– У того, что имеет начало, обязательно найдется конец.
Она вновь сцепила пальцы в замок, и Марго поспешила к ней.
– А сейчас, дорогой посол, если вы не против, я ненадолго отлучусь. Не скучайте. – Королева пожала ему руку на прощание и последовала за своей маленькой телохранительницей к выходу. Та уже собиралась открыть дверь, опустив ручку, но не услышала ожидаемого щелчка.
– Как странно, – прошептала Марго и повторила попытку.
– Что такое?
– Дверь, кажется, заперта, Ваше Величество.
– Что за глупости? – Броук вышла вперед, чтобы доказать обратное, но с пораженным лицом обернулась и произнесла: – Действительно, так и есть.
– Секунду, там должна стоять охрана. – Марго приблизилась к двери и тихонько постучала, говоря в щель: – Извините, не могли бы вы нам открыть?
За дверью послышался топот, словно кто-то бежал в тяжелых армейских ботинках. Королева напряглась и нервно сжала ткань платья.
– Отойди от двери, – прошептала она, отходя назад.
– Вы слышите нас? – не унималась Марго, прильнув ухом к двери.
– Отойди же!
– Они вот-вот…
Дубовая древесина разлетелась в щепки. Обезглавленное взрывом тело Марго упало рядом с королевой. Та не успела вскрикнуть от ужаса: на зал обрушился шквал пуль. Десяти секунд хватило людям в черной форме и шлемах, чтобы не оставить ни одной живой души.
Вперед выступил их глава. Держа палец на спусковом крючке автомата, он перешагивал через нашпигованные свинцом тела в поисках выживших. Он уловил едва слышные детские всхлипывания и направил автомат на кучу вздрагивающих тел, под которыми была заживо похоронена рыжая девочка лет двенадцати на вид. Ее некогда бежевое платьице с пышными рукавами пропиталось чужой кровью. Она подняла большие голубые глаза на человека в черном впереди и застыла.
– Свидетели нам ни к чему, – напомнил главе один из бойцов в черном.
– Я знаю. – Из-за искаженного голоса девочка не могла понять, кто перед ней: мужчина или женщина. – Кажется, это принцесса из самой Российской империи. Какое будет горе для целой нации. Жанна, да?
Девочка неуверенно кивнула.
– Убивать людей, зная их лично, тяжелее, чем стрелять в безликую толпу, – признался глава нападавших. – Ты не виновата в том, что случилось. Поэтому умрешь с чистой совестью.
Жанна неуверенно покачала головой, чувствуя, как больно слезы обжигают глаза. Сама того не замечая, она пятилась назад, забираясь глубже под тела.
– П-пожалуйста, м-м-мистер.
Она услышала горестный вздох.
– Это слово работает далеко не всегда, милая, – дуло автомата уже смотрело на нее, – но аристократов этому не учат.
Жанна зажмурилась. Спусковой крючок был нажат, и отряд услышал выстрел.
2
То, чего он желает больше всего
Александр проснулся от легкой тряски. Перед глазами за стеклом лимузина под синим майским небом проносились сотни деревьев.
– Извините, что разбудил вас, но мы почти приехали, – объяснил Каспар, его телохранитель. У него был на редкость приятный баритон – нежный, но твердый. Музыка для ушей.
Александр проверил наручные часы. Одиннадцать сорок семь.
– Как долго еще ехать?
– Не более пяти минут… Позвольте, секунду.
Он протянул руки к белоснежной рубашке Александра, чтобы застегнуть пуговицу под выпирающими ключицами. На мгновение Каспар застыл, заметив шрам на открытом участке кожи. Взгляд его тут же погрустнел. Покончив с пуговицей, он вернулся на место.
– Шрамы все не исчезают, – проговорил Александр тихо.
Каждый шрам, с сокрушением признавал Каспар, был плодом его бездействия, частью его неискупаемой вины. И хотя почти за десять лет службы он ни разу не позволил принцу получить какой бы то ни было вред, его тяготила мысль, что многие страдания Александра оказались на его совести.
– К слову, ты не знаешь, как поживает преподобный Джордж?
Ответ последовал не сразу:
– Я не хотел вам говорить, но… Преподобного Джорджа уже полгода как нет в живых.
– Вот так, – кивнул Александр. Взгляд его не выражал ни сожаления, ни радости. – Интересно, бог похвалил его за кровавые обряды очищения?
– Не вспоминайте о них, и об этом человеке тоже.
Каспар осекся, испугавшись, не прозвучали ли его слова повелительно, но, к счастью, Александр никогда его ни в чем не упрекал и не указывал на ошибки в обращении к монаршим особам. Каспару было уже тридцать восемь, а хозяин уступал ему в возрасте почти на двадцать лет, но даже в мыслях он не мог себе позволить обратиться к Александру как к младшему или равному.
– Все это были сектантские обряды. И королева, увы… – Телохранитель оглянулся на принца и замолчал.
– Скажи это. Скажи, что она была сектанткой. Что двинулась на идее очищения с помощью страданий собственных детей. Вернее, только меня одного. Англиканская церковь до сих пор ее не простила. Даже после смерти.
– Простите, я зашел слишком далеко.
– Каспар, – Александр обернулся к нему и сделал то, чего сам Каспар никогда бы себе не позволил без острой необходимости: взял его за руку. – С кем, кроме тебя, я могу поговорить об этом? А поговорить мне хочется о многом.
Мысленно Каспар молил о том, чтобы их поездка окончилась сейчас же. Он сохранял невозмутимое выражение лица, но глаза предательски выдавали его волнение.
– Тогда я в вашем распоряжении, когда вы только пожелаете.
Исследовательский центр в молодом зеленом городке Cras-04 в пятидесяти километрах от Лондона не впечатлял своими масштабами и походил на небольшую больницу, усеянную окнами со светоотражающим голубым стеклом. На верхушках дюжины столбов вдоль дорожки, ведущей к дверям, развевались европейские флаги. На входе в здание гостей уже ждали владельцы центра и весь ассортимент их молодых сотрудниц.
«Как и ожидалось, ни одного мужчины», – отметил про себя Александр. Он вышел из машины вслед за Каспаром, оглянулся на свиту и одобрительно кивнул.
– Приветствуем вас, Ваше Высочество. Моника Хьюз, глава центра, приятно познакомиться. – Смуглая женщина сорока лет на вид пожала его руку, казалось, выжимая из себя все радушие, на какое была способна.
– Добрый день. – Александр формально улыбнулся ей.
– Как вам поездка?
– Удивительно красивые окрестности.
– Вечно цветущие, я бы сказала. Маленький рай, коих на нашей бедной планете осталось не так много. Пройдемте?
Внутри центр оказался куда приятнее, но гостей не покидало чувство, что они попали в просторный стальной бункер, заполненный искусственным светом. Двигаясь по коридору, Александр не нашел ни одного окна, но диковинные растения, встречавшиеся через каждые два метра, его успокоили.
Из застекленных кабинетов выходили сотрудницы, чтобы проводить их восхищенными взглядами. Все внимание, как и обычно, нехотя принимал Каспар. Женщины всех возрастов смущенно улыбались ему, подрагивая от желания пойти следом. И он не мог винить их в этом: Каспар был единственным привлекательным мужчиной, посетившим центр за последние полгода. Представителем вымирающего вида. Но даже среди тех, кто выжил после болезни, или тех, кого она обошла стороной, почти не встречалось здоровых и душой, и телом, да еще и приятных глазу: Каспар же был высок и атлетически сложен, со светло-русыми волосами, зачесанными назад. Широкая челюсть, прямой нос, ясные голубые глаза, отливающие синевой, тонкие губы, легкая щетина и густые брови придавали его лицу суровое выражение, но все чувствовали от него глубоко спрятанную нежность, мягкость и вместе с тем – силу.
Александр же, будучи альбиносом, нередко своим внешним видом заставлял людей вздрагивать. Худощавый и невысокий, он, бывало, слышал неприятные шепотки о том, что выглядит так из-за болезни. Белые волосы, ресницы и большие сиреневые глаза в сочетании с высоким голосом сбивали окружающих с толку. И все же находились ценители его необычной внешности.
Моника заговорила:
– У нас нет ни одной свободной лаборатории. В некоторых из них работают студенты по обмену, но в основном наши сотрудницы – специалисты с многолетним стажем. Профессионалы в своем деле. Сейчас мы в основном изучаем возможность создания интеллекта, совершенно идентичного нашему. И речь вовсе не об искусственном интеллекте, нет! Это вчерашний день. Конечно, и о природе мы не забываем. Мы двигаем науку вперед, и для нас честь, что вы приехали проверить, как именно мы это делаем.
Они дошли до стеклянного лифта и спустились на нем на этаж.
– Нейроблок – наше творческое детище. Слегка отдаленное от науки, как может сначала показаться, но, как говорил Эйнштейн, воображение важнее, чем знания. Если бы не эта потрясающая способность нашего правого полушария, поверьте, наука не сдвинулась бы с места… Мы почти пришли.
Нижний этаж целиком предназначался для Нейроблока. От лифта к нему вела прямая дорожка, по обе стороны которой стояли маленькие прозрачные кабинки ученых. К ним выбежала молодая худощавая сотрудница.
– В-все готово. Можно начинать.
– Прошу, господа. – Моника уступила им дорогу. – Принц Александр, не окажете нам честь протестировать Нейроблок?..
– Для начала, – перебил ее Каспар, – я бы сам хотел убедиться в безопасности этого устройства.
– Мистер Шульц, – Моника усмехнулась, не выказывая обиды, – при всем уважении, мы проверили его сотню раз на добровольцах. Могу заверить вас, что все совершенно безопасно.
– Тогда вам не составит труда запустить туда для начала меня. Либо же я пойду вместе с принцем.
– Мне жаль, но в Нейроблок может зайти только один человек.
– Объясните же, почему.
Моника сжала кулаки в карманах белого халата.
– Разумеется. Сейчас все покажу.
Вблизи Нейроблок казался более зловещим: квадратная черная двадцатиметровая железная коробка с одной-единственной дверью.
– Не внушает доверия, – заметил Каспар.
Моника бросила на него укоризненный взгляд и положила ладонь на стену устройства. Черный цвет сменился шафрановым.
– Вероятно, у касавшегося его сегодня было плохое настроение. Нейроблок считывает наши мысли и дает то, чего мы хотим подсознательно. Наши самые сокровенные желания. Зайдя внутрь, вы увидите то, чего желаете больше всего на свете.
Александр загорелся интересом. Он снял пурпурный бархатный пиджак с серебряной вышивкой и передал удивленному Каспару.
– Позвольте мне зайти туда первым.
– Ты не доверяешь центру, находящемуся под нашим же управлением? – спросил Александр с доброй усмешкой.
– Когда речь идет о вашей безопасности, я сам себе не доверяю.
– Зато я тебе доверяю.
Каспар опешил от похвалы.
– Как пожелаете. – Он многозначительно посмотрел на Монику, и та нервно сглотнула. – Начинайте.
Девушки в стеклянных кабинках обратились к своим компьютерам. Дверь в Нейроблок закрылась за спиной Александра. Внутри сгущалась пугающая чернота. Из встроенных в стены динамиков донесся голос Моники:
– Ваше Высочество, как вы себя чувствуете?
– Хорошо, вот только очень темно.
– Нейроблок анализирует вас. Ждать долго не придется. Закройте глаза. Вы поймете, когда их нужно открыть.
Александр поступил так, как ему велели. Стены черной коробки покрылись неоновыми фиолетовыми линиями. Было жарко и душно. Только собственное дыхание нарушало подозрительную тишину.
В закрытые веки ударил красный свет. Стало холоднее. Послышались ленивые всплески воды. Александр медленно открыл глаза, но тут же заслонил их руками от солнца, клонящегося к горизонту.
Принц покружился на месте, разглядывая свой новый образ: классическую рубашку, брюки без единой морщинки и начищенные до блеска оксфорды сменили свободный бежевый свитер поверх рубашки и укороченные штаны цвета хаки. Александр в жизни не носил такой простой одежды. Босыми ногами он чувствовал мелкий влажный песок.
Местность была ему незнакома. Вечер медленно опускался на пустой песчаный берег. За ним на пригорке колыхались белые цветы, чуть дальше выглядывали крыши уютных домиков.
«Это и есть то, чего я желаю?» – Александр ощутил, как в груди разливается тепло. Думая о желанном, он представлял себе вещь, то, чего можно коснуться. Но Нейроблок хоть и на минуты, но дал ему то, чего принц желал на самом деле, – свободу. Ни замков, ни элитных машин, ни свиты, ни пристального внимания сестры. Только ветер и океан.
Перед глазами снова сгустилась тьма, разрезанная сотнями алых неоновых линий. Несколько секунд спустя принц оказался в банкетном зале в окружении сотни людей в королевских одеждах, аристократов, послов и простой прислуги. И все они, мертвенно-бледные, покоились на полу в собственной крови.
Александр не нашел сил сдвинуться с места. Тело обдало могильным холодом. Неужели этот тот самый зал, тот треклятый вечер?
Он осторожно обернулся. Два тела лежали в стороне от остальных. Одно без головы. Второе он узнал бы из тысяч.
Из горла Александра вырвалось подобие крика, больше схожее с горестным стоном. Знание иллюзорности мира покинуло его. В кошмарном сне он не видел ничего ужаснее.
