Екатерина Орлова "Без тормозов"

В детдоме, воспитанницей которого я была, жил мальчик по имени Костя. Сначала он по классике дергал меня за косички, толкал, бил портфелем, на что я жутко обижалась. А потом, когда мы подросли, и этот странный, свойственный детям способ демонстрации симпатии сошел на нет, Костя начал ухаживать по-настоящему. Помогал мне во всем, воровал из кухни сладости, которые нам выдавали поштучно. Его за это наказывали и даже закрывали на сутки в изоляторе, оставляя без какой-либо еды, но он упорно продолжал носить мне вкусности, аргументируя это тем, что я слишком худая и никогда не понравлюсь мальчикам, а мне надо устраивать свою жизнь. Так он рассуждал, когда нам было примерно по шестнадцать. Сейчас эту заботу я вспоминаю с теплом и улыбкой, и каждый раз кляну себя, что, когда встал выбор между ним и Лешей, я выбрала не Костю. А ведь он любил меня до самого выпуска. Нежно, трепетно. Никогда не посягал на мою честь, не оскорблял и не провоцировал, в отличие от того самого Алексея. Уже тогда мой будущий муж брал желаемое нахрапом, как сейчас это делает Тимур. Он не позволял мне вздохнуть, заполняя собой все пространство. Будучи уже тогда довольно хитрым, он не воровал из кухни сладости, за него это делали другие, они же и отдувались, если их ловили. И только Леша оставался чистеньким, но не помыслами. Благодаря ему, я рано лишилась девственности и забеременела еще до выпуска, а потом совершила страшную ошибку, за которую расплачиваюсь по сей день. Именно тогда Леша убедил меня в том, что никому кроме него не нужна испорченная девочка Вера. А я ведь поверила. Господи, какой же я была дурой! Костя умолял меня бросить Алексея и выйти за него. Обещал, что никогда в жизни я не буду ни в чем знать нужды, и в первую очередь, в ласке, в которой нуждается каждый детдомовский ребенок. Но я сделала свой выбор, и моя жизнь сложилась именно так, а не иначе.

Рассматриваю маффин в уже открытой, стоящей на моих коленях коробке, и мне хочется кричать. Вот так просто открыть рот и сорвать голос от вопля, который рвется изнутри. Но я, проглотив его, как всегда сдерживаюсь. Бросаю быстрый взгляд на Тимура, он улыбается, но выражение его лица говорит о смятении, и я пытаюсь понять, кто он: Костя или Алексей? Судя по поведению, он больше похож на моего мужа, и внезапно ловлю себя на мысли, что не хочу снова проходить через все это. Да, этот маффин никто не крал, за него заплатили, как и за ароматный кофе в высоком стакане, и я ценю то, что Тимур позаботился обо мне. Но не настолько, чтобы во второй раз войти в эту воду.

– Спасибо, – наконец произношу я негромко.

– Ешь, Вера. И кофе пей, он и так уже остыл. Хочешь, остановимся и купим новый?

– Не хочу, спасибо, Тимур.

В голове происходит совершеннейший бардак, а сердце постоянно то останавливается, то срывается в галоп. Я как будто бреду наощупь среди зарослей своих чувств, царапаюсь о некоторые из них, какие-то оставляют глубокие раны, от каких-то веет теплом. Не пойму, в какую сторону иду, но осознаю, что от соблазна лучше отойти подальше.

Пока доезжаем до дома Казанцева, я успеваю передумать десятки мыслей. Тимур периодически что-то рассказывает, про какие-то места, которые хотел бы посетить, о том, как он поражен контрастом городских застроек. Я слушаю его, где надо киваю, выдавливая из себя кроткую улыбку, но мыслями нахожусь очень далеко отсюда. Чувства, которые нахлынули на меня из-за близости и поведения Тимура, пугают. Точно так же я когда-то нырнула в подобный омут с Лешей. Поэтому, когда Тимур паркуется у входа в дом, я сажусь ровнее, мысленно приняв окончательное решение.

Тимур кладет руку мне на колено и скользит ею немного вверх. Я совру, если скажу, что его прикосновение мне неприятно, и мурашки, бегущие за его горячей ладонью, самое яркое тому подтверждение. Но все равно сжимаю его пальцы своими и снимаю чужую руку с колена.

– Тимур, это лишнее.

За секунду его довольное лицо превращается в хмурое. И меня снова прошибает ощущение дежавю. Леша тоже не любит, когда я отказываю. На всякий случай отодвигаюсь немного дальше от нависающего надо мной Тимура.

– В каком смысле – лишнее, Вера? – спрашивает он. – Если ты забыла, минут сорок назад твой язык был у меня во рту.

– А ты всегда считаешь, что, ответив на поцелуй, девушка априори выдает тебе индульгенцию на любые действия в ее сторону? – спрашиваю я. Пора осадить мальчишку, слишком много он о себе возомнил, кажется, даже решил, что я на все согласна.

– Вера, что не так? – негромко рычит он, отстраняясь. – Определись уже со своими границами и четко озвучь их мне, чтобы я понимал, где пределы дозволенного.

– Тимур, постарайся, пожалуйста, больше ко мне не прикасаться. В интимном плане. Если ты забыл, я замужняя женщина, которая счастлива в браке.

– Так счастлива, что жадно отзываешься на поцелуи постороннего мужика? – ехидничает он с кривой ухмылкой. Больше всего раздражает то, что по большому счету он прав, но ему об этом знать совсем не обязательно.

– То, что я на мгновение забылась, еще не повод препарировать мою личную жизнь.

– Услышал тебя, – цедит он сквозь зубы, а потом вылетает из машины, громко хлопнув дверью. От резкого звука я немного дергаюсь, но успокаиваю себя тем, что это всего лишь дверь.

Выбираюсь следом и иду в дом, где уже скрылся Тимур. Эта подработка нужна мне больше, чем воздух. Без этих денег я не смогу вернуть себе свою жизнь. Точнее, построить новую. В свете последних событий я понимаю, что остро в этом нуждаюсь, иначе… нет, не хочу думать о том, что может случиться, слишком все это печально. Захожу в кабинет Тимура, он уже сидит за столом и нервно стучит карандашом по блокноту. Перед ним стопка канцелярских товаров, на которые я стараюсь не смотреть. У меня слабость к такого рода вещам. Я обожаю всякие блокнотики, тетради, карандаши. Иногда, чтобы обрести душевный баланс, я иду в большой канцелярский магазин и долгое время брожу там, щупая каждую вещицу и нюхая свежие страницы новых ежедневников. Обычно я покупаю лишь какую-нибудь мелочь на распродаже или вообще что-то самое дешевое – ластик или простой карандаш – но время, проведенное в этом царстве канцелярии, помогает мне немного прийти в себя и собраться с мыслями.

Обхожу стол и присаживаюсь на уже ставшее привычным место, достаю из сумки свои вещи, раскладываю их практически под линейку. Возможность поддерживать порядок вокруг себя – это чуть ли не единственная стабильная опция в моей жизни. Работа – сплошной фриланс, я все время завишу от заказов. Семейная жизнь – хаос, но об этом я думать не хочу. Так что контроль над собственными вещами дает мне возможность почувствовать себя человеком, который имеет власть хоть над чем-то в своей жизни.

Тимур протягивает руку и подталкивает кучку с канцелярией ко мне.

– Это тебе, – не глядя на меня, произносит он. – В коробке, – он и ее подталкивает ко мне, – сумка.

– Какая? Зачем? – выдавливаю из себя. Взгляд жадно блуждает по новым вещам, пока разум напоминает не привыкать к ним и не обманываться щедростью мужчины. – Мне не надо. У меня уже есть…

– Вера, – резко перебивает он, – если не нравится, сожги, выбрось, мне плевать. Я уже заплатил за все это.

– Просто купил или именно мне? – осмеливаюсь задать вопрос.

– Тебе. Посмотри на свой ежедневник, он скоро развалится.

Тут Тимур прав. Этому ежедневнику уже лет десять, он вдоль и поперек исписан заметками, а обложка крошится прямо в руках. И я бы с радостью поменяла его, будь у меня хоть одна лишняя копейка. А теперь вот… И как реагировать? Забрать? Так Леша будет задавать вопросы. Оставить? Тимур же наверняка выбросит, просто из вредности, таким образом мстя мне за то, что отказалась от подарка. Придется как-то объяснять все это мужу.

Настойчиво гоню от себя восторг и благодарность Тимуру. А еще чувство, переполняющее меня до краев и булькающее где-то в горле. Он заметил. Позаботился, купил. Для меня. И я была бы рада его отблагодарить, но знаю, какой именно благодарности он ждет. Ее я дать не могу, как бы сильно того ни хотела.

– Спасибо, – произношу тихо, не решаясь даже взять в руки один из купленных им карандашей.

Наверняка он и пишет лучше моего дешевого. И вон какой красивый, черный, с яркими блестящими цветами. А второй расписан под Гжель. На третьем какие-то забавные зайчики. Я проглатываю ком в горле и перевожу взгляд на Тимура. Он упорно смотрит в стену, но я чувствую исходящие от него тяжелые вибрации и хочу… не знаю, сделать что-нибудь, каким-то образом дать ему понять. Я не хочу, чтобы он думал, будто я не могу ответить на его чувства, потому что сама ничего не испытываю. Ведь это совершенного не так. Но да, как я уже сказала, для него подобное знание точно будет лишним.

Тимур резко вскакивает с кресла и тяжелым быстрым шагом направляется к двери.

– Пойду принесу воды, – бросает он через плечо и выходит из кабинета, хлопнув дверью так же, как хлопал дверцей в машине. А я вздыхаю и, не в силах устоять перед соблазном, тянусь к карандашу. Только попробую, как он пишет, и все.

Глава 8

Наш урок проходит так же, как и вчерашний, и урок до этого. Я борюсь с собой, чтобы не начать снова напирать на Веру, а она делает вид, что ей чужды мои знаки внимания. Забавная игра, но мне она не нравится. Я хочу трогать моего Ангела, чувствовать ее запах, ощущать шелковистость волос и снова пробовать на вкус ее губы. Это какое-то наваждение которое накрывает меня с головой. Возможно мне кажется, но Вера стала лучше выглядеть. Как будто тщательнее собирается на встречу со мной. Сегодня, например, ее губы слегка подведены блеском, чего она раньше не делала. Он сверкает в лучах проникающего в кабинет солнца, постоянно привлекая мое внимание. И, если не ошибаюсь, ее губы немного пахнут клубникой. Интересно, блеск сладкий на вкус, или это просто аромат?

– Тимур? – зовет Вера, и мне приходится оторвать взгляд от ее губ и посмотреть ей в глаза. – Ты меня слушаешь?

– Честно? Нет.

Ее глаза на мгновение расширяются.

– Почему?

– Потому что думаю о твоих губах. Блеск на них сладкий?

Вера неосознанно облизывает губы, показав мне кончик розового влажного языка, и мне хочется застонать при виде этого зрелища. Ну как может так рвать крышу от женщины, которую знаешь всего ничего? Вчера я позвонил девушке, с которой периодически встречался в Стокгольме. Мы не состояли в отношениях, скорее, были друзьями по перепиху. Вот и вчера я решил, что мне надо отвлечься. Раньше мы частенько баловались виртуальным сексом, и именно с этой целью я и позвонил ей. Думал вытравить из головы Порочного ангела. Вытеснить ее с помощью другой девушки. Бесполезно. Все то время, пока Кристина стонала и произносила хриплым голосом пошлости, а я скользил рукой по члену, мои глаза были закрыты, а перед ними стоял образ Веры. Голой, хотя я никогда и не видел ее без одежды. Но у меня оказалась очень бурная фантазия, которая сама дорисовала образы всех нужных изгибов ее тела.

– Тимур…

– Просто ответь, Ангел.

Я сверлю ее глазами, пытаясь проникнуть в самую глубину ее мыслей и узнать о том, как ей нравится наша игра. Потому что уверен на сто процентов, Ангел тоже наслаждается ею, только Вере по статусу не положено сознаваться в этом.

– Сладкий, – выдавливает она из себя, и между нами снова повисает тот странный момент, когда жизнь вокруг замирает, оставляя только нас двоих.

Я сам не замечаю, как подаюсь вперед. Ангел слегка дергается, но не отстраняется. Она испуганно смотрит на меня, взгляд мечется от глаз к губам – и обратно. И я кайфую от этого момента, потому что только так, с помощью этих крохотных реакций понимаю, ей не все равно. Я жду, что Вера оттолкнет. Но она этого не делает. Застыла, как изваяние, и не двигается, только чуть-чуть подалась назад, словно сама себя останавливая.

– Тимур, разговор есть! – рявкает отец у двери, и Ангел резко отъезжает от меня, а мне хочется рычать на предка, который прервал интимный момент.

– Срочно? – спрашиваю недовольно.

– Срочнее некуда. Жду тебя в своем кабинете.

– Не дом, а офис какой-то, – бубню я, поднимаясь. – Вера, никуда не уходи, я сейчас вернусь.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но под моим тяжелым взглядом закрывает его, продолжая послушно сидеть в кресле. Я быстро преодолеваю расстояние до отцовского кабинета и вхожу без стука. К счастью, его соски нет рядом, так что я спокойно прикрываю за собой дверь и подхожу к столу, за которым сидит мой папаша. Смотрит на меня исподлобья, просверливая дыру в моем лбу, но мне похер.

– Слушаю.

– И ты хочешь, чтобы я поверил, будто две предыдущие преподавательницы сами к тебе приставали? – недовольно ворчит он, а я пожимаю плечами.

– Ну в Бога же ты веришь.

– Ты мне не… – он щелкает пальцами, подбирая слово на английском, и я решаю смилостивиться и подсказать:

– Не дерзи.

– Да, не дерзи. И вообще пора уже начать разговаривать на русском. В конце концов, ты занимаешься каждый день по три часа. Даже в субботу.

Я склоняю голову набок.

– Ты зачем меня позвал?

Отец вздыхает и откидывается на спинку кресла.

– Тимур, Вера замужняя женщина и гораздо старше тебя.

– Двенадцать лет не такая уж и большая разница. Еще аргументы?

– Я сказал, что она замужем. Ты пропустил это?

– Нет, я прекрасно слышал. Одного не могу понять: с чего ты решил, что я должен тебя послушать? Двенадцать лет ты не сильно волновался о том, с кем я свяжусь и что буду делать, а сейчас вдруг проснулись отцовские чувства? – рычу я, когда детская обида вырывается на поверхность.

– Не смей так разговаривать со мной в моем собственном доме! – выкрикивает он, вскакивая и хлопая ладонями по столу. – Благодаря мне ты жил в достатке все эти годы!

– Потому что это твоя обязанность – кормить своего сына! Или у вас, блядь, законы поменялись?!

– Прекрати материться в моем доме!

– Ты уже второй раз произнес фразу про свой дом. Я не собирался сюда ехать, но ты практически зажал маме пальцы в дверях, чтобы я выполнил твое требование. Ты же знаешь, что она не сможет жить без лекарств, и намеренно поставил ее в такое положение! Ты сам пытаешься влиять на мою жизнь путем шантажа! Знаешь же, что я ни в чем ей не откажу.

– Тимур, – немного успокаивается он, – мои отношения с твоей матерью не имеют ничего общего с тем, что происходит между нами.

– Правда? Ты только что ткнул меня носом в свою отцовскую благотворительность! – рявкаю я, не в силах совладать с этими гребаными эмоциями. Сука, учился этому столько лет, но стоило долбаному донору спермы открыть рот, как из меня полилось все дерьмо, которое я держал в себе.

Поднимаю голову, чтобы прикрыть глаза и перевести дух, снова обретая равновесие, но тут замечаю в окне, как мой Порочный Ангел торопливым шагом огибает фонтан во дворе, спеша на выход.

– Блядь, – вылетает из меня, и я срываюсь с места.

– Мы еще не договорили! – кричит мне в спину отец.

– Позже! – отзываюсь я, уже выбегая в коридор.

Знаю, что далеко она не уйдет, но все равно не могу отпустить ее. У меня есть еще законные полтора часа занятий, и Вера не может это проигнорировать. Внутри клокочет лава, выплескиваясь на поверхность. Неудовлетворенность, невозможность взять то, что хочется, и обида на отца смешиваются в адский коктейль, который переворачивает мои внутренности, делая все ощущения острее, а проблемы – гораздо весомее.

Схватив ключ с тумбочки в коридоре, я выбегаю во двор и несусь к своей машине. Сердце грохочет так сильно, что я слышу его шум у себя в ушах. Там такой бит, которому позавидовал бы любой диджей, нарочно этот ритм не придумаешь. Он ускоряется, потом резко обрывается и снова набирает обороты. Гравий шуршит под колесами, когда машина, прибавляя ход, покидает двор. Ворота едва успевают отъехать в сторону, когда я пролетаю мимо ошарашенной охраны. Мне не нужно далеко отъезжать, чтобы увидеть Веру, она быстро переставляет ноги, торопясь подальше от этого адского места. И я увезу ее отсюда. Возможно, не так далеко, как хотелось бы, но хоть чуть-чуть отдалю от мрачного особняка.

Равняюсь с Верой, она не останавливается и не смотрит на меня.

– Вера, сядь в машину, – прошу я, притормаживая.

Она бросает быстрый взгляд в опущенное окно, а потом снова отворачивается и прибавляет шагу.

– Ангел, сядь в машину! – рявкаю я.

Сейчас у меня нет сил бороться с ней, но Вера не слушает. Тогда я немного разгоняюсь, перерезаю ей путь и резко торможу. Теперь ей приходится остановиться. Вылетаю из машины и перехватываю Ангела, когда она уже начинает обходить автомобиль. Хватаю Веру за плечи и рывком приближаю к себе. Ну все, я был терпеливым, но больше не могу. Перехватываю Веру за затылок и впиваюсь в ее губы жадным поцелуем. Адреналин, курсирующий по телу, не позволяет думать. Обычно в таких ситуациях хочется бежать и кричать, делать что-нибудь, выплескивая накопившуюся звенящую энергию. А мне хочется трахаться до звезд перед глазами. Чтобы каждое ощущение было такое, словно ты идешь по острию ножа, одно неверное движение – и ты труп.

Ангел пытается оттолкнуть меня, бьет кулаками в грудную клетку, выворачивается, но я все равно оказываюсь сильнее и прижимаю к машине. Вклиниваюсь между ее ног коленом и вжимаюсь им в промежность Веры. Она пытается отодвинуться, но ни черта у нее не выходит. Мне не нравится сопротивление, но отсутствие возможности взять ее не нравится больше. Вера мычит и вырывается, пока я, зажав ее руки одной своей у нее за спиной, удерживаю Ангела за затылок. Она кусается, пытается царапать мои руки, но я никак не могу отыскать в себе хоть каплю здравого смысла, чтобы оторваться от нее. Вкус чертового клубничного блеска смешивается с нашим общим и кружит мне голову так, что мир вокруг, кажется, вращается на бешеной скорости. Я потерялся в ней и никак не могу обрести стабильное состояние.

– Тимур! – выкрикивает Вера, наконец извернувшись так, что я освобождаю ее губы. – Прекрати немедленно! Я не хочу тебя! Не прикасайся ко мне!

Услышанное моментально отрезвляет меня. Не хочет? Правда, что ли?

– Посмотри мне в глаза и повтори, – цежу сквозь зубы, впиваясь взглядом в лицо Веры.

– Не хочу тебя, – отзывается она уже не так уверенно.

Я резко отталкиваюсь от машины и разворачиваюсь лицом в сторону лесопосадки, которой окружена дорога. Вокруг очень тихо и спокойно, а вот внутри меня как будто землетрясение во все двадцать баллов. Быстро пересекаю дорожное полотно и скрываюсь среди деревьев. Меня разрывает агония, которая никак не уляжется, упорно не желая трансформироваться в нечто хорошее. Прямо сейчас хочется сдохнуть. Просто пустить себе пулю в висок, чтобы все на хрен закончилось. В груди жжет так сильно, что мне тяжело дышать, а в горле застревает крик, который я, открыв рот, выпускаю наружу. Впервые я кричу. Еще и так громко, что у самого закладывает уши. Не знаю, что со мной происходит, но это пиздец, как больно.

Глава 9

Прокричавшись, я обессиленно съезжаю по стволу огромного дерева на устланную елочными иглами землю. Сгибаю ноги в коленях, упираюсь в них локтями и опускаю лоб в раскрытые ладони. Прикрываю глаза. Наконец немного полегчало. В груди жжет уже не так сильно, и дыхание понемногу приходит в норму. Вздрагиваю от легкого прикосновения к своему плечу, а потом прохладная ладонь ложится мне на шею, из-за чего кожа тут же покрывается мурашками. Так умеет касаться только мой Ангел. Я не знаю, как она это делает, но моя нервная система постепенно стабилизируется, тело перестает вибрировать от злости и отчаяния. Однако желание взять Веру не проходит.

– Знаешь, каким бы ни был твой отец, он у тебя есть. Может быть, ты не хочешь принимать его заботу, но она все равно присутствует. В любой момент ты можешь прийти к нему, и он тебе поможет. Даже если будет ругать или осуждать, он все равно не останется в стороне, – голос Веры успокаивает. Меня как будто покачивает на волнах его мягкой тональности, даря так необходимое умиротворение. Ее пальцы нежно, едва ощутимо проходятся по моим волосам, и я понимаю, что начинаю обретать равновесие. – Я воспитывалась в детдоме и не знаю своих родителей. Тимур, тебе несказанно повезло. Тебя есть, кому защитить, есть, кому о тебе позаботиться. Поэтому не гневи Бога, избавься от ненависти. Обстоятельства сложились так, как сложились. То, что произошло между твоими родителями, не должно касаться тебя. Я не знаю всей истории, но из твоего поведения и по обрывкам фраз я могу сложить некоторое мнение.

– Он променял нас с мамой на свою шлюху, – выдавливаю я из себя. – Не развелся с ней только потому что, наверное, совесть не позволила. Мама болеет уже много лет.

– Вот видишь? Значит, не такой уж он и плохой человек. К тому же ты остался Казанцевым, его сыном, от которого он не отказался.

– Я Самойлов, – отвечаю ей. – В день получения паспорта изменил фамилию на девичью мамину. Не хочу иметь ничего общего с этим козлом. Знаешь, как все было, Ангел? Мама застала его с любовницей, закатила скандал, и в течение двадцати четырех часов нас уже выселили из этого дома. После отъезда я видел отца лишь трижды. Один раз в день маминой операции, второй – в день ее выписки из больницы, и третий – когда приехал сюда. Так что брать его фамилию я не стану.

– Тимур, в тебе сейчас говорит обида. Ее нужно пережить, высказать и забыть. Человек не может быть счастлив, если носит в душе такой камень.

– Пока мама была в больнице, я жил в приюте. Можешь себе представить чувства ребенка, у которого есть отец и мать, но он живет в приюте? Да, всего месяц… нет, блядь, целый месяц! В то время как этот мудак мог забрать меня или побыть в Стокгольме, пока маму не выпишут.