на лету поймал выскочившую из патронника гильзу и, отправив ее в карман подсумка, обратным движением вытащил патрон и перезарядил «шарпс».
А события продолжали стремительно развиваться. Едва погнавшийся за удирающим туркменом Студитский завернул за скалу, как перед ним оказалась целая толпа соплеменников последнего числом, вероятно, не менее сотни, и теперь их роли резко поменялись. Обескураженный доктор во весь опор удирал от кочевников, время от времени стреляя из револьвера через плечо, без особого, впрочем, успеха, а сыны пустынь с дикими воплями и гиканьем неслись за ним, предвкушая добычу.
Их небольшой отряд оказался в безвыходном положении. Ускакать от славящихся на всю Среднюю Азию ахалтекинских наездников нечего было и думать, а попытка отбиться в чистом поле грозила немедленным истреблением. Тогда казаки, будучи людьми опытными и искушенными, не дожидаясь приказов Левенштерна, спрятали своих коней в низине, после чего залегли за камнями, ощетинившись винтовками.
Несколько левее то же самое проделали Будищев со Шматовым, а незадачливый эскулап, едва успевший добраться к своим до начала перестрелки, занял позицию между ними и теперь лихорадочно перезаряжал опустевший барабан «смит-вессона». Занятая охотниками позиция оказалась откровенно нехороша, но ничего иного им все равно не оставалось.
Поначалу разгоряченные погоней текинцы попытались взять своих противников нахрапом. Но едва туркменские всадники подскакали вплотную к камням, за которыми нашли убежище русские, по ним ударил плотный залп. В одно мгновение казавшая неудержимой лава смешалась. Визг и улюлюканье нападавших тут же сменили крики умирающих, стоны раненых и дикое ржание лошадей, оставшихся без седоков и тщетно пытающихся теперь вырваться из этого ада. За первым залпом последовал второй, и утратившие кураж кочевники принялись разворачивать своих коней, после чего умчались прочь, нахлестывая их плетками, проклиная гяуров, осмелившихся дать им отпор.
Затем руководивший набегом бек, отличавшийся от своих подчиненных роскошным, расшитым золотом халатом, драгоценным оружием и великолепных статей караковым жеребцом, что-то приказал своим нукерам, и те стали спешиваться. Вопреки распространенному мнению, большинство текинцев были вооружено не древними мультуками[1 - Мультук – среднеазиатское кремневое ружье.], а вполне современными винтовками системы Бердана, очевидно, ставшими их трофеями после неудачной «экспедиции двух князей и графа»: Витгенштейна, Долгорукова и Берга.
Получив приказ от предводителя, текинцы разделились. Одна часть, заняв верхушку соседнего холма, принялась обстреливать засевших в камнях казаков, а прочие под прикрытием их огня еще раз попытались атаковать. Выстрелы с обеих сторон следовали один за другим, переходя порой в непрерывную трескотню. Слабый ветерок едва успевал сдувать пороховой дым, из клубов которого то и дело выскакивали все новые и новые нападавшие. Дело даже несколько раз доходило до шашек, и тогда слышалось яростное лязганье металла, прерываемое свирепыми криками противников и жалобными стонами раненых.
Будищев горячую рукопашную схватку любил примерно так же, как собака палку, а потому подобной ерундой не увлекался. Отставив на время в сторону свою дальнобойную винтовку, он взялся за револьверы и принялся отстреливать наиболее приблизившихся врагов. Взведя курок, он на мгновение высовывался из своего укрытия, почти не целясь стрелял и исчезал, прежде чем ему успевали ответить той же монетой. Опустошив барабан в одном «смит-вессоне», он передавал его для перезарядки верному Федору, продолжая вести огонь из второго. Таким образом, скоро рядом с ними не осталось живых текинцев, и он снова взял в руки «шарпс».
Дмитрий давно заприметил вражеского предводителя, благо рядом с тем постоянно крутились его нукеры, один из которых держал в руках длинную пику с бунчуком. Расстояние, правда, было великовато даже для его винтовки, но отчего бы не попробовать? Поймав перевернутое изображение бека в оптику, он на мгновение задержал дыхание и легонько нажал на спуск. Привычно бухнул выстрел, но в этот момент один из телохранителей, постоянно горячивший своего коня, оказался на линии огня и поймал пулю, предназначенную для другого.
– И чего тебе смирно не стоялось, – буркнул кондуктор, перезаряжая оружие.
Судя по всему, текинцы посчитали гибель товарища случайной и не тронулись с места. Наоборот, бек приосанился и принялся размахивать камчой, на что-то указывая своим подчиненным. Дмитрий видел в прицел, как он кричит, разевая заросший черной бородой рот, но, разумеется, ничего не слышал.
– Никуда не уходи, я сейчас, – прошептал Будищев и снова спустил курок.
На этот раз прицел оказался верен, и разодетый текинец сначала дернулся, а затем медленно сполз с седла на песчаную землю. Переполошившиеся спутники бросились к нему, пытаясь понять, жив тот или мертв, и пока они это выясняли, моряк успел еще несколько раз выстрелить.
– Так их! – азартно воскликнул Шматов. – Уже пятеро, я в биноклю все вижу…
– Я тебе дам биноклю! – вызверился на него приятель. – Заряди револьверы и прикрывай меня, а не то не ровён час подберутся… демоны!
– Я и то, смотрю, – с легким сожалением отозвался бывший ефрейтор, поправляя на всякий случай кобуру с «галаном» на поясе.
Федор не знал толком, кто такой «второй номер» и в чем заключаются его обязанности, но ему ужасно нравилось, когда Будищев так его называл. Они не раз уже ходили вдвоем на подобную охоту за вражескими наездниками. Тогда ему приходилось подолгу разглядывать в бинокль окрестности, выискивая ориентиры и тренируясь определять расстояние, а потом Дмитрий по его наводке без промаха бил по текинцам с предельной дистанции.
Но сегодня все происходило по-другому. Нукеры павшего бека, кажется, сообразили, что их внаглую расстреливает какой-то русский, и наконец-то убрались с холма. Затем весть о гибели предводителя разнеслась по всему отряду, заставив на время прекратить бой.
В какой-то момент казалось даже, что обескураженные текинцы уйдут прочь, оставив своего противника в покое, но не тут-то было.
Краткое замешательство туркмен прекратилось так же быстро, как и началось, а затем сражение закипело с новой силой. Раздосадованные смертью вожака, они двинулись вперед, твердо намереваясь отомстить гяурам за нее, невзирая на потери. Если жители пустынь и уступали русским в организованности и дисциплине, то никто не мог упрекнуть их в отсутствии храбрости! Крича «Алла», потрясая саблями и стреляя из винтовок, текинцы лезли и лезли вперед, отчего казалось, что они вот-вот сомнут своего противника.
В отличие от них, казаки во главе с немцем-урядником дрались молча, лишь иногда подбадривая друг друга короткими фразами. Единственным исключением в этом оказался доктор Студитский. Каждый свой выстрел он предварял крепким словцом, а уж если прицел оказывался верным, то следовала такая восторженная рулада из отборного русского мата, что даже бывалые казаки только головами крутили от изумления.
– Вашбродь, – не выдержал один из таманцев с басоном приказного[2 - Басон – галун на погоне. Лычка. Приказный – ефрейтор у казаков.] на погоне, – статочное ли дело эдак в бою ругаться?
– Ничего, братец, – весело откликнулся врач, едва не захлопав в ладоши, видя, что в очередной раз попал, завопил: – Так тебе, сукину сыну, мать-перемать!
– И впрямь, чего сквернословить? – недовольно буркнул Федор, услышав последний перл. – Смертушка ведь совсем рядом ходит, не ровён час услышит.
– Не отвлекайся, – раздраженно бросил Дмитрий, передавая ему разряженный револьвер и стреляя тем временем из второго.
Эту атаку им, хоть и с большим трудом, все же удалось отбить. Очевидно, что у текинцев тоже нашелся свой предел прочности, и сегодня у русских он оказался выше. И хотя отошедшие назад туркмены продолжили обстрел, это все-таки была передышка. Между тем горячее среднеазиатское солнце поднималось все выше, безжалостно нагревая своими жаркими лучами землю и в особенности камни, за которыми засели охотники.
– Есть попить? – устало прохрипел пересохшим горлом кондуктор.
– А как же, – ответил Шматов, подавая флягу с живительной влагой.
Пусть теплая и солоноватая на вкус, она показалась измученному жаждой Дмитрию необычайно вкусной, так что, сделав изрядный глоток, он с блаженством держал ее во рту, чтобы размочить иссохший язык и нёбо.
– Будищев! – неожиданно позвал его Студницкий, высунувшись из-за камня, служившего ему убежищем.
– Что вам? – спокойно отозвался кондуктор, проглотив все до последней капли.
– А вы ловко стреляете! – с уважением в голосе похвалил доктор.
– Благодарю, – машинально кивнул Дмитрий, перезаряжая винтовку.
– Давно хотел вас спросить, на что вам мои весы?
– Какие еще весы, док?
– Не смейте отпираться, – возмутился Студитский. – Я наверняка знаю, что вы подкупили Трифона и брали аптекарские весы из моих вещей!
– Не виновен, ваша честь! – устало отвечал ему моряк, откинувшись спиной к разогретому солнцем камню, покачав головой, почти грубо сказал: – Нашел же время, блин…
– Так другого может и не быть, – простодушно развел руками врач. – А мне, знаете ли, чертовки любопытно, зачем они вам понадобились?
– Ну, ладно, – сдался обвиняемый. – Во-первых, я тут совершенно ни при чем. Это Феденька вашего вахлака подпоил. Мне просто были нужны точные весы, а других поблизости не оказалось. Вот он и проявил нездоровую инициативу.
– Но зачем?!
– Давайте все же в другой раз!
– Как угодно… Да, совсем забыл. У вас не найдется немного патронов к «смит-вессону»? Я свои, извольте видеть, уже расстрелял…
– Возьмите у убитых, – посоветовал Дмитрий, делая Федору знак, чтобы тот перекинул врачу одну из пачек с револьверными патронами.
– Что, простите?
– Рядом с вами чертова прорва мертвых текинцев. Большинство из них с винтовками. Наверняка есть и патроны. Кстати, казачки, это всех касается!
– Да мы уж и так подобрали что можно, – прогудел таманец, высказывавший прежде доктору за его сквернословие. – Иначе бы и не продержались до сей поры. Свои-то еще когда порасстреляли…
– Потери есть?
– Как не быть. Лазаря Моисеенко подстрелили, супостаты, да Ванька Кочар вот-вот богу душу отдаст. Ишо трое раненых, но они покуда держатся. Даже Ефим Дудка.
– А что с ним?
– Дык поранили его в такое место, что теперь, прости господи, к бабам совсем немочно, однако ж винтарь не бросил до сих пор и палил справно…
– Чего ты там брешешь, бисов сын? – из последних сил возмутился еле живой Дудка, услышав неприглядную характеристику своего ранения. – Я еще до твоей жинки ходить буду!
Несмотря на всеобщую усталость, перепалка, случившаяся между двумя казаками, вызвала у присутствующих улыбки. Немного повеселев, люди стали обмениваться короткими фразами. Те, у кого сохранились патроны или вода, стали делиться ими с товарищами. Доктор, выглянув из-за своего камня, заметил лежащего неподалеку мертвого текинца, ружье которого валялось совсем рядом. Опустившись на землю, он пополз к нему по-пластунски и скоро завладел берданкой убитого. От обычных винтовок она отличалась лишь ложем, обильно украшенным серебром. Очевидно, это был трофей павшего джигита, переделанный мервскими или асхабадскими мастерами по вкусу нового хозяина.
– Доктор, вы бы лучше нашим раненым помощь оказали, – заметил Будищев, от которого не укрылись маневры Студитского.
– Сейчас они снова полезут, и будет не до перевязок, – нервно заметил врач, обшаривая мертвого.
Судя по всему, поиски огнеприпасов увенчались успехом, и скоро воинственный последователь Гиппократа вернулся на свое место и принялся ободрять боевых товарищей, говоря им, что уж теперь они точно отобьются.
– Сколко у вас ест патрон? – неожиданно спросил молчавший до сих пор фон Левенштерн.
– Почти два десятка, – первым отозвался Студитский и весело добавил: – Еще повоюем!
Как выяснилось, у казаков дело обстояло немногим лучше. У кого три десятка, у кого с полсотни, но так или иначе большая часть боезапаса оказалась истрачена.
– Будищев, а вы почему молчите?
– Есть трохи для сэбэ, – спокойно ответил моряк.
– С такой запас мы есть не можем драться, – решительно заявил курляндец.
– Это как? – мрачно поинтересовался ближайший к уряднику казак, подозрительно поглядывая на немца.
– Вы не понимайт…
– Понимаем, что тут не понять! – с явной угрозой в голосе сказал таманец, деловито загнав патрон в патронник.
Впоследствии никто точно не помнил, точно ли Левенштерн предлагал сдаться на милость текинцев, или же остальные охотники просто не поняли своего командира, которого, к слову, недолюбливали за презрительное отношение к нижним чинам и немецкую спесь. Но теперь люди смотрели на него как на врага, готовые в любой момент пустить в ход оружие и решить вопрос кардинально. В этот момент ситуацию спас Студитский.
– Вот что, братцы, – как ни в чем не бывало заявил он, – ежели подняться на тот пригорок, так можно славно пострелять по текинцам. Пусть половина здесь остается с ранеными, а я с остальными там засяду. И если эти, так их, опять полезут…
Просторечное выражение, свойственное больше каким-нибудь биндюжникам или золоторотцам профессий, что даже обычно невозмутимый Будищев ухмыльнулся, а неодобрительно относившиеся к мату во время боя казаки снова поморщились, будто от зубной боли. В этот момент свистнула пуля, и высунувший на свою беду голову доктор со стоном присел, зажимая ухо.
– Ну вот, накликали на себя беду! – сокрушенно заметил приказный.
– Это ничего, – неожиданно жизнерадостно отозвался из своего убежища Студитский. – Прицел худо взяли, сукины дети. Вот я бы им…
Очередная пуля шлепнула совсем рядом, обдав врача каменной крошкой и заставив снова пригнуться.
– Кажись, начинается, – опасливо втянув голову в плечи, протянул Шматов. – Сейчас полезут!
– Спину мне прикрывай, – буркнул в ответ Будищев, целясь из «шарпса» по приближающимся текинцам.
Сухо щелкнул выстрел, и ближайший из них вскочил как ужаленный и, крутнувшись волчком, свалился наземь. Снова со всех сторон загрохотали выстрелы, но теперь русские экономили патроны, ведя огонь только наверняка. Нападавшие как будто почуяли, что у их противников кончаются огнеприпасы, и стали еще больше наседать. Дмитрий, боезапас которого был далек от исчерпания, продолжал вести огонь, отдуваясь за весь их отряд. Время от времени он менял позицию, но враги уже сообразили, кто представляет собой главную опасность, и палили по нему из всех стволов. Становилось все жарче, но оказавшийся волею судьбы посреди пустыни моряк, казалось, не обращал на это внимания. Неприятельские пули то и дело свистели рядом, а одна из них даже оборвала ему погон, но он продолжал стрелять в ответ, поражая одного противника за другим.
Все же нескольким джигитам удалось подобраться к нему на такое близкое расстояние, что казалось: протяни руку – и схватишь. Обнажив сабли, они дружно кинулись на столь досадившего им кондуктора, намереваясь изрубить того на куски, но неожиданно в дело вступил Федор. Несмотря на мудреную и оттого не слишком надежную конструкцию, револьвер системы Галана имел преимущество перед обычным «смитвессоном» в том, что был самовзводным.
Выхватив из кобуры свое оружие, Шматов направил ствол в сторону текинцев и нажимал и нажимал на спуск, пока в барабане не кончились патроны. Первому из нападавших досталось две пули, второму одна, третий сам отскочил от греха в сторону, решив, что неверный слишком часто стреляет. Но четвертый оказался покрепче характером и, выйдя вперед, уже занес свой клинок над оказавшимся безоружным Федькой, но Дмитрий, недолго думая, выхватил свой кортик и метнул его в противника. Узкое и острое как бритва лезвие легко проткнуло ватный халат туркмена, и тот упал, обливаясь кровью.
– Спасибо, Граф, – облизав разом пересохшие губы, прошептал денщик, но тот его не расслышал.
Противостояние между горсткой казаков и их куда более многочисленными противниками продолжалось уже более шести часов. Несмотря на огромные потери, нанесе нные нападавшим, те и не думали отступать. Возможно, текинцы хотели поквитаться за павших товарищей, а может, их просто взбесило упорное сопротивление охотников. Огнеприпасы практически закончились, и даже у Будищева оставалось лишь пару десятков патронов к винтовке. Но хуже всего для измученных жаждой людей было отсутствие воды.
Казалось, что конец уже близко, ибо какую бы доблесть ни проявили охотники, но перевес со стороны обитателей пустыни оставался слишком высок. Еще немного и они прорвутся к казакам, после чего дело решится в яростной сабельной сече, но тут Шматов в очередной раз полез в подсумок, но вместо патронных пачек из плотного картона извлек наружу несколько каких-то продолговатых брусков, в которых Будищев с удивлением признал динамитные шашки. Сил удивляться уже не осталось, а потому он просто спросил, с трудом шевеля пересохшими губами:
– Ты чего молчал, что они у нас есть?
– Так ты не спрашивал, – прохрипел тот в ответ.
К счастью, нашлись не только шашки, но и огнепроводный шнур и фосфорные спички, после чего смертоносные гостинцы один за другим полетели в сторону нападавших. Несколько взрывов, прогремевших в самой гуще атакующих текинцев, оказались последней каплей. Такого издевательства над своей психикой они вынести уже не смогли и, спешно попрыгав в седла, бросились врассыпную от оказавшихся столь кусачими русских.
Казаки, не веря своим глазам, смотрели на их поспешное бегство, еще некоторое время не решаясь покинуть укрывшие их камни. Однако, убедившись, что это не очередная хитрость степняков и не обман зрения, одни упали там же, где сидели, другие принялись перевязывать друг другу раны, а третьи кинулись к ручью. Ужасно вонявшая при первом знакомстве сероводородом вода уже не оскорбляла обоняние и не казалась столь противной на вкус. Измученные жаждой люди пили ее так жадно, как будто не пробовали в своей жизни ничего вкуснее, отчего доктору пришлось даже вмешаться, чтобы предупредить возможные расстройства. Кое-как наведя порядок, он без сил опустился на песок рядом со спрятавшимися в тени Будищевым и Шматовым.
– У вас есть папиросы? – спросил он, вытирая со лба испарину.
Смертельно уставший Дмитрий вопрос проигнорировал, а Шматов извиняющимся тоном пояснил:
– Некурящие они.
– Так вот куда девался пропавший у саперов динамит! – добавил после недолгого молчания врач.
