– Ну и ну! – покачала головой Ада Марковна. – Высшую меру он не получил, потому что не достиг восемнадцати лет. Никита Хрущев, который правил в СССР с тысяча девятьсот пятьдесят третьего по тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год, один раз отправил на расстрел пятнадцатилетнего Аркадия Нейланда. Тот решил ограбить квартиру одной женщины, назвался почтальоном, а когда его впустили, зарубил и хозяйку, и ее шестилетнего сына топором. Потом Нейланд съел завтрак, который для ребенка приготовила жертва, ограбил жилье, поджег его и спокойно ушел. Но это единственный случай, когда в СССР привели в исполнение смертный приговор в отношении несовершеннолетнего.
– Верно, – согласился Димон, – Наум отправился отбывать наказание. Почему вы не спрашиваете, кого он лишил жизни?
– Несчастного человека, у которого были деньги, – предположила я, – когда наркоману нужна доза, он становится злым, ему все равно, как получить удовольствие, он может выхватить портмоне у человека, влезть в квартиру, хозяева которой неосторожно оставили открытое окно.
– Прямо в яблочко! – воскликнул Коробков. – Только все произошло на даче Воробьевых. Владельцы дома не закрыли окно на первом этаже. Глава семьи уехал в Москву, старший сын тоже отсутствовал. Маргарита Львовна ушла в магазин, Игорь вернулся на дачу, стал искать мать, зашел в ее спальню, а там человек душит подушкой женщину на кровати. Игорь схватил преступника. Назову его имя: Наум, младший сын Воробьевых.
В комнате на секунду стало тихо.
– Теперь понятно, почему Михаил Григорьевич перестал общаться с парнем, – воскликнул Никита.
– Подождите, – попросила я, – нестыковка какая-то. Димон, ты говорил, что Маргарита Львовна ушла в магазин.
– Да, – согласился Коробков.
– Но она же ушла, – повторила я.
Димон поднял брови.
– Почему ты подумала, что Наум лишил жизни свою мать?
– Ты сказал, что Игорь пошел в спальню матери, а там на кровати труп и убийца с подушкой в руках, – напомнила я.
– Да, но я не уточнил, чей труп, – фыркнул Димон.
– Хочешь сказать, что на постели Маргариты Львовны лежала не она? – спросил Никита.
– В гости к Воробьевой приехала ее лучшая подруга Нина Алексеевна Кропоткина, – пустился в объяснения Коробков, – женщины выпили кофейку, и у Нины началась мигрень. Погода в тот день шалила: сначала светило солнце, потом вдруг набежали тучи, стало душно, нависла гроза. Вот у Кропоткиной и заболела нещадно голова. Маргарита уложила подругу в самой прохладной комнате, своей спальне, распахнула окно, чтобы впустить побольше свежего воздуха, и пошла на другой конец деревни в сельпо за творогом. Она подумала, что Нина поспит пару часиков, а когда проснется, на столе уже будет запеканка с черной смородиной – любимое блюдо гостьи. Отсутствовала Марго полчаса, может, чуть больше. Где Игорь, она не знала, но не беспокоилась, сын стал совсем взрослым. Когда она вернулась домой, сразу прошла на кухню готовить. Но тут из коридора раздался голос местного участкового:
– Игорь, показывай!
Димон оторвался от экрана.
– Это я вам сейчас изложил то, что записал лейтенант Горелов, сотрудник убойного отдела.
– За короткий срок ты нашел старое дело? – восхитилась Ада Марковна.
– И оно оцифровано? – удивился Никита.
Коробков вытащил из кармана конфету и начал разворачивать обертку.
– Хотелось бы мне работать с такой скоростью, но не стану врать о своих суперспособностях. Есть программа поиска человека по СМИ, по упоминаниям о нем в разных источниках: в газетах, журналах, книгах. Я подумал, что от общения с сыном родители просто так не откажутся. Случилось нечто ужасное. Да, в то время интернета не существовало, зато сейчас он есть. Дюдюля вспомнила дело Аркадия Нейланда. Советские газеты о малолетнем убийце писали сухо и коротко: «Приговор приведен в исполнение». А сейчас зайди в сеть – и получишь все подробности в деталях. Вот я и решил запустить поиск по имени-фамилии. Возможно, у Воробьевых произошло нечто экстраординарное, и какой-то сайт из тех, что смакуют подробности преступлений прошлых лет, опубликовал статейку. Если где-то есть упоминания о Маргарите Львовне, Игоре, Науме, Михаиле Григорьевиче, то мне тут же упадет название статьи. И я получил, что хотел. Для лейтенанта Романа Сергеевича Горелова дело об убийстве Нины Кропоткиной стало судьбоносным. Работая над материалами, он ощутил писательский зуд, оставил карьеру следователя и написал свое первое произведение: «Правдивые сказки топтуна на отдыхе», сборник рассказов о делах, которые распутывал следователь Пожаров. Невероятно талантливый, умный, красивый сотрудник МВД, верный муж, заботливый отец, прекрасный товарищ и коллега. И что уж совсем необычно, Горелов оставил настоящее имя преступника, фамилию и отчество. Как правило, литераторы так не поступают, но это первая книга, опыта не было, редактор небось вопроса об именах героев не задавал.
Глава восьмая
– Себе-то он взял псевдоним, – усмехнулась Ада Марковна.
– Да, – подтвердил Димон, – Горелов до сих пор пишет романы. Правда, Роман Сергеевич отредактировал образ главного героя. Следователь Пожаров пережил личную драму, от него ушла жена. Алчная дамочка предложила мужу подделать за большие деньги документы в деле вора в законе. Пожаров отказался и отправил авторитета в суд. Супруга обозвала мужа идиотом в погонах и ушла от честного полицейского к олигарху, жулику, негодяю, мерзавцу, зато богатому. Пожаров с той поры одинок и окружен красавицами. И вообще он просто мачо и умен в придачу!
– А что с Наумом? – поинтересовалась я.
– В рассказе Горелова сообщается, что парень отсидел весь немаленький срок и вышел на свободу, – отчитался Коробков, – в заключении паренек времени зря не терял. Сначала он окончил десятилетку, потом обучился мастерству краснодеревщика. В колонии был на хорошем счету, замечаний не имел. Освободился и… как в воду канул, никакой информации о Науме Воробьеве больше нет.
– То есть ты ничего не нашел? – изумился Иван Никифорович.
– Пока да, но не теряю надежды на успех поисков, – отрапортовал Коробков. – Все выглядит так, словно со сведениями о младшем брате Игоря поработал чистильщик. Вообще ничего нет! Поиск усложняется из-за того, что Наума посадили еще при советской власти, а выпустили, когда в стране шли перестройка и перестрелка. Стало можно делать что хочешь, наступил расцвет бандитизма, решения вопросов с помощью оружия. Старые законы уже не работали, новые еще не работают. Страна жила по понятиям, из-за границы нам присылали гуманитарную помощь. Помните колбасу салями отчаянно-розового цвета? От нее потом язык и губы краснели, не отмыть их было. Или сухая смесь «Юпи», «просто добавь воды»? Веселое и одновременно жуткое время. У каждой станции метро был стихийный рынок, зарплаты хватало на один сникерс.
– А про Федора что-то есть? – осведомился Никита.
– Он зарегистрировался в Подмосковье, прописан в доме, но не является его владельцем.
– Так, – протянула Дюдюля, – уже интересно!
– Площадь дома семьдесят метров, к нему не подведены ни газ, ни вода. Есть электричество.
– Где он раньше жил? – не умолкала Ада Марковна.
Димон почесал затылок.
– Нет ответа.
– Похоже, Зинаида Борисовна не зря волновалась, – заметил Роман Сергеевич, – гость-то ей наврал, не покупал он недвижимость. И наверное, обыскивал квартиру Мориной в ее отсутствие. Говорил ей, что уезжает рано, и на самом деле уходил. Сидел где-то неподалеку в кафе, ждал, пока все уедут, шел назад и рылся в шкафах.
– Зачем? – задала вопрос дня Ада Марковна.
– Напрашивается ответ: что-то хотел найти, – сказал Вадим Борисович.
– Что люди ищут в чужих квартирах? – начала рассуждать вслух Дюдюля. – Деньги, драгоценности, компрометирующие материалы, какие-то документы. Я знаю одну бабушку, у которой хранятся метрические свидетельства о рождении всех членов ее большой семьи, выписки из церковных книг, там фиксировали тех, кого крестили. У старушки масса документов, они бережно разложены по коробочкам. Бабуля – кладезь информации.
– Федор не член семьи Зинаиды Борисовны, – возразил Вадим Борисович.
– Он племянник Игоря, – напомнила я, – возможно, ему нужно то, что прячет его дядя.
– Что именно? – задал вопрос Никита.
– Пока нет ответа, – вздохнула я и взяла жужжащий телефон. – Привет, Рина.
В ответ раздался плач, у меня перевернулось сердце.
– Она прилетела, – сквозь всхлипывания сказала Ирина Леонидовна.
Я решила сохранять спокойствие:
– Кто?
– Она.
– Как ее зовут?
– Не знаю.
Димон показывал пальцем на свое ухо, я включила громкую связь.
– Рина, где та, что тебя напугала?
– В квартире, – пролепетала свекровь, – такая страшная, огромная, жуткая. Я хотела убежать из дома, но как бросить Мози, Роки и Альберта Кузьмича! Надю!
– Она в квартире, – повторила я. – А как она туда попала?
– Не знаю! Танюшечка, мне страшно!
Я побежала к двери, выскочила в коридор, помчалась к лифту и при этом не переставала говорить.
– Рина, я буду дома через считаные минуты. Ты где сейчас?
– Спряталась в кабинете Вани, – дрожащим голосом отрапортовала свекровь.
– Отлично, – обрадовался Димон, который тоже вскочил в лифт, за ним туда же влетели все члены бригады.
– Рина, опусти защитную дверь, запри ее на все замки, – велела я, – сядь в кресло у пульта управления. Если поймешь, что предпринимается попытка войти, не паникуй. Дверь не поддастся никаким отмычкам. Ее не взорвать, она сделана из особой стали, между листами засыпка из спецматериала.
– Знаю, я уже активировала ее, – пропищала мать Ивана Никифоровича. – Ой, ой!
Я занервничала:
– Что случилось? Скажи немедленно.
– Мози описался, – ответила Рина, – я взяла с собой всех животных.
Я выбежала из лифта, влезла в джип, нажала на педаль, ткнула пальцем в аварийную кнопку, вылетела из подземного гаража и помчалась по шоссе, на котором парализовало все движение. А вы бы, сидя за рулем, как поступили, увидев, что по дороге, воя сиренами, мигая стробоскопами, крякая и взвизгивая, несется кавалькада черных, наглухо затонированных внедорожников, а из первого орет бас:
– Дорогу спецмашинам! Дорогу спецмашинам!
Вот вы бы продолжали спокойно ехать перед этой колонной? Я бы точно свернула в сторону, понятно же, что с такими людьми лучше не связываться.
Путь до дома занял три минуты, которые мне показались вечностью. Проигнорировав лифт, все помчались по лестнице и остановились у двери. Я молча подняла руку, растопырила пальцы, потом указательный направила на дверь. Димон вытащил у меня из кармана ключи и открыл замок.
Я показала большим пальцем направо, а указательным – вперед. Никита нырнул в коридор, который вел в столовую и гостиную. Дюдюля помчалась в сторону нашей с мужем спальни. Я посмотрела на Вадима Борисовича и повернула большой палец. Эксперт беззвучно направился в узкую галерею, она вела в постирочную и кладовку. В то же мгновение передо мной возник Никита, потом появился Димон, оба сделали пальцами знак: ок. Мы втроем миновали коридор, где находилась Дюдюля. Через секунду нас нагнал Пирогов.
Я выдохнула:
– Никого в квартире нет. Никита, отведи Вадима Борисовича в столовую. Мы сейчас придем туда же.
После того как детектив и эксперт исчезли из зоны видимости, я позвонила Рине:
– Выходи, мы у двери, в доме чисто.
Послышалось гудение, через пару минут створка приоткрылась, Ирина Леонидовна высунулась наружу.
– Она улетела?
– В квартире только мы, не бойся, – заверила подругу Ада Марковна.
Глава девятая
– Я не боюсь, – прошептала мать моего мужа, – я просто в ужасе.
Дюдюля засюсюкала:
– Риночка, я тебя не узнаю, кисонька. Ты ли это? Вспомни, как мы по крышам уходили, когда за нами люди Кривого гнались? Я боялась прыгать с дома на дом, а ты меня пинала, кричала: «Давай, лучше разбиться на …, чем в лапы урода угодить».
Я обомлела. Ну и ну! Сей факт из жизни свекрови мне был неизвестен.
– А когда мы в сарае горели? – продолжала Ада Марковна. – Я чуть сознание от ужаса не потеряла! Ты свою кофту сняла, разорвала, сунула мне кусок ткани, рявкнула: «Живо писай на тряпку, заматывай нос, рот, и бежим сквозь огонь». Я рыдаю, говорю: «Мне писать не хочется». И что я услышала? А?
– Не помню, – прошептала Ирина Леонидовна.
Дюдюля дернула на себя дверь, за которой пряталась мать Ивана.
– Ты крикнула: «Сама твою тряпку описаю. Бежим». И мы сквозь огонь промчались. Волосы сожгли, одежду, но не задохнулись, выжили в очередной раз. Я только потом, уже дома, вспомнила, как на занятиях по самоспасению Никифор говорил:
– В случае задымления помещения надо намочить любую ткань водой, замотать лицо и вперед, к выходу. Если нет воды, моча вам в помощь.
Я задним умом крепка, а ты всегда безупречно владела собой. А потом, после пожара, когда мы, грязные и страшные, до шоссе добрались, ты, Рина, тормознула фуру. До Москвы тридцать километров, можно пешком дойти, но далековато. Шофер дверь открыл.
– Эй, вы кто?
Ты ему в ответ:
– Мы феи дороги.
Водитель заржал.
– Чтобы я с вами..? Да никогда. На себя гляньте!
Я на обочину села, думаю, придется переть нам на своих двоих. А ты мужику говоришь:
– Ты неправильно нас понял, мы не шлюхи. Реальные феи. Денег у нас нет, но натурой расплачиваться не станем. Бабки есть у парня, к которому ты нас отвезешь, вот он не поскупится. Мы тебя за доброту наградим. Нафеячим Коле счастья, любви, семью хорошую, зарплату толстую.
Тот удивился: «Откуда вы знаете, как меня зовут?» – «Так я же объяснила, мы феи», – повторила ты. Не догадался парень, что ты распространенное имя наобум назвала. И это сработало. Он нас посадил, воды дал, бутербродами поделился. Мы всю дорогу смеялись, анекдоты рассказывали. И ведь сбылись твои слова, у Николаши теперь есть и семья, и дети, и внуки, и жена любимая, и зарплата шикарная.
