Кондиционер в магазине работает на полную мощность. От холода на руках и ногах бегут мурашки; я наспех хватаю тампоны и печенье и скорее выхожу обратно на яркое согревающее солнце, с облегчением вздохнув. Сумка болтается у меня на боку.
Поворачиваю голову и вижу у фонтана двоих.
Девушка стоит ко мне спиной, но я узнаю ее где угодно. Джуд.
Неужели я призвала ее силой мысли, потому что так много переживала из-за того, что она мне не пишет?
Но точно вам говорю: если бы я волшебным образом заставила Джуд материализоваться, то с ней не было бы Мейсона Коулмана.
И они совершенно точно не целовались бы.
Сердце выпрыгивает из груди так, что я почти ощущаю боль. В ушах загудело.
Они целуются. Джуд и Мейсон. Целуются. У фонтана – это так банально. Целуется. Джуд с кем-то целуется, и этот кто-то – не я. Я просто идиотка.
Покраснев, я опускаю голову и стараюсь пройти мимо них как можно быстрее. На глаза накатывают слезы, горло сжимается.
Наверное, поэтому я не замечаю прямо перед собой завлекающий старомодный стенд с наружной рекламой забегаловки «Тако – всем» и врезаюсь в него, повалив на землю.
– Нет, – взмолилась я.
Но вселенная сегодня явно не на моей стороне – слышу, как Мейсон зовет меня.
Закрыв глаза и глубоко вздохнув, я считаю до трех и поворачиваюсь. Они с Джуд идут ко мне, он ведет ее за собой, их пальцы сплетены.
Конечно, парень и не подозревает, насколько это неловкая ситуация. Он думает, что мы все просто друзья. Мы дружим со средней школы, и вроде бы нет ничего странного в том, что я увидела их с Джуд. Вместе.
Но Джуд же говорила, что мы одно целое. Самое цельное целое.
А теперь она вполне себе целое с Мейсоном.
Снова.
– Привет! – говорю я слишком громко и машу рукой. На беду, когда я подняла руку, с моего плеча сползла одна из ручек сумки-шоппера, и прямо к ногам Мейсона вывалились две пачки «Тэдди Грэмс[5 - Тэдди Грэмс (англ. Teddy Grahams) – печенье в виде мишек, выпускаемые компанией Nabisco.]» и одна упаковка тампонов «Тампакс».
Ненавижу свою жизнь.
Надо отдать должное Мейсону – его не смутило ни печенье, ни средства женской гигиены. Если честно, от этого совершенно не легче. Если бы он был придурком, падающим в обморок при виде тампонов, я бы хоть в чем-то почувствовала превосходство.
Улыбаюсь, забираю свои покупки и запихиваю обратно в сумку.
– Спасибо. Это не мое. Ни печенья, ни… То есть, я ем печенье, и тампонами пользуюсь, но эти… эти тетины.
– Не беспокойся, – успокаивает меня Мейсон. – У меня есть сестры.
– Точно, – вспоминаю я, но смотрю не на него, а на Джуд.
Она улыбается Мейсону, но я вижу, что она зажата и нервно перебирает пальцами по его руке.
Я не могу заплакать на этой искусственной улице напротив забегаловки, с тампонами и коробкой печенья в сумке. Киваю, и показываю пальцем на дом тети.
– Ну, надеюсь, лето проходит хорошо. Мне… мне пора. Увидимся!
Я продефилировала мимо них с достоинством, на которое вообще способен тот, кто рассыпал тампоны на любимую девушку и парня, которого эта девушка предпочла.
Я захожу за угол. Вибрирует телефон – на этот раз сообщение о той, от кого я так долго его ждала.
Джуд написала всего лишь:
– Прости.
Я не отвечаю и на всех парах мчусь к тете.
Открываю дверь, кидаю сумку рядом с негималайской салатницей, прохожу в гостиную и плюхаюсь в неудобное кресло. Лицо все еще горит.
На экране по-прежнему Каллум и Елена, в этот раз они не занимаются ничем непристойным, и их не запугивают противные британцы. Вместо этого они скачут на конях по горам, вокруг них возвышаются скалистые холмы, и они исчезают в тумане.
При взгляде на них в моей груди что-то екнуло, и вдруг я вспоминаю о письме в сумке. Приглашение, которое я отвергла из-за Джуд.
Телефон снова вибрирует. Я не стала смотреть. Показываю на экран.
– Вот ради этого я бы отдала миллион долларов. А горячего парня забирай себе.
Ви окидывает меня взглядом и моргает так, будто только что осознала, что я вернулась. Она хихикнула и тряхнула головой.
– Ааа, точно-точно. Шотландия. Разве тебя не приняли в шотландскую школу?
Я киваю. Крупный план: Каллум и Елена скачут по долинам и ущельям, зеленых каменистых холмов становится все больше, из облаков пробивается солнце, на заднем фоне – сероватый отблеск океана. Будь я там, на коне в горах в 1780-х, я бы точно не столкнулась с Джуд и Мейсоном. И ни в кого бы не полетели тампоны. Я была бы… совсем другим человеком.
– Ну вот! – восклицает тетя. Она вскакивает с кресла и отправляется в прихожую за печеньем. – Даже не придется путешествовать во времени, чтобы попасть в Шотландию.
Она берет коробку, возвращается в гостиную и недовольно морщится, потому что я купила обычное печенье, а не привычное ей низкокалорийное. Но она пожимает плечами и все равно открывает коробку.
– Всего лишь полет на самолете, – говорит она, жуя медвежат с корицей. – Будь у тебя загранпаспорт и достаточно денег, ты могла бы полететь туда уже завтра.
Я перевожу взгляд на нее, а потом снова смотрю на экран. Она права. Шотландия не сказочное место. Это реальность. Туда относительно легко попасть. И там есть школа, в которую меня уже приняли.
– Ага, – соглашаюсь я, не отрывая взгляда от телевизора. Сердце тяжело бьется.
Уехать отсюда. Никогда больше не видеть, как Мейсон и Джуд целуются в раздевалке. Не слышать: «Ну я же говорила» от Дарси, не видеть сочувствующих взглядов Ли.
Сменить место жительства. Начать все заново.
Я.
В Шотландии.
Глава 4
– Мы возвращаемся к разговору о Шотландии?
Папа стоит у плиты c лопаткой в руке – сегодня у нас «блинная среда» – и между его бровями пролегает морщинка. Я показываю ему пачку бумаг.
– Не о Шотландии, а о шотландской школе. Пап, ты же учитель. А Анна – консультант по профориентации. Мы же живем и дышим образованием.
Он не успел ответить – я опередила его и начала листать распечатки. Прошло несколько дней после ситуации с Джуд и прозрения у тети Ви, и я уже превратилась в специалиста по запросу финансовой поддержки.
Я нашла нужную страницу, достала из пачки и помахала ей:
– В Грегорстоуне предлагают все виды стипендий. И это одна из лучших школ в мире, пап. Они выпускают королей, принцев и премьер-министров. И в этом году они впервые принимают девушек! Я буду учиться в первом в истории женском классе, так что, можно сказать, войду в историю. Может, моя фотография даже будет в учебниках!
– В шотландских учебниках, – отмечает папа.
Я киваю.
– Вообще замечательно. Ты что-нибудь знаешь об истории Шотландии? Она такая сумасбродная! Храбрая сердцем и я – рука об руку…
Папа улыбается, как я и ожидала. Он поворачивается к плите и качает головой.
– Я думал, этот вопрос уже закрыт, малышка. Пару недель назад ты категорически отказывалась ехать.
Папа называет меня малышкой, когда хочет повоспитывать, а такое случается частенько. Иногда я размышляю о том, каким бы он был, будь рядом мама. Но это несправедливо по отношению к нему – как будто я его предаю. Словно мне его недостаточно.
Я оставляю бумаги на столе, встаю за ним и кладу ему руки на плечи:
– Ну, я… я передумала. Я много размышляла и окончательно убедилась, что отказалась поспешно. Испугалась, потому что это кошмарно далеко, но чего тут бояться? Это же чудесно.
Я подвинулась ближе и добавила:
– И пап, это все-таки школа! Я же не собираюсь весь год таскаться за какой-нибудь рок-группой.
Он усмехнулся, глянув на меня через плечо:
– Если честно, мне кажется, что с рок-группой я бы смирился быстрее. Это я бы понял.
Улыбаюсь, хлопаю обеими руками ему по плечам и отхожу.
– Ну, может, я так выражаю бунтарство. Странное дело – у таких родителей-бунтарей такая некрутая дочь.
– Я думаю, что ты та еще бунтарка, – парирует папа, подбрасывая блинчик. – Я даже решил, что мы можем сходить в поход. Только мы вдвоем, как раньше. А еще я видел объявление о выставке минералов и драгоценных камней на следующей неделе в Хьюстоне. Должно быть здорово. Сто лет на них не ходил.
Я смотрю на него:
– Пап, ты что, пытаешься подкупить меня наукой?
– Разве что совсем чуть-чуть, – признается он, а затем кивает в сторону Гуса, моего младшего братика, сидящего в высоком стуле и радостно стучащего ложкой по подносу.
– Если ты уедешь, с кем же я тогда буду ходить в походы? Он плоховато умеет ставить палатку. А как-то я его попросил собрать хворост – ты бы видела, какой он устроил бардак.
Гус выкрикивает что-то похожее на «ПАЛАТКА!», я треплю его за щечку.
– Семейная честь расставлять колья для палатки переходит к тебе, братишка.
Гус улыбается и пускает слюни, наклонив голову и пытаясь засунуть в рот мои пальцы. Папа вздыхает у меня за спиной.
– Ты же не… если это из-за Анны или Гуса, или ты думаешь…
Я прервала его, подняв руку:
– Нет. Трагического контекста здесь нет.
Три года назад папа женился на Анне, а в прошлом году у них появился Гус. Конечно, все круто изменилось: вот я единственный ребенок, живу с отцом-одиночкой, потом у меня появляется мачеха, а теперь в доме живет еще и младенец. Но эти перемены только положительные. Я подхожу к обеденному столу, беру коробку хлопьев и отсыпаю горсточку Гусу. Он снова награждает меня улыбкой. Мое сердце тает, я взъерошиваю его рыжеватые волосы. Гус больше похож на Анну, чем на нас с папой – у нас обыкновенные карие глаза и каштановые волосы.
Он едва ли не лучшее, что со мной случалось. Дома я никогда не чувствовала себя неуютно или не в своей тарелке, так что мое желание поменять школу никоим образом не связано с этим.
– А больше всех я буду скучать по тебе, Страшила! – я воркую с Гусом, который что-то лепечет в ответ и запихивает горстку хлопьев в рот. Я вздыхаю – он еще слишком маленький, чтобы понимать отсылки к поп-культуре.
– Падавану нужно время, – отвечает папа. Я улыбаюсь.
Он отличный отец. Замечательный. И мысль о том, что мне придется уехать от него, хоть и на время, висит надо мной черной тучей. Точнее, уехать от него, Анны и Гуса. Если бы я так не любила семью, уезжать за границу было бы куда проще.
– Дело только во мне, – объясняю я, и это почти целиком правда. Отчасти мое решение связано с Джуд, но я не решилась поделиться этим с папой. Он бы спокойно отреагировал на то, что мне нравятся девочки, но все так сложно и запутано, и я не хочу говорить об этом, пока сама во всем не разберусь.
Джуд писала мне несколько раз с тех пор, как я застукала ее с Мейсоном рядом с домом Ви. Я не знала, что ответить, и убедила себя в том, что все равно слишком для этого занята – мне нужно сосредоточиться на Грегорстоуне.
И это абсолютная правда. Я покину дом, брошу привычную жизнь. Звучит пугающе. Да, какая-то часть меня, может быть, просто сбегает. Но другая часть приходит во все больший восторг при взгляде на брошюру из школы.
Сев обратно за стол, я отодвигаю сервировочную салфетку и раскрываю папку с информацией о разных школах, постукивая пальцами по фотографиям. Школа Сент-Эдмунд в Эдинбурге – шикарное место. Жить в городе, который находится в тени древнего вулкана? Определенно что-то новенькое.
Школа Сент-Леонард – большое просторное здание из красного кирпича на траве, зеленее которой я еще не встречала. Недалеко от Сент-Эндрюсского университета – он тоже красивый. В Шотландии, похоже, было полно святых, в честь которых назвали учебные заведения.
Грегорстоун раньше был поместьем. Это величественное кирпичное здание, возвышающееся среди холмов, со стенами, покрытыми плющом и атмосферой Хогвартса. Я влюбилась в него, как только увидела, когда в прошлом году от нечего делать подыскивала школу.
Я подвинула листы ближе к себе, и поняла, что в кухне стало тихо.
Подняла глаза. Папа смотрит на меня со странным выражением лица.
– Ты же не собираешься говорить мне, что я похожа на маму? – спрашиваю я. Он улыбается и покачивает головой.
– Нет, вообще-то ты похожа на Ви, что, вспоминая ее подростковые годы, меня немного пугает.
Он указывает лопаточкой на мои бумаги и говорит:
– Давай. Поступай. Если получишь стипендию, оставшуюся часть мы потянем.
